Мать или Новый Вид (Том 2) - Сатпрем

Пространство, время и смерть переплетены.

И все три являются преходящими приспособлениями, ведущими к... чему?

Точно так же, как Материя тяжела, заморожена и поделена в нашей тюрьме, так и время застыло, уплотнено и медленно течет на расстояниях нашей фрагментированной Материи -- нашего фрагментированного сознания. Время является лишь ложным восприятием разделения в среде, где все непрерывно, ненарушено и непосредственно -- и светло. Время является ритмом сознания, - сказала Мать. Наша Материя находится в ложном ритме, точно так же, как она ложно толста -- если ритм изменится, Материя тоже изменится или, скорее, станет тем, чем на самом деле является. Время = Сознание = Ритм = Материя.

Другой ритм Материи.

Какой настоящий ритм Материи?

Как выглядит эта истинная Материя, этот физический мир, как он есть, в котором тело Матери, клеточное сознание Матери "путешествует" мгновенно и повсюду?

XXIII. НАСТОЯЩАЯ ЗЕМЛЯ

Физический мир просто как он есть?

Сейчас мы входим в достаточно загадочную часть Леса Матери. Все загадочно для нас. Вы стараемся воссоздать связный мир через прутья нашей тюрьмы, мы тычемся нашими пробами, антеннами и микроскопами, чтобы схватить это грандиозное целое, но на самом деле мы не схватываем ничего, мы схватываем лишь то, что пришло в нашу тюрьму: это не мир, это мир нашей тюрьмы. А когда мы умираем, то уходим на другую сторону тюрьмы -- в никуда, в ничего, рай. Мы можем говорить все, что угодно, поскольку никто не возвращался оттуда, по крайней мере, не в том же теле. Когда мы засыпаем, то тоже уходим на другую сторону тюрьмы -- сны, темные или сияющие джунгли, знаки вопроса и неожиданные встречи, и все это по возвращению облекается в язык тюрьмы: это перевод пасторальной жизни извечным узником, который никогда не видел настоящего поля. Мы можем говорить что угодно, но мы никогда не видим этими глазами, возможно этим глазам нужно обратится в прах, чтобы видеть по-другому. Когда мы медитируем, то кажется, что выходим из тюрьмы -- боги, дьяволы, ослепительные или мрачные космосы, поразительные откровения и множество знаков вопроса, которые растворяются в воздухе, свободном от проблем -- мы можем говорить что угодно, но когда мы возвращаемся, то все проблемы остаются здесь же, нерешенными. И все не согласны друг с другом, каждый видел нечто другое, каждый создает собственное евангелие. Но, в конечном итоге, что приобретено вне тюремной клетки? Менее опутанная часть Разума, который после возвращения через прутья передает то, что он думал, что видел без прутьев -- это Разум, вводящий себя в заблуждение собственной историей мира, только на более широкий манер, с небольшими добавками, чтобы сделать историю миленькой. И все же все то сверкающее или темное ничто, странное и причудливое, есть то, что составляет лучшую часть нашей клетки, ее наиболее комфортабельную часть для тех, кто не полностью механизирован. Но мир, великий мир плывет впереди, никто никогда не схватит его, никто не видел его своими голубыми или коричневыми глазами, тем способом, каким мы видим маленький листок, который так мягко трепещет на ветру, прямо перед нами.

Живые и мертвые

Мы могли бы сказать, что Мать -- это та, которая возвращалась из того мира, но даже и это не так. Она не ходила на другую сторону тюремной клетки, чтобы вернуться с историей на ментальном языке. Она работала, чтобы другая сторона пришла сюда, а не для того, чтобы втиснуть ее в эту тюрьму (как если бы мы могли когда-нибудь засунуть ее в норку сурка), но чтобы поместить в теле обе стороны одновременно: то, что другие искали высоко вверху и в грезах, она находила здесь внизу, конкретно, в клетках своего тела. И поскольку это путешествие совершает не маленький кусок Разума (я был готов сказать "экскурсию", но это скорее "инкурсия" - просачивание), то трудно изложить на картезианском языке то, что происходит. На самом деле картезианской является только клеточная тюрьма, все остальное гораздо менее жестко. Видят именно глаза клеток, очень молодые глаза, у которых еще не так много ума (к счастью); надеемся, представители нового вида будут более одарены настоящими глазами. Мы всегда забываем, что супраментальное тело, которое будет жить и обращаться со всем этим совершенно естественно, еще не создано в ходе эволюции -- в настоящий момент есть старое, переходное тело, которое находится одновременно на обоих сторонах и которое начинает завладевать органами "следующего пути", не зная средств передвижения и выражения этого пути. Это тело будет создано, будьте уверены -- как, мы вовсе не знаем, или, возможно, Мать даст нам некий намек -- а, тем временем, мы находимся на стадии бабочки внутри гусеницы. Как раз это я сказал Матери как-то после одного из ее радикальных переживаний: "Если бы гусеницы внезапно дали глаза бабочки, она бы запаниковала!" Но Мать никогда ничего не страшилась, она экспериментировала, отмечала результаты и шла дальше. Мать никогда не останавливалась на пути ради какого бы там ни было переживания, даже самого тонкого -- в тот момент, когда оно увидено, с ним покончено. Узнать вещь означает ее умертвить. Нужно идти дальше. И так она и делала.

