По тонкому льду - Георгий Михайлович Брянцев

вдруг Пейпер покажет когти? Вдруг заартачится? Припугнет нас гестапо? Да и мало ли еще какие «вдруг» объявятся… Притом, кто должен пойти на решительный разговор с Пейпером? Кто подвергнет себя риску быть не только проваленным, разоблаченным, но и, возможно, арестованным? Если Пейпер не дурак (а почему он должен быть дураком?), то он, конечно, предпочтет избавиться от человека, овладевшего его тайной. Зачем ему нужен такой свидетель? Не лучше ли превратить его в молчаливого покойника? Так вот…

Если все ясно, то кто же возьмет на себя деликатную миссию переговорить по душам с Пейпером? Быть может, Геннадий Безродный? Не годится. Плохо знает язык и вообще мелко плавает. Аристократ? Нельзя. Он не просто содержатель явочной квартиры, но еще и опекун Наперстка. Андрей? Остается он… Странно.

Самое трудное и опасное приходится возлагать на того, кому ты больше веришь, кого любишь, кто тебе дороже, ближе, роднее. А почему, собственно, Андрей?

Да, почему? Почему не я?

— Знаешь, Андрюха, — начал я. — Пейпера поручим мне. Я с ним найду общий язык.

Андрей покачал головой:

— Одному нельзя. Надо вдвоем. Я уже думал об этом, ставил себя на его место. Пойдем вместе. Так лучше. Сразу все решим при нем. Понимаешь?

Я кивнул.

— Согласен?

— Да. А где провести разговор?

— У него. Он живет на частной квартире. Надо только хозяина прощупать.

Что за птица?

Условившись об очередной встрече, мы встали, готовые покинуть комнату, но тут появилась Наперсток.

— Карл Фридрихович просил не уходить, — объявила она. — Будем пить чай.

Пришлось подчиниться. Мы прошли во вторую комнату и сели за стол.

Доктор был верен себе. Ни одного раза он не выпускал нас из дому, не накормив. Карл Фридрихович считал долгом делиться с товарищами своими запасами.

Когда на столе появился исходящий паром чайник, в комнату вошел, потирая руки, сам Карл Фридрихович.

— Не поверили, что у меня новость, и хотели уйти? — обратился он к нам.

— Почти не поверили, — признался Андрей.

— Подумали, что старик изобрел предлог попить чайку? — продолжал доктор.

— Что-то вроде этого, — сказал Андрей.

Карл Фридрихович укоризненно покачал головой.

Наперсток начала разливать чай. Я положил себе в тарелку несколько горячих картофелин.

— Хочу поведать вам одну историю, — начал доктор, не прикасаясь к еде.

— История не из моей жизни, а из жизни друга — покойного доктора Заплатина.

Но я был ее свидетелем. А если говорить точно — участником. Как и всякая история, всплывающая на поверхность сквозь туман времени, она окутана таинственностью.

— Сразу заинтриговали, — заметил Андрей.

— И даже аппетит испортили, — добавил я, расправляясь с картошкой.

А Карл Фридрихович продолжал рассказывать. Случилось все осенью, до войны, в хуторе Михайловском, в субботний вечер. Он, Карл Фридрихович, был гостем доктора Заплатина по случаю дня его рождения. Тот жил одиноко.

Поздравить зашли еще несколько сотрудников больницы, где работал Заплатин. К полуночи все разошлись, а Карл Фридрихович остался ночевать. Погода стояла препакостная, плестись через весь город в такую мокрядь не хотелось.

Улеглись спать, а перед рассветом обоих разбудил стук в дверь. Заплатин надел халат и вышел в переднюю, включив на ходу свет в двух комнатах. Карл Фридрихович лежал на диване. Через минуту Заплатин вернулся, но не один, а с незнакомым человеком. Незнакомец переступил порог, сделал шаг, другой, потом закачался и, попятившись, припал к стене. Он был без головного убора, волосы мокрые и всклокоченные. Пальто измято, испачкано грязью. "Мне плохо, — прохрипел незнакомец, — помогите. Только не в больницу. Я отблагодарю".

После этой короткой фразы он закатил глаза и стал скользить по стене. Карл Фридрихович вскочил с дивана и бросился на помощь Заплатину. Общими усилиями они подняли человека и положили на диван. Незнакомец был без сознания.

Карл Фридрихович прервал рассказ и попросил Наперстка налить ему чаю.

Нам он лукаво подмигнул:

— Интересно для начала?

— Очень, — заверил я.

Андрей промолчал, но лицо его выражало крайнее изумление, словно рассказ касался не какого-то там незнакомца, а самого его, Андрея Трапезникова.

Карл Фридрихович отпил несколько глотков того, что я именую по привычке чаем, погрел пальцы о горячий стакан и продолжал рассказ.

Незнакомец имел сквозное пулевое ранение и перелом руки. Если бы все это произошло в доме Карла Фридриховича, можно заверить, что пострадавший, невзирая на его просьбу, через несколько минут оказался бы на больничной койке. Законы издаются для всех. Но у Заплатина были странности. Он оставил раненого у себя и превратил квартиру в филиал больницы. Человек нуждался в срочной квалифицированной помощи, и эту помощь ему оказали два врача. На спине незнакомца оказалась аккуратная маленькая дырочка. Тут вошла пуля. На поверхности грудной клетки зияла большая кровоточащая рана. Тут пуля вышла.

Она прошла верхнюю долю легкого и этим осложнила дело. Плевральная полость была заполнена кровью. Пришлось наложить давящую повязку. Не лучше обстояло дело и с рукой: открытый, загрязненный перелом кости левого предплечья с повреждением крупных кровеносных сосудов. Потребовалась перевязка, накладка гипсовой повязки с открытым окном… Короче говоря, незнакомец пролежал в доме Заплатина чуть ли не месяц. Карл Фридрихович видел его еще два раза. Он не назвал себя, но обещал по выздоровлении объяснить Заплатину историю, в которую попал. Но объяснения не последовало. Он исчез. Исчез неожиданно и бесследно.

Карл Фридрихович вновь прервался и начал отхлебывать чай.

Андрей уже не сидел. Он шагал по комнате, глубоко засунув руки в карманы. Когда доктор прервал рассказ, он подошел к столу, ухватил руками спинку стула так, что побелели суставы, и спросил:

— Вы помните дату, когда явился ночной гость?

Я перевел взгляд с Андрея на Карла Фридриховича.

— И помнить нечего, — ответил доктор. — День рождения моего друга двадцать восьмого октября. Такие даты не