Злючка - Смолл Бертрис

— Милорд, вы совершенно неисправимы, — сквозь смех пробормотала Арабелла. — Однако признаюсь в своем любопытстве относительно других мужчин.

Она не чувствовала себя виноватой в том, что не рассказала о своем приключении с Джеймсом Стюартом, — это было совершенно другой историей, вовсе не касавшейся лорда Вардена.

— Тогда вот вам случай, дорогая, удовлетворить любопытство, — ответил он. — У меня только один вопрос: когда?

— Герцог пригласил меня вместе отпраздновать Двенадцатую ночь. Он дает ужин в узком кругу. Вот самый подходящий случай — герцог, без сомнения, попытается соблазнить меня.

— Верно, — согласился ее компаньон, — скорее всего так и будет.

Энтони Варден не сказал Арабелле, что впервые слышит о том, что герцог де Ламбор устраивает праздник в Двенадцатую ночь, и готов был побиться об заклад, что при дворе об этом тоже никому не известно. Герцог, очевидно, решил в очередной раз попытаться заманить Арабеллу в постель. Секунду Энтони размышлял, стоит ли сказать ей, и решил, что это необходимо, иначе она может в последний момент передумать.

— Дорогая, по-моему, вы будете единственной гостьей герцога, — объявил он. — Я не был приглашен, а ведь герцог всегда просит меня приехать, когда вы к нему собираетесь.

— Действительно, — заметила Арабелла, удивленно подняв тонкие брови.

— Это может быть вашим последним шансом завоевать его, — предостерег лорд Варден.

— Видимо, так. Тони. Спасибо за предупреждение. Возврата и в самом деле нет, правда?

— Я завидую герцогу — такая женщина! — галантно заверил лорд Варден, кивнув в знак согласия.

Леди Грей покраснела и задала вопрос, который хотела задать с самой первой встречи:

— Почему ты не женат. Тони?

— Был когда-то, — вздохнул он. — Она уроженка Бретани.

Мы встретились при дворе герцога Бретонского. В юности королю Генриху пришлось жить там в изгнании, и он взял меня с собой. Я женился на ней, и мы были счастливы, но через несколько месяцев жена заболела лихорадкой и умерла. Никто уже не помнит ни о ней, ни о том, что я был когда-то женат.

Пока я на этой опасной службе, не осмеливаюсь вновь жениться, — это сделало бы меня уязвимым, а при таком занятии уязвимость опасна. Жена усложнила бы мою жизнь, ведь если я живу во Франции, то и она скорее всего была бы француженкой — вряд ли можно было бы утаить от нее что-то. Нет, без жены и детей гораздо безопаснее! Я младший сын, и поэтому в Англии у меня ничего нет — ни земли, ни денег. Король обещал, однако, что, когда я ничем больше не смогу быть полезен ему во Франции, наградит меня поместьем. Только тогда я женюсь и заведу детишек.

Арабелла поняла. Разве Генрих Тюдор не использовал малышку Маргарет как заложницу?

— Молю Бога, чтобы сведения, которые удастся добыть у герцога, оказались полезными для короля. Мне так хочется снова вернуться домой. Маргарет, должно быть, уже большая. Как я по ней тоскую?

— Но что, если вы влюбитесь в герцога, дорогая? — спросил лорд Варден. — Это может случиться, знаете ли. Уверен, что он уже сейчас вам нравится, хотя, возможно, вы и сами этого не сознаете. Когда страсть вступает в свои права, кто знает, что может произойти?!

— Не верю, что когда-нибудь меня и Адриана Морло посетит любовь, — покачала головой Арабелла. — Он просто хочет меня — мое тело. Я же, в свою очередь, стремлюсь получить от герцога сведения, если у него язык в постели развяжется.

— Но он не знает этого, дорогая, — возразил граф Варден.

— Зато я знаю. И просто не осмеливаюсь позволить себе снова полюбить. Тони. Любовь, как я поняла, причиняет только сердечную боль.

— Да, — согласился лорд, — но жизнь без любви, дорогая, мало что стоит. Когда моя Жанна-Мария была жива, я тосковал каждую минуту вдали от нее. Моя жизнь была полна и счастлива, только пока мы были вместе. Ее любовь окутывала меня теплом, какого я не видел раньше. Когда Жанна-Мария умерла, я почувствовал, что умер вместе с ней, но когда понял, что все еще живу, проклял жестокую судьбу, которая заставила меня существовать без любимой. Поверьте, страдания от необходимости жить в одиночестве неизмеримо сильнее, чем боль от недолгой разлуки, поскольку, уходя из дому, всегда знаешь, что скоро вернешься. Теперь, конечно, мне легче, и муки с годами притупились, но я ничего не забыл и бережно храню в памяти счастливые минуты. Ах, Арабелла, я бы влюбился снова, но не смею! Если ваше сердце откликнется на зов сердца Адриана Морло, не противьтесь этой радости. Разве не стоит жить полной жизнью?

