Танец теней (СИ) - Полина Ледова

губительным для обоих миров. Правила изменились раз и навсегда. Постепенно, если им это удавалось, они вытесняли старую душу, крали у неё все воспоминания и чувства, и подменяли собой. Первая душа уходила, а тень получала ещё один шанс. Только будучи серыми, они не умели им распоряжаться и снова возвращались на Асфоделевы поля в моё царство.

Вместо того чтобы отвести Аластора в новое место, Персефона вдруг показала ему спираль. Аластор не понял, как ей это удалось, но было похоже на то, что она отправила этот образ прямо ему в голову.

— Всё вращается по спирали, — сказала она. — Миры создаются и постепенно вырождаются. Для всех вселенных иногда нужна чистка — перезапуск. Тогда в новом витке спирали возникает новый мир. Беда в том, что каждый раз спираль становится всё уже и уже. — Она насупилась. — Конец света уже был, но тени всё ещё на свободе, и их становится всё больше. Это последний виток спирали — Океания. Если тени проберутся и туда, они отравят её. Ещё одного перелома спираль не выдержит. Тогда будет конец.

Она убрала спираль. Они оказались возле реки, теперь он знал название — Лета. Мирные воды вечного забвения. Как сладки они были для несчастных скитальцев, теней.

— Ты всё вспомнил, — согласилась она. — Но ожить ты не сможешь никак, а пройти через трещину я не позволю. Я предоставляю тебе выбор. Либо Тартар, либо Элизий. Тартар ты можешь получить прямо сейчас — зайди в воду с головой и пей. Волны Леты унесут тебя сами. Там будет забвение. Глубокое и бескрайнее.

— Я не согласен на это, — сказал Аластор. — Я нужен Вестании и Теренее. Моё место с ними.

В её взгляде вновь появился праведный гнев.

— Ты ошибаешься, если считаешь, что заслужил спасение своим поступком. — Заявила Персефона. — Ты сделал худшее из того, что можно было совершить — ты отдал себя тени, накормил её. Поэтому ты и смог меня найти, твоя гибель была иной, не такой, как у остальных.

— У меня не было выбора…

— Считаешь, что совершил великий поступок, пожертвовав собой ради девочки? — брови изящно приподнялись. — Думаешь, одним этим можно смыть все грехи? Ты забыл, скольких ты убил? Детей, бродяг, сумасшедших, их мать? Ты был убийцей, и ты так и остался им. Может, эти две девочки и поверили тебе, разглядели твою светлую сторону, но я вижу правду, меня ты не обманешь. Твой поступок ничего не изменил, ты так и остался серым, и в твоём случае дорога в Элизий будет слишком тяжёлой. Я предлагаю Тартар.

— Я не хочу их забывать. — Сказал Аластор. — Ни за что на свете я не откажусь от воспоминаний.

Персефона стояла и смотрела на него с оценивающим видом.

— Значит, Элизий, — в конце концов, заключила она. — На что ты готов пойти?

— Я не знаю… — признался Аластор. Он бы отдал всё, чтобы вернуться в мир живых, но смерть не позволит ему. — Я готов искупить свои грехи. Расплатиться за тех, кого убивал.

— Тебе нужна индульгенция, а не Элизий, — сказала Персефона, ещё раз изучив его взглядом. — Цена будет очень велика.

— Я согласен. — Он говорил искренне. Терять всё равно было нечего.

— Ты не знаешь, на что соглашаешься. — Напомнила Персефона. — Тебе придётся пережить смерть. Раз за разом, пережить смерть тех, кого ты убил. Тогда я заберу их с твоего счета. Эти убийства станут моими, а я имею святое право на убийство.

— Я согласен. — Повторил Аластор.

— Ну что ж, — её губы впервые тронула улыбка. — Тогда крепче держи меня за руку.

***

Встреча с Вестанией и Теренеей почти смогла отвлечь Нику от скорбных событий последних недель. Она вспомнила, как приятно ей было заботиться о маленькой Торне, когда они также летели в кабине дирижабля на поиски легендарного Ууракулиса, Блуждающего города. Ника никогда не хотела детей и прекрасно понимала, что у неё их не будет. Её отталкивали младенцы, она испытывала только брезгливость и страх при виде них. Но вот с подростками ей на удивление нравилось общаться. Может, в их неуверенности и неказистости она находила что-то знакомое и похожее на неё саму? Оттого ей хотелось помочь им, словно так Ника могла спасти саму себя, вот только и она прекрасно понимала — в целой вселенной никто никого спасти не сможет, особенно теперь, когда мир обречён на конец.

И всё же она получала слабое утешение от того, как показывала Теренее, как играть на арфе. Её трогала та сестринская любовь, которую она видела в общении между Вестанией и младшей. А ещё на борту «Икара» теперь была собака — единственная из выживших, её звали Сказка. Если поначалу она просто лежала и тихонько скулила, то сегодня впервые стала вставать, даже поела немного варёной курицы. Позднее Теренее даже удалось с ней немного поиграть, пусть она ещё и оставалась слишком слабой. Ничего, самоеды — крепкие собаки, а значит, она скоро совсем отойдёт.

Ника рассказала сёстрам их с Эльпис историю любви с самого начала — как они встретились в Академии, обнаружили фантастическое внешнее сходство друг с другом. Как решили всерьёз заняться музыкой и выступать вместе, потом о знакомстве с Пигмалионом и о контракте с «Оморфией». О жизни в Харибде, о попытке их побега в Океанию. Только вот Ника умолчала о том, почему именно он не состоялся.

— Зато в этот раз всё получится. Я уверена. — Сказала она, отведя взгляд от сестёр на заснеженный полуостров Пацифида, что лежал далеко под ними.

— Мне жаль, что всё так получилось. — Сказала Теренея.

— Путь к свободе всегда связан с потерями. — Отозвалась Ника. — Вы тоже многих потеряли на этой дороге.

Вестания ничего не сказала. Она поднялась с дивана и отошла к иллюминатору, отвернувшись от остальных. Прячет слёзы. Старается быть сильной ради сестры. Она уже услышала рассказ девочек об их путешествии. Удивительно, как дети смогли вынести столько испытаний, выпавших на их долю.

— Может, сыграешь что-то? — Спросила Теренея с надеждой в голосе. Наверное, хотела сменить тему.

Ника задумалась. Играть песни из их последнего альбома не хотелось. Слишком много воспоминаний.

— Я сыграю самую первую песню, что мы написали с Эльпис. Ещё когда учились в Академии. Она была о нас, но мы решили, что не будем исполнять её, когда стали Эльпиникой. Называется «Капля крови и капля вина».

Ника села за арфу и стала самозабвенно перебирать струны, вспоминая подзабытый мотив. Она запела:

Вдруг потеряла отраженье я своё,

Его склевало этим утром воронье,

И я разбила на осколки зеркала