Саботажник - Клайв Касслер

— Вы уверены?

Адлер медлил всего секунду.

— Не на сто процентов, но более или менее уверен, что сенатор — клиент «Шане и Саймон». Этот банк дает деньги. И есть множество указаний на то, что деньги идут сенатору.

— Это доказывает, что у Саботажника хорошие связи в Германии.

Адлер ответил:

— Таково и заключение вашего отца, сэр.

Белл не стал терять время, поздравляя себя с открытием, что Кинкейд служит Саботажнику. Он это и так подозревал. Он приказал немедленно проверить всех сторонних подрядчиков, нанятых Южно-Тихоокеанской дорогой для работы над кратчайшим путем через Каскадные горы. И послал Арчи Эбботу телеграмму, с просьбой установить наблюдение за сенатором.

— Телеграмма, мистер Эббот.

— Спасибо, мистер Мидоус.

Расшифровав сообщение Исаака Белла, Арчи Эббот широко улыбнулся. Он причесал рыжие волосы, глядя на свое отражение в окне купе, и поправил щеголеватый галстук. И направился прямо в частный вагон Хеннеси, получив отличный предлог навестить мисс Лилиан, которая ходила в красной бархатной блузке, с затянутой талией. На груди блестел ряд жемчужных пуговиц, на боках топорщилась пышная драпировка.

Старик этим утром был далек от добродушия.

— Чего вам, Эббот?

Лилиан внимательно наблюдала: как Арчи управится с ее отцом? Он ее не разочаровал. С отцами у Арчи никогда не бывало неприятностей. Его слабым местом были матери.

— Я хочу, чтобы вы рассказали мне все о подрядчиках, работающих на кратчайшем пути, — сказал Эббот.

— О компании «Опоры и кессоны» мы уже знаем, — тяжело проговорил Хеннеси. — Есть еще несколько внизу, в Каскейде. Поставщики, отели, прачечные. Почему вы спрашиваете?

— Исаак не хочет, чтобы проблема опор повторилась, я тоже. Мы проверяем всех подрядчиков. Верно ли я понял, что Южно-Тихоокеанская наняла подрядчика поставлять шпалы для кратчайшего пути?

— Верно. Когда мы начали строить кратчайший путь, я приготовил запас шпал по эту сторону моста через каньон, чтобы перейти через мост сразу, как только он будет готов.

— А где лесопилка?

— В восьми милях выше в горах. Новый владелец модернизировал старую водяную мельницу.

— Они дали обещанное количество шпал?

— И даже больше. Возить оттуда шпалы трудно и долго, но в основном получилось. Я сделал заказ заранее, и теперь у креозотовой фабрики есть достаточный запас для работы.

— Эта фабрика тоже внешний подрядчик?

— Нет. Она наша. Мы ее разбираем и перевозим туда, где она нужна.

— Почему вы не основали собственную лесопилку, как раньше?

— Мост очень далеко от остальной дороги. А эта лесопилка уже работала. Мне показалось, что так мы закончим быстрей. Это все, что я могу вам сказать.

— Кстати, вы не видели сегодня сенатора Кинкейда?

— Не видел со вчерашнего дня. Если вас интересуют операции с лесом, почему бы не поехать туда и не взглянуть самому?

— Именно туда я и направляюсь.

Лилиан вскочила.

— Я с вами!

— Нет! — хором произнесли Арчи Эббот и Осгуд Хеннеси.

Отец для пущей внушительности постучал по столу. Арчи улыбнулся и извинился:

— Я бы хотел, чтобы вы поехали со мной, Лилиан, — сказал он, — но политика Ван Дорна…

— Знаю. Я это уже слышала. Вы не подставляете друзей под ружейный огонь.

Глава 46

Джеймс Дешвуд разыскал монастырь Святого Свитуна, руководствуясь словами капитана Вилли Абрамса, проповедника Общества трезвости, о том, что там очень много монахов.

Монастырские земли занимали тринадцать тысяч акров от подножия хребта Санта-Лусия до береговых утесов Тихого океана. Грязная дорога в милях от ближайшего города привела его за железные ворота на неровное плато с фруктовыми садами, ореховыми деревьями и виноградниками. Церковь оказалась скромным современным зданием с витражами в стиле ар-нуво. В низких зданиях того же стиля жили монахи. Когда Джеймс Дешвуд спрашивал их о недавно поступившем, кузнеце по имени Джим Хиггинс, монахи отмалчивались.

Мужчина за мужчиной в развевающихся рясах проходили мимо него так, словно его вовсе не существовало. Монахи, собиравшие виноград и орехи, продолжали работать, как будто он с ними не заговаривал. Наконец один сжалился, подобрал палку и написал на грязи: «МОЛЧАНИЕ».

Дешвуд взял у него палку и написал: «КУЗНЕЦ?»

Монах указал на несколько амбаров и загородок напротив келий. Дешвуд направился туда, услышал отчетливый звон молота о железо и пошел быстрее. Обогнув амбар, он увидел тонкий столб дыма, поднимавшийся сквозь ветви каштана. Хиггинс пригнулся к горну. Он выковывал на наковальне подкову.

Под кожаным фартуком на нем была коричневая ряса. Голова под холодным дождем непокрыта. В рясе он казался еще больше, чем помнил Дешвуд. Одной могучей рукой кузнец сжимал массивный молот, другой — длинные клещи, которые держали раскаленное докрасна железо. Когда он поднял голову и увидел Дешвуда, в городской одежде, с саквояжем, Дешвуд едва сдержал сильное желание убежать.

Хиггинс долго и сурово смотрел на Дешвуда.

Дешвуд сказал:

— Надеюсь, вы не дали обета молчания, как остальные?

— Я послушник. Как ты меня нашел?

— Узнав, что вы бросили пить, я стал посещать собрания сторонников трезвости.

Хиггинс сердито хрипло хохотнул.

— Я думал, монастырь последнее место, где меня станет искать Ван Дорн.

— Вас испугал рисунок, который я вам показал?

Хиггинс поднял клещами раскаленную подкову.

— Стало быть, я ошибся…

— Вы его узнали, верно?

Хиггинс бросил подкову в ведро с водой.

— Тебя зовут Джеймс, так?

— Да. Мы оба Джимы.

— Нет, ты Джеймс. Джим — это я… — Он прислонил клещи к наковальне и поставил рядом с ними молот. — Пошли, Джеймс. Я тебе тут все покажу.

Джим Хиггинс пошел к утесу, Дешвуд — за ним. Он догнал кузнеца и шел рядом, пока они не остановились на потрескавшемся краю утеса. Насколько хватал глаз, расстилался Тихий океан, серый и грозный под хмурым небом. Дешвуд посмотрел вниз, и внутри у него все сжалось. В сотнях футов под ним в береговые скалы, вздымая фонтаны пены, бился прибой. Хиггинс заманил его сюда, на этот одинокий утес, чтобы столкнуть к смерти?

— Я уже какое-то время знал, что иду в ад, — серьезно заговорил кузнец. — Поэтому и простился с виски. Да не помогло. Бросил пить пиво. Без толку. — Он посмотрел на Джеймса Дешвуда горящими глазами. — Ты пришел — и всю душу мне переворотил. До смерти напугал. Заставил бежать и скрываться.

Джеймс Дешвуд не знал, что сказать. Что сделал бы в таких обстоятельствах Исаак Белл? Попробовал бы надеть наручники на эти толстые руки? Или позволил говорить дальше?