Радость? Любовь — это радость? Но Арабелле любовь всегда несла скорее печаль. Мать любила Джаспера Кина и поплатилась за это страданиями и смертью. Сама Арабелла любила Тэвиса Стюарта, но хотя он тоже клялся, что любит жену, обращался с ней скорее как с ребенком, как с женщиной-игрушкой, которую ласкают, гладят, но никто не принимает всерьез. Единственная радость от брака — малышка Маргарет, с которой она сейчас разлучена. Нет, никогда Арабелла не позволит себе больше попасть в сети любви!

Нужно хорошенько подготовиться к свиданию с Адрианом Морло. Что надеть? Ее платье должно быть и скромным, и вызывающим одновременно, а под платьем не будет ничего, кроме сорочки из прозрачного шелка. Бархат цвета слоновой кости! Платье будет из кремового бархата, в тон бледно-золотистым волосам, как намек на целомудрие — добродетель, которую герцог с таким наслаждением запятнает и которую Арабелла позволит ему уничтожить, прежде чем ночь окончится.

Арабелла подивилась собственным мыслям. Какой же холодной и расчетливой она стала! Но иначе нельзя, или такая жизнь уничтожит ее.

Кремовый бархат… отделанный золотыми нитями и речным жемчугом. Нижняя юбка из золотой парчи. И волосы… не обычная прическа из уложенных короной кос, делавшая ее выше ростом. Нет, ее волосы в Двенадцатую ночь будут заплетены в длинную золотую косу и перевиты шелковыми лентами и жемчужинами. Герцог, как все мужчины, захочет ее расплести — нужно облегчить ему задачу. Драгоценностей Арабелла не наденет — это усилит впечатление простоты, как и скромный бархатный плащ алого цвета, подбитый куньим мехом.

Наконец этот день настал.

Арабелла тщательно вымылась, велев Лоне надушить воду ее любимой вересковой эссенцией. Длинные волосы Арабеллы были вымыты заранее.

— Чудо, если ты не умрешь от простуды со своими непрерывными купаниями! Такое количество воды просто вредно, миледи, — ворчала Лона, — но пора бы уже привыкнуть к твоим капризам.

— Как и к твоей постоянной трескотне, — пошутила хозяйка.

— Трескотне? — раздраженно взвилась Лона. — Только потому, что я вслух беспокоилась насчет ваших странных привычек? Это еще не причина говорить, что я зря болтаю, миледи.

Арабелла, рассмеявшись, утешила служанку и подругу:

— Дорогая Лона, я просто шучу, потому что люблю тебя!

— Ну тогда, — смягчилась Лона, — совсем другое дело.

Она помогла хозяйке выйти из ванны, растерла и надушила ее, а потом закутала в нагретое полотенце. Достав шелковую сорочку, служанка заметила:

— Лучше бы одеться сегодня потеплее, миледи, на улице ужасный холод.

— Тогда я буду слишком толстой, — небрежно бросила Арабелла, но Лона вопросительно подняла брови, вынудив хозяйку остерегающе покачать головой. — Не желаю ничего больше об этом слышать. Лона.

Лона, ничуть не обидевшись, кивнула. Она поняла все, что хотела, даже из этой короткой фразы. Вынув из гардероба бархатный кремовый корсаж и две юбки, она помогла госпоже одеться, тщательно расправив платье, чтобы не помялось, и причесала густые бледно-золотистые волосы Арабеллы, вплетая в пряди жемчужные нити и шелковые ленты.

— Ну вот, какая красивая прическа, миледи. Вы просто прелесть сегодня.

На ногах у Арабеллы были тонкие бархатные туфельки, но поскольку на улице шел снег, Лона надела на них тяжелые башмаки на деревянной подошве. Потом помогла госпоже сесть в карету и закрыла ей колени меховой накидкой, положив под ноги обернутые фланелью горячие кирпичи. Хотя до Ламбора путь недалекий, январская ночь была жгуче-холодна и не многие парижане отваживались высунуть нос на улицу.