Эхо войны. - Ольга Шумилова

Я криво усмехнулась: все–таки прикрыла, отвела от нужного коридора. Сфокусировала взгляд на навигаторе — две зеленые точки были уровнем выше, значит, выбрались на поверхность, — и облегченно расслабилась, прекратив цепляться за сознание.

Я очнулась от тряски и вспышек под веками. И еще — от ветра, от которого сразу же зашлась в кашле: если существует ветер, целиком состоящий из дыма и гари, то это был он. Я подняла голову, долго укоризненно рассматривала массивный шлем с трещиной поперек зеркального щитка, одними губами проговорив: «Придурок». Оглобля, кто бы сомневался. Явно добежал с Тикки до выхода, посмотрел, что я не двигаюсь, но жива, оставил ее с Тайлом, и…

Я посмотрела ему через плечо. Тикки вяло кивнула, таща Тайла на закорках.

Мимо проплывали дома уже даже не окраин — мы были почти в центре. Выбрались, слава богам, даром, что втроем. Крайне неба уже светлел, но на улицах и так было слишком светло — дома горели, горели десятками. Я проводила взглядом знакомые темные груды, истекающие плазмой, — сначала одиночные, потом их число стало исчисляться десятками.

Внезапно земля вздрогнула, и на горизонте один за другим выросло с полдесятка огненных шаров, разнеся в пыль три квартала. Разве через шесть часов операция по прикрытию не должна быть прекращена?…

Вдруг из переулка, ведущего от подорванных кварталов, выбежали солдаты. Маэст резко остановился, что–то выкрикнув. Они замерли и уставились на нас. Я смотрела на них, на тяжелую броню и «чешую», отсвечивающую красным, и не верила своим глазам. Выбежавший последним однорукий солдат с грубой повязкой на плече резко вскинул голову.

Вы живы? Где т'хоры?… Где–то бродят. Но… Что происходит? Почему вы не на базе? Потому что базы больше нет. Что?…

Я протянула руку и вцепилась в его рукав. Нет? Что значит — нет?!

Северянин только махнул Маэсту рукой, приказывая следовать за ним. С плеч Тикки сержант снял Тайла, и отряд снова побежал вперед — из центра, возвращаясь туда, откуда пришли мы. Мимо снова проплывали обожженные трупы, и, изредка — живые одинокие твари, которых сметали одновременным залпом нескольких «матерей». В темном, грязном проулке почти у границы трущоб, накренившись на бок, лежал полицейский гравилет с разорванным пилотом в кабине. Гравилет в несколько пар рук выровняли, увечное тело выложили.

Солдаты набились в отсек для заключенных так, что не было места даже вздохнуть. Взревели двигатели, гравилет тяжело поднялся в воздух и, перегруженный почти на грани критической отметки, поплыл низко над землей, забирая на восток, навстречу встающему солнцу.

Рядом со мной стоял майор, подпирая плечом. Я схватила его рукав:

— Что с базой? Что случилось?…

Он медленно, заметно дрожащей рукой, неловко стянул разбитый шлем, невидящими глазами глядя в стену. Базы нет, вы же слышали. Ни базы, ни города… Ничего уже нет. Но что случилось?! Случилось то, они оказались умнее нас. И, пока мы искали их логово, думая, что отвлекаем внимание т'хоров, они сами подсунули нам пустышку, пока все ударные силы уничтожали…тоже логово. Наше. Т'хоры вырезали базу до последнего солдата и гражданского, пока остальные были на улицах, а потом добили тех, кто остался без поддержки и подкрепления. И мы… Вполне может статься, последние…Какая ирония судьбы, оцените, фарра. Мы, те, кто был уверен, что погибнем первыми, единственные, кто остался в живых…Был уверен… Но вы же говорили… Я знал, что не вернусь, так же, как и вы. Что бы при этом не говорили мы оба.

Я молчала, и головная боль, тошнота, слабость и темнота в глазах оказались задавлены чем–то, до боли напоминающим отчаяние. Весь город. Вся база… Все наши солдаты, все, кто остался, потому что был ранен. Артей… Вот вы и остались без левой руки, сержант…

Боги мои, за что же вы так наказываете нас…

Я снова тронула северянина за рукав. Тихо спросила: «Куда мы сейчас? В городе наверняка еще остались живые — гражданские» Он помолчал, но все же ответил. Мы не имеем права погибнуть, даже спасая гражданских…Информация, вами полученная, слишком ценна. Пока т'хоры заняты… пусть даже этим, у нас есть шанс проскочить границу города. Но больше его не будет. Значит…

Да. Мы летим в форт Иней.

Вот как… Я опустила голову, и больше ничего не спрашивала, сначала потому, что все и так было ясно, потом — потому что впала оцепенение, предшествующее коме. Северянин не имел то ли сил, то ли желания помочь, и тот момент, когда все напряженно замерли и больше получаса боялись даже вздохнуть, пока гравилет переползал границу города, прошел мимо моего сознания.

А потом я час за часом смотрела в окно, ничего не видя, и заставляла себя бороться с тем, что называют смертью, только потому, что в голове крутилась одна и та же абсурдная мысль.

Домой. Я возвращаюсь домой.

Глава двадцать вторая

Но Софи и Хоул держались за руки и сияли, и сияли, и сияли, не в силах остановиться.

— Отстаньте от меня, — бросил Хоул. — Я все делал за деньги.

Глаза в глаза. Этого не может быть, верно?…

Отчего ты смотришь в его глаза и кажется тебе, будто в них ты смотрела не раз и не два?

Белые, как снежная метель, радужки с узким серым кольцом по краю. Они смотрят отрешенно, губы презрительно поджаты. Убийца стоит на краю обрыва, скрестив руки на груди. На одной из них, замотанной полотняной тряпицей, нет трех пальцев, на бедре, в плохо зашитых прорехах от когтей, видны бурые от крови бинты. У ног в глубоком снегу раскинулся скорострел с перебитой дугой.

Скальники не щадят одиноких путников, будь это даже трижды осторожный северянин. Маги и воины Асатоля не щадят убийц, мародеров и воров, будь это даже член Деревянной Гильдии, лучшей из лучших в своем деле.

Десятник, обнажив меч, зачитывает заочный приговор и, поколебавшись, обещает заменить позорное повешение на сорокалетнюю каторгу на южных рудниках, если убийца назовет заказчика; посланница торопливо перебирает его сумки, вывернутые на снег.

Северянин кривит губы и молчит. Бледное лицо холодно и спокойно, летят по ветру тонкие инистые пряди, выбившиеся из встрепанной косы, мешаясь с метелью. Он сам — метель, снежная, ускользающая и холодная. Заказчика он не выдаст никогда, и десятник об этом знает. Кодекс наемников Деревянной Гильдии ограничен, как безграмотный крестьянин, и жесток, как закаленная сталь. И честь в нем стоит много выше жизни, а следование контракту — угрозы пыток и казней. Проще удавить, как и постановил заочный суд.

Посланница поднимает голову и растерянно смотрит на ближайшего мага. Нет. Ничего нет. Маг кивает десятнику. Тот перехватывает меч поудобнее и делает шаг вперед. Убийца, не меняясь в лице, тоже делает шаг — скользящий, будто танцующий, — но назад, к бездне горного провала.