Светорада Медовая - Симона Вилар

Светорада вновь подала голос:

– У нас на капище богини любви Лады тоже есть умелые женщины, которых волхвы выбирают из первых красавиц для особого служения. Но они живут уединенно, и их ласки служат наградой для самых достойных мужчин. Если же кто и добивается любви такой служительницы Лады, то это великая милость, поскольку вместе с прекрасной женой он получает от служительниц капища богини особые дары и благословение.

В глазах Мариам появился некий интерес. Она даже повернула к княжне свою небольшую аккуратную головку. Вероятно, она наконец-то признала, что в варварской жизни на Руси есть кое-что приемлемое и для нее. А вот там, где жила она…

– Как бы высоко ни вознеслась куртизанка благодаря своему покровителю, она всегда остается порочной, – продолжала Мариам. – А когда сменяется Папа на престоле, то каждый новый понтифик считает своим долгом изгонять из благословенного Рима распутных блудниц. И вышло так, что мой тогдашний покровитель оказался достаточно богобоязненным и выполнил волю Папы, избавившись от меня. Правда, используя свое положение, он счел достойным не просто изгнать свою содержанку, а отправить ее туда, куда она пожелает. Я выбрала Византию, о которой была наслышана как о богатой и культурной земле, где, по рассказам, блудница может стать даже императрицей.[124] Однако все это были только иллюзии. На самом деле патриарх в Константинополе относился к куртизанкам еще строже, чем Папа Римский. И я уже стала всерьез опасаться, что меня запрут в монастыре, когда судьба свела меня с одним высокородным хазарином, который как раз подбирал женщин для гарема кагана. Он предложил мне отправиться на смотрины, хотя я была куда старше, чем девушки, которых он выбрал. Однако мои манеры и внешность привлекли его, и он счел меня достойной предстать пред каганом Мунишем. Хазарин предложил мне солидную сумму, чтобы я отказалась от свободы в обмен на безбедное и замкнутое существование при гареме в Итиле, и я, тогда мало понимавшая, на что иду, решила продать себя.

Светорада ахнула. Она все еще гадала, пленница она тут или гостья, а мудрая Мариам добровольно отказалась от воли ради спокойной жизни в этом роскошном и скучном дворце!

Мариам как будто прочитала мысли княжны и нахмурила тонкие брови.

– Ты, Медовая, маленькая дикарка, и тебе не дано понять, что если у человека нет счастья, то лишь богатство и почести могут создать иллюзию вполне благополучной жизни. Ты, молодая и глупая, не понимаешь, что сама отказываешься от счастья.

В ее голосе вдруг прозвучала злость, а узкие глаза смотрели с такой ненавистью, что Светорада опешила. А потом Мариам неожиданно призналась, что ненавидит Медовую за то, что та лишает ее самого дорогого… Чего именно, она так и не сказала, однако ее голос сочился ядом, и Светорада молча встала и ушла, все еще слыша за спиной презрительный смех Мариам.

На другой день, когда служанка Мариам как ни в чем не бывало явилась, чтобы пригласить Светораду в гости, княжна отказалась, сославшись на нездоровье, хотя вид прихворнувшей княжны – она весело плясала и кружилась вместе с другими танцовщицами – свидетельствовал об обратном. Не пошла она и на следующий день. И на следующий, пока Мариам не перестала ее зазывать.

Зато весть, что русская красавица отказалась от дружбы с Мариам, быстро разошлась по дворцу. Даже Захра решилась подойти к ней во время прогулки, завела разговор о том, что все в гареме понимают, почему Светорада перестала общаться с этой змеей. А еще Захра милостиво предложила Светораде отправиться вместе с ней и иными женами тарханов на жестокие бои в Итиль. И, как ни странно, Светорада согласилась. Овадия все время был занят, гаремная монотонная жизнь изводила ее, а тут еще начали моросить дожди, вызывая скуку и дремоту.

Однако же, вновь посетив жестокие поединки, Светорада, как и в прошлый раз, убедилась, что они не развлекают ее, а только вызывают оторопь и омерзение. Она не могла понять, что так заводит всех этих благородных женщин, и даже удивилась, заметив, что и ее Руслана, наблюдая, как здоровые полуголые мужчины пытаются покалечить, или убить один другого, пришла в неописуемое возбуждение.

У себя в покоях Светорада играла с Взимком, смеялась, когда ее служанки с недоумением смотрели на восхвалявшего Перуна попугая. Забавная обезьянка, наоборот, вызывала у всех восторг, и девушки веселились, глядя, как ловкая зверушка наскакивает на полусонную ящерицу, а потом с криком убегает, карабкается на занавески и испуганно верещит, стоит рептилии резко дернуться в ее сторону. Но всеобщим любимцем, бесспорно, стал медвежонок. Его выводили гулять на поводке, в покоях закармливали сладостями, учили выделывать всякие трюки в обмен на подачки. Так что какое-то время было чем себя занять. А потом княжна опять заскучала. Сидела в своей опочивальне у окна, вышивая по тонкому полотну пестрых петушков и цветы на манер оберегов-узоров ее родины. Жизнь в Итиле по-прежнему казалась ей чужой, и по вечерам, после ванны и массажа, Светорада подолгу лежала на своем широком ложе, вспоминая, как трепещут листочки берез под солнечным ветром, как плывут струги по глади Днепра. Она представляла, как волхвы собираются перед жертвоприношениями на капищах, а девушки по вечерам поют под перезвон слепых бродячих гусляров. Ах, как же она тосковала по Руси! И постепенно в душе княжны стала просыпаться досада на Овадию. В его присутствии она хотя бы чувствовала, что нужна ему, а так, ведя однообразную дворцовую жизнь, только и делает, что пытается отбросить навязчивые горькие мысли, которые лезли в голову. А ведь дай он ей волю – так бы и полетела на Русь! И ее уже не страшили ни права на нее княжича Игоря, ни жесткая властность Олега, ни ревнивое коварство Ольги Вышгородской. Она бы вернулась в милый ее сердцу Смоленск, увиделась бы с братьями, приникла бы к груди взрастившей ее няньки Теклы… А потом слушала бы пение теремных девушек в ткацкой, вдыхала бы морозный воздух во время святок на Корочун.[125] Морозы наверняка уже сковали Днепр, валит пушистый снег, и так заманчиво было бы прокатиться в санях с бубенцами навстречу холодным закатам и ядреным колючим ветрам! А тут… Тихо и скучно…

Светорада как-то заговорила об этом с Русланой, но та в последнее время была какой-то отчужденной, задумчивой и все чаще отпрашивалась на бои в Итиль. Княжне казалось, что ее, кроме этих жестоких и будоражащих схваток, ничего больше не волновало. Да и в самом дворце что-то происходило, некое волнение, оживление, которое было непонятно и интриговало. Однажды во время прогулки в саду Светорада увидела наблюдавших за ней со стены бека Вениамина и его родича Аарона. Знатные иудеи о чем-то переговаривались, не сводя с нее глаз, и княжне стало неуютно. Прежде приветливые иудейки сторонились ее, держались надменно и холодно. Они все словно бы о чем-то знали, в то время как Светорада пребывала в полном неведении.