Поэтому мы оставлены с самим переживанием, без логики: в такой-то день, при таких-то обстоятельствах, при 95 градусах по Фаренгейту (хотя в Пондишери всегда жарко) вот что я видел; другие могут навешивать любую логику, какая им нравится, я имею лишь глаза Обывателя Нового Мира или, скорее, маленькие озорные глаза тела Матери. Как странно, что даже клетки Матери были юмористичны. Но поскольку я был Обывателем, то она пыталась как можно лучше разъяснять мне все: Хорошо, предположим на мгновение, что ты -- Божественное! Ты содержишь в себе все и просто находишь восторг в том, чтобы привносить все в определенном порядке; но для тебя, в твоем сознании, все там одновременно: нет ощущения времени, нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего -- все вместе. И в любой возможной комбинации. Он находит восторг в том, что привносит одну вещь за другой, просто так [что означает, пропускать их одну за другой сквозь прутья тюремной клетки]. Так что эти бедные друзья внизу, которые видят только маленький кусочек (они видят его большим), говорят: "О, это ошибка!" Как это ошибка? Просто потому что они видят лишь маленький кусочек в одно время... Это ясно, не так ли, это легко понять. Представление об ошибке принадлежит времени и пространству. То же самое касается представления, что вещь не может одновременно БЫТЬ и НЕ БЫТЬ. И все же это верно: она есть и ее нет. Именно ощущение времени -- времени и пространства -- вносит ошибку. Все равно, это было немножечко чересчур для моего ортодоксального картезианства: "Что ты имеешь ввиду, что вещь может быть и не быть одновременно, как такое может быть?" Вещь есть, и одновременно есть ее противоположность. Тогда как для нас не может быть "да" и "нет" в одно и то же время. Для Господа ВСЕ ВРЕМЯ есть "да" и "нет" одновременно!... То же самое относится к нашему представлению о пространстве; мы говорим: "Я здесь, поэтому тебя здесь нет." Но я здесь, и ты здесь и все здесь! И Мать рассмеялась мне в лицо. Но внезапно тон разговора стал серьезнее: То же самое с бедными "умершими". Сколь часто, как очень часто бедные человеческие существа разрушались теми людьми, которые больше всего их любили... в предположении, что они мертвы! Для них наступало очень плохое время. "Разрушались?" -- я был несколько поражен. Да, они сжигались [то есть, их кремировали]. Или же запирали в ящике, без света или воздуха -- АБСОЛЮТНО СОЗНАТЕЛЬНЫХ. А поскольку они не могли никак выразить себя, то их считали умершими. Ничто не стоит сказать "Они мертвы"! Все же они очень сознательны. Они сознательны. Предположим, что кто-либо больше не может ни говорить, ни шевелиться -- он "мертв", согласно человеческим представлениям. Он мертв, но он сознателен. Он сознателен и видит людей вокруг себя: кто-то причитает, кто-то... (если он немного ясновидящий, то видит и тех, кто радуется), но он также видит, как его кладут в гроб, который затем плотно закрывается: а, теперь все кончено, они собираются похоронить его. Или же его приносят в крематорий, а затем огонь - в рот -- АБСОЛЮТНО сознательного. Я переживала это последние несколько дней. Я видела это в последние несколько дней, потому что пребывала по два часа, по крайне мере, в мире, который называется "тонким физическим", где живые и мертвые находятся вместе без ощутимой разницы. Нет разницы. Например, когда X была в теле, я обычно видела ее раз в год, ночью (возможно, даже реже). В течение многих лет она совершенно не существовала в моем сознании; с тех пор, как она ушла, я вижу ее почти каждую ночь! И там она такая же, как и была, ты знаешь, за исключением того, что она не мучится, это все. И там же находятся и живые -- те, кого МЫ называем "живыми" или "мертвыми" -- они там вместе, гуляют вместе и наслаждаются вместе. И это было в милом и спокойном свете, очень приятном, во всяком случае, это было очень приятно. Я сказала себе: вот что! Люди сами придумали, когда наступает смерть, и тогда они говорят: все, он мертв.