Магадан — с купюрами и без - Владимир Данилушкин

Она рассказывает в который раз о чудесном спасении пальца, остро переживая всю гамму ощущений случившегося полвека назад, оглушенная эффектом присутствия и поражаясь простоте и действенности лечения и тому, что заживало на ней, как на собаке. Но для этого надо хоть немного быть Жучкой в руках ветеринара.

А я никогда не ощущал себя ни собакой, ни комсомольцем. Котом — да, этого не отнять. Секретную информацию о себе любимом я был бы и рад разгласить, да кто ее захочет слушать, где найти свободные уши? Правда, история о том, как трезвый человек задолго до гололеда и без банановой корки запинается и брякается на плиточный тротуар, даже меня самого оставляет в недоумении. Микроземлетрясение? Цыганский гипноз? Кто его знает. Знал бы, где упасть, подушку бы подложил.

Обработать ссадину солью я не решился. Бывшая комсомолка какое-то время даже дулась на меня за это, да тут пришли со свежей продукцией икроделы, вынудили снять пробу и купить баночку для гурманства. Она им свою историю рассказала, пар спустила.

А мой палец ни в какую не заживал, а когда листва на тополиной аллее, которой хожу на работу, пожухла и почернела, вызывая из памяти печальное слово «гангрена», тихо, без боли скончался во сне. Тихий ужас новейших времен — диабет у нас отнял боль. Бежит себе скромный старичок, поскользнется на ровном месте, упадет… Инфаркт.

Палец умер, его схоронили, насыпав высокий курган. Скульптор Эрнст Неизвестный с печальными глазами от щедрого сердца изваял ему памятник: прямо из земли торчит огромный, как столб, железобетонный перст, и надпись: «Безымянному от Неизвестного».

Ия тут как тут: надо было, мол, в море такой памятник ставить, чтобы омывало соленым морским раствором. И вообще, поскольку палец безымянный, для правды жизни колечко на него надо надеть обручальное.

Еще чего! Сроду не носил и носить не буду! Оно мне как петля на шее! Да и с кем обручаться?

Не понравился мне такой сон. Даже досматривать не стал. А палец новый вырос, как у ящерицы хвост.

Красная полоса

Купил чай «Ахмат. Английский завтрак». С красной полосой. Крепенький, бодрящий. Такой, что и кофе не надо. Конечно, не мог не поделиться с коллегами радостной вестью: не так-то просто найти изюминку пищевого репертуара с красной полосой. В наше время достоверная реклама от знакомых людей ценится больше всего. Но и сам продукт важен. Гораздо весомее хвалебных слов.

— Английский завтрак у меня, — говорю. — Угостить?

Реакция не мгновенная. Ия достает из стола упаковку лапши «Ролтон»: хрустящий пластмассовый пакет с упругими, по виду тоже пластмассовыми, проводками, завитыми ради экономии места в мелкие локоны.

— Во-от! Сейчас мы свой завтрак заварим. Зачем английский, когда есть наш, родимый, хоть и по китайскому образцу. Кипяточком зальем, и будет завтрак и обед, а кому-то ужин и, как там у них — линч. Да знаю, знаю, ланч. Уж и пошутить нельзя. О том, что у них негров линчуют, мне сто лет назад вожатая рассказала. Когда перестройка началась, думала, этим супом и линчуют бедных негров. А теперь, поди ж ты, долинчевались. Сначала боксеры черные, потом артисты, а теперь и президент из барака, из Кении. Черненький. А мы сидим тут, уши развесили.

…Теперь про себя, любимого. Как говорится в одной старинной радиопостановке, от волнения юноша потерял дар речи. Я уж и так, и сяк примеривался, рот раскрыл, намереваясь растолковать, что не ем «Ролтон»: мука, из которой лапша, не настоящая, из сои, и белковая составляющая: ни рыба, ни мясо. Конечно, количество переходит в качество, и на полтора миллиарда населения страны Чайна, не то что качественной чайной заварки с красной полосой, но и жареных скорпионов не напасешься. Но зачем же нам до такого опускаться?..

Так и не удалось взять слово, объяснить, что такое черный чай английский завтрак с красной полосой.

Шило

Он был первым академиком в Магадане. Широко известный не только в научных кругах, но и на бытовом уровне кухни. Он был геологом, а геологи составляли значительную часть населения области. Целые поселочки геологические были. Даже анекдоты о нем рассказывали. Впрочем, я могу и ошибаться. Потом звания академика и другим магаданским светилам присваивали, но Николай Алексеевич остался несравненным. Билибин, который все золото обосновал, так и умер простым членкором. Правда, некоторые авторы считают его генералом. Нет-с, и эта чаша его минула. Это Цареградский — генерал, бывший заместитель в юности.

