Карта времени - Феликс Пальма

XXXI

Тем вечером Уэллс совершил более долгую прогулку на велосипеде, чем обычно, к тому же он был один, без Джейн. Под кручение педалей хорошо думается, сказал он себе. Уэллс был одет в свою неизменную охотничью куртку-норфолк, перехваченную поясом. Он неспешно ехал по сельским дорогам Суррея, в то время как его мысли летали очень далеко от проплывавших мимо пейзажей. Он обдумывал, как лучше ответить на письмо, полученное от той странноватой девушки, Клер Хаггерти. В соответствии с рассказом Тома, который разыграл перед ней спектакль в чайном салоне, переписка должна была включать в себя семь писем. Уэллсу предстояло написать три из них, а Клер — четыре, в последнем она попросит его совершить путешествие во времени, чтобы вернуть ей зонтик. Он мог сочинять все что угодно, если это вписывалось в рамки сюжета, придуманного Томом. И чем больше Уэллс размышлял об этом сюжете, тем больше убеждался, что его очень увлекла история, наспех состряпанная этим полуграмотным юношей. История была захватывающая, красивая, а кроме того, вполне правдоподобная — разумеется, если предположить, что существует машина, способная проникать в разные эпохи, прорываясь сквозь время, а также что будущее Мюррея действительно могло бы когда-нибудь наступить. Вот это-то нравилось Уэллсу меньше всего: в историю хоть и косвенным образом, но все-таки был замешан Гиллиам Мюррей, который также имел некое отношение и к спасению души несчастного Эндрю Харрингтона. Неужели это рок заставил их жизненные пути пересечься? По злой иронии судьбы теперь Уэллсу приходилось перевоплотиться в капитана Дерека Шеклтона — персонажа, созданного его заклятым врагом. Неужели ему самому, подобно Творцу из Ветхого Завета, придется вдохнуть жизнь в картонного героя?

Возвращаясь домой после прогулки, Уэллс ощущал здоровую физическую усталость. Она подействовала на него умиротворяюще, ему уже стало более-менее ясно, о чем будет первое письмо. Он аккуратно поставил на стол чернильницу, положил рядом перо и стопку бумаги и попросил Джейн не беспокоить его в течение ближайшего часа. Уэллс сел за стол, глубоко вздохнул и принялся писать первое любовное письмо в своей жизни:

Дорогая Клер!

Я несколько раз принимался за это письмо, пока наконец не понял, что единственный для меня верный способ начать его — сделать то, что ты просишь: просто сказать тебе: «Я тебя люблю». Должен признаться: вначале я думал, что не смогу написать эти слова. Я испортил множество листов бумаги, пытаясь объяснить, что все это лишь вопрос веры. Как я мог влюбиться в Вас, мисс Хаггерти, если я даже никогда Вас не видел? Я принимался писать, но не осмеливался говорить с тобой так, как требовало того мое отношение к тебе. Все мои логические построения рассыпались, как карточный домик, и я должен признать очевидное: ты утверждала, что я уже давно влюблен в тебя. И как я могу усомниться в твоих словах, если я сам нашел твое письмо рядом с тем огромным дубом, преодолев пропасть во времени, отделяющую меня от 2000 года? Ты права, не нужно более никаких доказательств, чтобы понять, что все, что ты говоришь, правда: и то, что я встречу тебя через семь месяцев, и то, что между нами возникнет любовь. Так если я будущий полюблю тебя, почему я настоящий не могу любить тебя уже сейчас? Не верить этому означало бы сомневаться в собственных желаниях. Не будем терять времени, ожидая появления чувств, которые так или иначе должны будут возникнуть.

С другой стороны, ты всего лишь просишь меня о некоем акте доверия, который ты сама уже совершила. Когда мы встретились, как ты говоришь, в чайном салоне, ты должна была поверить, что видишь перед собой мужчину, которого полюбишь в будущем. И ты поверила. Спасибо тебе за это от моего будущего «я», Клер. А я настоящий, тот, кто пишет эти строки, тот, кто еще не знает сладости твоих прикосновений, могу только отплатить тебе таким же доверием: я верю, что все, что ты говоришь, правда, что все, о чем ты пишешь в своем письме, действительно случится, уже каким-то образом случилось. Поэтому я просто говорю тебе, что я люблю тебя, Клер Хаггерти, кем бы ты ни была. Я люблю тебя с этой самой минуты и буду любить всегда.

Том дочитывал письмо, держа его дрожащими руками. Уэллс принялся за дело всерьез. Он не только с уважением отнесся к истории, придуманной Томом, и к персонажу, роль которого он играл, но, судя по этому письму, действительно почувствовал себя так же влюбленным в девушку, как она в него, то есть в Тома, а если точнее, в бесстрашного капитана Шеклтона. Том знал, что для Уэллса это была лишь игра, но игра по силе превосходила те реальные чувства, которые сам Том ощущал в своей груди, а все должно было быть наоборот, ведь это он был с девушкой, а не Уэллс. Если еще день назад Том не мог ответить себе на вопрос, что за чувство заставляло так сладостно замирать его сердце, теперь у него в руках появилось некое подобие измерительного инструмента — любовное послание писателя. Испытывал ли Том то же, что испытывал Шеклтон, когда его устами говорил Уэллс? Поразмыслив несколько минут, Том понял, что на этот вопрос был только один ответ: нет, не испытывал. Он ни при каких обстоятельствах не мог бы почувствовать такую любовь к кому-то, кого больше никогда не увидит.

Он положил письмо на надгробие Джона Пичи и направился обратно в Лондон. Том был, в общем, удовлетворен результатом, хотя его несколько разозлила просьба, высказанная Уэллсом в конце письма. По его мнению, просить о подобном мог только настоящий извращенец. Он с неприязнью вспомнил последний абзац:

Я никогда ничего не желал так страстно, как ускорить ход времени, чтобы семь месяцев, которые остаются до нашей встречи, растаяли как дым. Но я должен сознаться, что страстно хочу не только увидеть тебя, Клер, но и удовлетворить свое огромное любопытство ко всему, что связано с путешествиями во времени. Ты действительно сможешь перенестись в мое время? Мне ничего не остается, как делать то, что я могу: отвечать на твои письма, стараясь замкнуть круг с моей стороны. Очень надеюсь, что мое первое письмо тебя не разочарует. Завтра я оставлю его у дуба, перенесясь в твое время. В следующий раз я появлюсь там через два дня. Я верю, что к тому моменту меня будет ждать твой ответ. И возможно, это слишком дерзко с моей стороны, но я хотел бы просить тебя об одном, любовь моя. Ты можешь в своем письме рассказать мне о нашей встрече? До нее еще так много дней, и хотя я обещаю терпеливо переждать их, самый сладостный способ сделать это — перечитывать снова и снова твое письмо, в котором ты поведаешь мне, как мы будем счастливы в будущем. Расскажи мне все, Клер, пожалуйста, не скрывай ничего. Расскажи мне, как мы будем любить друг друга в первый и в последний раз, потому что с этой минуты я буду жить только твоими словами, моя милая Клер.