Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди - Олег Агранянц

В ЦК ВЛКСМ нас принял референт, занимающийся конкурсом. Он благосклонно отнесся и к музыке, и к тексту. Потом замялся:

— У вас такая фамилия… Кража… Я бы порекомендовал вам взять псевдоним.

Юра согласился, а я предложил псевдоним:

— Спирин.

— Прекрасно, — одобрил референт.

Песня была представлена на конкурс, никаких призов она не получила.

В конце пятидесятых мы с будущим поэтом-песенником Наумом Олевым (к сожалению, недавно скончавшимся) подрабатывали в «Московском комсомольце», писали стишки под карикатурами в отделе юмора. Заведующим отделом тогда был Золотарев (имя не помню, в Интернете найти не смог). Человек он был серьезный, и корректировал наши не первой пробы стишки достаточно сурово.

Однажды он отсутствовал целую неделю по каким-то делам, и мы оккупировали его кабинет. В первый же день нам позвонил хозяйственник и попросил пойти на склад выбрать портрет какого-нибудь писателя и повесить в кабинете. Мы пришли и увидели несколько портретов Мамина-Сибиряка.

— Два можно? — спросили мы.

— Берите, сколько хотите.

Мы взяли два портрета и повесили их в кабинете: один справа, другой слева.

Вернулся Золотарев. Портреты заметил сразу. Внимательно их изучил, потом покачал головой:

— Они одинаковые.

— Нет, — возразили мы. — Один Мамин. Другой Сибиряк.

— Все равно оставьте один, — распорядился начальник отдела юмора.

Что мы и сделали.

Одно время я подрабатывал в журнале «Пионер». Мне давали корреспонденцию со стихами. Я должен был выбирать лучшие и готовить их к публикации.

Писем было много. И стихи присылали отвратительные.

Однажды я получил стихотворение школьника из Кирова, которое оканчивалось следующим четверостишием:

Нас ожидает счастие и слава.Мы поджигателем ответим грозно «нет».За мир стоит советская держава.Великий Сталин к счастью нас ведет.

Именно ведет, а не ведёт. Дело было, само собой разумеется, еще при Сталине.

Печатать было нечего, и я стихотворение исправил. Получилось так:

Нас ожидает мирный труд и слава.Осудит поджигателей народ.За мир стоит советская держава.Великий Сталин к счастью нас ведёт.

Стихотворение было напечатано.

Через несколько недель меня вызывает главный редактор Лия Яковлевна Ильина (родная сестра С. Я. Маршака) и показывает письмо из ЦК партии. Оказывается, отец юного поэта пожаловался на меня за то, что я исковеркал стихи его сына.

Я объяснил ей, как было дело, но она была непреклонна: ты нарушил журналистскую этику. И меня уволили. На прощание Ильина меня напутствовала:

— Запомни: в письмах читателей ничего нельзя изменять.

— А что делать? — спросил я.

— Все очень просто: сам напиши стихотворение и подпишись любой фамилией. В этом случае никто на тебя жаловаться не будет.

Мы с братом часто ходили на ипподром. Ближайшим родственникам директора конного завода играть было запрещено, и Геннадий занялся оценкой резвости рысаков. Решив, что прежние методы оценки примитивны, он всерьез увлекся выведением новой формулы.

Однажды я посоветовал ему опробовать сигму. И получилось. Он написал статью, где сказал, что им совместно с Агранянцем О. С. выведена формула…

Формулой сначала пользовались коневоды, потом она перекочевала в учебники животноводства.

Однажды у меня дома был Саша Авдеев, будущий министр культуры, тогда еще атташе. Ныне засушенный и скучный, в те годы он любил веселые розыгрыши и прекрасно имитировал английский акцент. Он позвонил моему брату. К телефону подошла его жена Наташа, не та, к которой мы ездили в Молоденово, а другая и тоже Наташа. У брата все жены Наташи, он говорит: так удобнее.

— Я из Британской энциклопедии. Мы пишем статью о выдающемся животноводе господине Агранянце. Не могли бы вы что-нибудь рассказать о нем.

— Да никакой он не животновод! — возмутилась простодушная Наташа. — И вообще не ученый. Он случайный человек в животноводстве.

— Что вы, что вы! — настаивал Саша. — Его формулой пользуются животноводы всего мира.

— Настоящий ученый — мой муж.

Через час позвонил Геннадий:

— Я сразу понял, чья это шутка. Ты можешь шутить и дальше. В английских учебниках действительно ссылаются на нашу формулу. Что бы ты ни делал в своем МИДе, но в историю войдешь как коневод.

Заключение

«Спасибо, что нас вспомнили, — говорит внукам бабушка в «Синей птице» М. Метерлинка. — Когда вы нас вспомнили, мы появились. Хоть на малое время, но появились. Мы все поджидаем, не вспомнит ли нас кто-нибудь из живых… Но только редко они нас вспоминают! Да, да, вы уж нас почаще вспоминайте — тогда нам совсем хорошо будет… У нас только и радости! Когда ваша мысль навещает нас, это для нас праздник…»

В моей книге упоминается больше тысячи человек. Прочитав ее, вы вспомнили о них — и на мгновение они ожили, ожили с их заботами, проблемами, удачами, радостями. Это разные люди: хорошие и плохие, порядочные и мерзавцы, любители легкой жизни и бессребреники, великие мастера и неудачники. Объединяет их одно. Все они — люди. Очень многих из них уже нет в живых.

А потом. Помните, как у Метерлинка: «Тем временем туман, все застилавший вначале, постепенно сгущается вновь, последние реплики звучат уже глухо, к концу сцены все исчезает во мгле»?

Каждый человек, каким бы он ни был в жизни, имеет право на то, чтобы после смерти его хотя бы раз да вспомнили.

Каждый из нас умрет только тогда, когда умрет последний человек, знавший его.