Большая книга ужасов 89 - Елена Александровна Усачева

Сквозь ветки проглядывалось – насколько вообще можно что-то увидеть ночью, пускай и светлой карельской ночью в дождливом лесу – бледное лицо. Лицо это было полно страдания. Рот искажен. Зубы обнажены. Впалые щеки… влажный покатый лоб… струятся волосы.

Все это Светик уже не увидела, а представила, потому что завизжала – сколько ей позволили сорванные связки, – и рванула вперед. Держащий ее за локоть Костик сработал якорем, не дав ей сдвинуться с места. От рывка он, конечно, пальцы разжал – не та у него была сила, чтобы удержать тяжелую девушку на рывке, – но эти пальцы успели оставить адскую боль в запястье. Так что Светик еще и завыла от боли, забыв и про странные звуки, и про желающую затащить ее в болото Белую Женщину. Вероятно, призрак тоже удивился такой прыгучести жертвы, потому что из кустов исчез. Зато стало хорошо слышно тарахтение.

«Трррр», – вырвался звук на простор дороги. Теперь и Костик его услышал.

– Это что, медведь? – серьезно спросил он, пряча руки в карманы.

Светик не ответила. Она откинулась на спину и закрыла глаза. На лицо ей обрушился дождь.

Глава 6

План действия

– Тут как все было-то, – неспешно вещал дядя Лёка. – Было две деревни. Это мне уже финны рассказывали. В деревне Пелтонин стояла больница. В наше-то время в больницу на Большую землю ездили, а при финнах – все местное. Еще у них четыре начальные школы было – уж не знаю, зачем столько. В той же Пелтонине и Тёмпейсене. Войска – ну, это понятно. Остров-то большой, берег прикрывает хорошо. Как какая заварушка, мимо нас не пройдешь. А потому как раз там, где вы лагерь разбили, артиллерийская береговая батарея стояла, а в Тёмпейсене еще и морские войска. Люди, конечно, там гибли… А во Вторую мировую на этом пляже высадка десанта нашего состоялась. Тоже хотели сначала остров занять, а потом и к Большой земле подобраться. Четыреста человек погибло. Шутка ли! Все они там и лежат… Может, кто из них приходил?

Дядя Лёка поправил на столе чашку, смахнул на пол крошки сахара.

В комнате на кровати заворочался Костик. Он шумно подпрыгнул на непривычной пружинной сетке, заскрипел, что-то буркнул спросонок.

Дождь еще хлестал в окно, но уже заметно успокаивался. Тучи уносило прочь, раннее летнее карельское утро возвращало свет. Ветер трепал промокшие костюмы чучел, гремел белой пластмассовой канистрой.

– Да, вот такая ночь… – протянул дядя Лёка, тоже глядя в окно.

Он приехал за ними на своем квадроцикле – это его тарахтение все время слышала Светик. Приехал как раз в тот момент, когда Белая Женщина уже готова была утащить их к себе в болото. Когда Светик упала на землю, готовая сдаться.

Черная махина квадроцикла, уверенно сидящий на нем дядя Лёка… О! Эту картину она никогда не забудет.

Костик мгновенно забыл про свою игру и даже про Анку, забрался в седло и потребовал везти его в дом. Где тепло. Где есть чай и шоколадки.

Почему-то дядя Лёка не спросил, где остальные, не отправился тут же искать Анку, не кинулся по следам Глеба.

Тяжело переваливаясь на колеях, подбуксовывая на мокрой земле, квадроцикл развернулся.

Светик вздохнула раз, другой. Вроде бы дождь стал меньше, вроде бы ветер уже был не такой противный, вроде бы…

Она села за Костиком, сильно прижав его к дяде Лёке и, казалось, выдавив из него всю воду. Но Костик не капризничал, являл лицо недовольное, но молчаливое.

Приехали, переоделись в старые футболки дяди Лёки, Костик тут же уснул, захватив самую большую кровать около окна. А Светику не спалось. Крики, беготня, страхи – все это должно было родить усталость, но только прогнало сон.

– Как же отсюда уедешь? – тихо говорил дядя Лёка, глядя в окно. – Здесь все осталось. Вся моя молодость, моя жизнь. Смотрю по сторонам и вижу, как оно все здесь было раньше. А ведь у меня тут есть защитница. Да. Лет десять ее назад впервые увидел. Я тогда с руководством края ругался. Она появилась, сказала, что волноваться мне не надо, что все будет так, как я хочу. Я, конечно, не поверил. Но через неделю пришло письмо. Руководство края решило так, как я хотел.

Светик немного лукавила, когда уверяла себя, что спать не хочет. Хочет. Не так, чтобы сильно, но в сторону кроватей поглядывала, к скрипам, что устраивал Костик, прислушивалась. Но после этих слов все мысли об отдыхе улетучились.

Светик не ожидала, что так легко удастся начать этот разговор. Она готовилась к длительному вступлению, к обходным маневрам. А тут все так просто!

– Вы про девочку? – осторожно спросила она.

– Ну, не девочка уже… Девушка. Ей тринадцать было. Иногда поправляет меня, что-то подсказывает.

– Девочка? – Светика заклинило.

– Я ж тут один. А с ней хоть поговорить можно. Общение – это так важно. В наше время все торопятся, никто не готов вот так просто посидеть, поговорить.

– Это вы ее на нас натравили?

– Нет, нет, что ты!

Дядя Лёка обернулся, как будто предмет разговора мог сейчас стоять за спиной.

– Костика на Святую горку отправила, меня на кладбище, Анку неизвестно куда!

– Это она шалит все, шалит… – махнул рукой дядя Лёка. – Не обращайте внимания.

– Да она нам здесь жизни не дает! Страх такой!

– Да? – Дядя Лёка замялся. – Ну, вы ее не бойтесь…

Светик задохнулась от возмущения. Ничего себе – не бойтесь! Да как же не бояться, когда страшно?

Голос опять пропал, пришлось шептать:

– Зачем она это делает?

– Она безобидная, ничего плохого у нее на уме нет. Наверное, хочет, чтобы вам здесь понравилось. Веселит, как может…

Светик кивнула. Очень им тут понравилось. Прямо так понравилось, что бежать хочется!

– Да она нас всех угробит!

Сразу захотелось на улицу, на воздух. Светик встала и пошла. Куда-то туда, где была дверь.

– Что ты, что ты! – волновался дядя Лёка. – Пошутит немного… Она хорошая. Так мне помогает…

Кухня была длинная. Пока Светик дошла до двери в предбанник, дядя Лёка успел так нахвалить свою помощницу, что она превратилась в его рассказе в ангела.

– Знаете что! – выпалила Светик, уже держась за ручку двери. – Скажите своей тринадцатилетней, чтобы отстала от нас. Мне совершенно не нравятся ее экскурсии. И мы уже все домой хотим! Завтра. Домой!

– Дочка это моя, Вера, – поник дядя Лёка. – Умерла. В озере утонула. Ну, как на такую ругаться? Давно это было. В семидесятые еще. Как она умерла, на острове словно что-то