А Шило много чего обосновал, понаписал и даже издал в Магаданской областной типографии первую часть воспоминаний, а помнил он многое. У таких людей и детство поучительно, и юность.

В глубоко преклонном возрасте, почти столетие прожил, отдал Богу душу. Ия узнала об этом из газеты. Некролог, а потом соболезнования. Много черных рамочек, будто умерло человек сто. Очень огорчилась. Мол, я же его знала. Великий человек, добрый душой. Людей любил.

Я с ней согласился. Особо подкупало, что светило до самого финала сохранил ясность ума. Читал его последние статьи на общеэкономические темы в академическом журнале. С цифрами в руках доказал, что западные страны во время крушения СССР дали невиданный всплеск. Откуда этот рост экономики? Да тут и гадать нечего. Он всему дал глубокую оценку.

— Такого деятеля, выходит, лично знали! Завидую. Ну, теперь вам сам Бог велел мемуары писать!

— А вот это не надо! — вдруг взорвалась Ия. — Не надо, говорю, насмехаться. Мемуаров у нас с ним не было! А пыль с его стола стирала вот этими ручками.

Когда сильные мира сего ни с того ни с сего умирают, это вызывает удивление и недоумение: как? С их-то связями, возможностями во цвете лет окончить безвременно земной путь. С другой стороны, старики, прошедшие лагеря, голод и холод, унижения и муки, устанавливают рекорд продолжительности жизни до 90 лет? Потрясающе. Граждане ученые — особый список.

Колбаса

— Опять в наше здание с колбасой приехали. С колбасной фабрики, — сказала Ия.

Через несколько минут.

— Нет, не колбаса это. Просто мужики собрались. Где мужики, там и колбасой пахнет.

Есть одна у летчика мечта

— Хорошо бы программу «Бухгалтерия 1C» освоить, — мечтательно произносит Ия. И делает это не раз и не два. И не первый, не второй год. Однажды не выдерживаю, ввязываюсь в мечту:

— За чем дело встало? Изучите, если надо.

— Я бы с удовольствием, да некогда. Работать надо.

— Зато потом, когда программу освоите, быстрее дело пойдет, нагоните.

Но меня уже не слушают. Как после драки кулаками, получается, машу.

Проходит несколько дней. Ия перебирает бумаги в шкафу, и специфическая бумажная пыль заставляет ее закашляться, расчихаться и даже прослезиться.

— Надо бумаги разобрать.

— Так за чем дело встало, разберите.

— Я бы с удовольствием, и пыль бы убрала, от бумаг избавилась, а работать когда? — она умолкает, и мне странно это видеть, эту неразговорчивость. Но она не молчит, просто надо уметь слушать. Ну, вот прорезается звук: — Раньше хоть макулатуру брали… Пришли бы, я бы все отдала. Я за макулатуру «Женщину в белом» бесплатно получила, на пенсию выйду, обязательно прочитаю. Сейчас-то читать некогда — работать надо.

Конечно, она ни за что не расстанется с этими документами, над которыми корпела столько лет. Тут ведь — что ни папочка, то вместе со слезами аллергии слезы умиления от трудовых дней и вечеров, вспоминаемых по датам. Вначале трудовой деятельности все отчеты от руки заполняла, в одном экземпляре. Потом на пишущей машинке. Вон она, электрическая «Ятрань» до сих пор стоит в подвале. А еще одна, поновее, итальянская, на шкафу. На ней поэт, местная знаменитость, свои стихи перепечатывал, пока компьютером не разжился.

Потом у Ии компьютер появился. Сколько усилий стоило его освоить. И вот ведь, подлянка: отчетности прибавилось, и она то и дело меняется. Какая логика в переменах, ей не дано понять ни сердцем, ни умом. Ни интуицией. Сидят наверху какие-то умники-эксперты на больших окладах, им то и дело надо менять, красоваться, показывать собственную значимость, а ей голову ломай, всякий раз по-новому. Мозги суши, за прогрессом гоняйся.

Другие, которые «Бухгалтерию 1C» освоили, все мутации проводят играючи, а ей приходится потеть, то горячими, то холодными слезами обливаться. Они исходные цифры подставляют, программа сама собой все перекручивает, а ей вручную приходится пересчитывать. На калькуляторе, а бывало и на счетах. Домой принесет отчетность и костяшки гоняет, только стук стоит. За год четыре отчетности составляет. Муки смертные. То в налоговую, то в статистику, то куда. Да еще акты присылают: мол, здесь у вас недоплата 1 рубль 86 копеек, а здесь переплата 9 рублей 99 копеек. Опять все пересчитывай! Это что — в последний раз такое прислали, что хоть стой, хоть падай: переплату вскрыли, но со знаком минус. Недаром в комнатушке, где Ия сидит, все стены корвалолом пропахли.