Точка росы - Александр Викторович Иличевский

в здании школы разместился штаб. Той же зимой неподалёку от Печищ, в деревне Высокий Полк, было расстреляно 1700 евреев из Паричей. В Шатилках — 351. В деревне Давыдовка — 129.

В самом начале войны наступление немецкой группировки «Центр» фактически пронзило Белоруссию. Минск был оккупирован 28 июня 1941 года, когда советская номенклатура уже тайно покинула город. В брошенном на произвол судьбы городе погибло почти 100 тысяч евреев. Жертв по всей Белоруссии тем меньше, чем дальше на восток.

Партизаны часто спасали евреев, но до весны 1942-го положение лесных отрядов было тяжёлым: они были оторваны от поддержки населения, им не хватало средств связи и оружия. Не приспособленные к жизни в лесу старики, женщины, дети, больные и истощённые люди сковывали действия партизан. Кроме того, евреев иногда принимали за немецких шпионов, поскольку не верили в возможность их спасения из оккупированных нацистами городов и местечек.

Из воспоминаний режиссёра Вилена Визильтера следует, что Иван, прототип героя Богомолова и Тарковского из «Иванова детства», — это еврейский мальчик, на глазах у которого немцы убили всю родню. Парень бежал к партизанам и потом страшно мстил фашистам. Партизаны называли его «наш героический жидёнок».

Операция «Багратион» — одна из крупнейших военных операций в истории человечества. На территории Белоруссии фашисты выстроили глубоко эшелонированную оборону. К концу 1943 года назрела необходимость атаковать клин немецких сил, вдававшийся вглубь советской территории на 900 километров и угрожавший фланговыми ударами. Но только к лету 1944-го было скоплено достаточно сил, чтобы нанести сокрушительный удар по превосходно укреплённому противнику.

В ходе подготовки операции «Багратион» 170-я стрелковая дивизия (уже второго формирования, первый её состав погиб на полях сражений в самом начале войны) отличилась при взятии Речицы и вклинилась в оборону противника в направлении Бобруйска.

Ночью 1 января 1944 года мой дед, командир пулемётной роты 717-го стрелкового полка 29-летний старший лейтенант Семён Кузнецов, получил приказ: действуя совместно с разведротой, выбить противника из Печищ. Этой атакой командование собиралось поздравить немцев с Новым годом. Незадолго до боя за Печищи взводу под командованием 22-летнего Петра Афанасьевича Мирошниченко было приказано провести разведку местности. Бойцы на подступах к Печищам обнаружили три дзота. Четвёртый не заметили.

В новогоднюю ночь взвод разведчиков и взвод автоматчиков, которым командовал дед, отправились навестить фрицев. В их планах было зайти с тыла, но, отклонившись от трёх дзотов, они нарвались на четвёртый. Заработал пулемёт. Бойцы — кто выжил — залегли, зарылись в снег. Приближался рассвет. На свету, с 15–20 метров, их перестреляют, как куропаток. Командир разведчиков Мирошниченко, видимо, осознав свою личную вину, рванулся к огневой точке. Пулемёт был на мгновение закрыт, и этого хватило, чтобы забросать дзот гранатами.

Когда именно погиб дед, неясно. В самом начале? Или же он лежал несколько часов в заснеженных потёмках, ожидая своей участи?

Печищи находятся посреди лесной глухомани, с болотами и пространными облаками мха. В селе теперь конезавод. На местном кладбище чуть в стороне — ухоженная могила: металлическая стела с пятиконечной звездой и табличкой: «120 советским гражданам, зверски замученным гитлеровцами в 1941–1942 гг.». Очевидно, что на этой могиле должна быть другая надпись и другая звезда. В центре таблички — вмятина от срикошетившей пули вандала.

Список расстрелянных в Печищах евреев находится в Яд ва-Шем. В Белоруссии таких могил более пятисот, в них лежат около 900 тысяч евреев.

Номер записи… Кузнецов С. Н., 1915 года рождения, Ординский район. Призван в городе Кунгур. Старший лейтенант 717-го стрелкового полка Речицкой дивизии — 170-й стрелковой дивизии 48-й армии 1-го Белорусского фронта. Погиб в бою 1 января 1944 года. Похоронен в деревне Страковичи Паричского района Гомельской области, Белоруссия.

…Ночевали в Светлогорске, в бывшем Доме колхозника, что ли. За окном снежно и ясно. Отец взволнован. Номер убогий: две тумбочки, две кровати, провонявший холодильник, телевизор, по которому идут передачи, как из детства: «Сельский час», «Музыкальный киоск», «Утренняя почта».

От окна пластами отваливается понизу холодный воздух. За стеклом дымы столбами уходят в небо.

В Светлогорске я вспомнил, что, когда жил в Калифорнии, каждое утро шёл в университетскую библиотеку и ждал, что в боковом зрении появятся зеркальные, солнцезащитные панели корпуса Curtis Green Library, Davis University. Тогда я чуть изменял траекторию, начинал поглядывать под ноги, и искажённая моя фигура, протекая по серебряной кривизне, потихоньку собиралась на плоскости, так что можно было смотреть на неё без отвращения. А шагов через пять я встречался взглядом с дедом.

Черты его вдруг резко проступали в преломлении. Сначала это казалось ошеломительным, но постепенно я привык и подходил к библиотеке с радостным чувством ожидания встречи.

В Светлогорске совсем не спалось. Я вспоминал детство. Как каждую осень страстно ждал зимы, потому что занимался хоккеем. Как мы, дети, таскали доски с заводского склада, чтобы строить из них хоккейную коробочку. Нынче я давно не жду зимы и опасаюсь осени.

Отец вставал, подходил к окну, прислушивался к чему-то.

В окно проникало свечение снега. Отец вдруг вспомнил, как они с матерью едут в кузове «Студебекера», а мимо идёт колонна пленных немцев: серо-зелёная форма. Он испугался, стал кричать: «Немцы! Немцы!» И ещё он помнил овчарку сапёров — гигантскую псину, выше его, ребёнка, роста.

Утро 31 декабря выдалось хмурое. Мы приехали на автовокзал, где застали двух старух, сидевших на своих баулах. Одна из них знала, где находятся Страковичи: «Так то ж через лес на Печищи».

В сельсовете Страковичей нам сообщили, что когда-то было произведено перезахоронение в общую братскую могилу. И сейчас там — в трёх километрах отсюда, в Печищах, — установлен мемориал, посвящённый красноармейцам, погибшим в местных боях в годы Великой Отечественной войны.

Печищи открылись посреди леса двумя огромными полями и колхозными строениями вокруг густой россыпи домов. Первое, что мы увидели, — конезавод: жеребцы — серый и гнедой — выезжались за оградой конюхами; лошади гарцевали, пар валил из их ноздрей; хлопал кнут.

В конце главной улицы, шедшей через всё село, мы нашли гранитную глыбу с барельефом — памятник Герою Советского Союза Петру Афанасьевичу Мирошниченко, лейтенанту, командиру взвода пешей разведки, повторившему в двадцать два своих года подвиг Александра Матросова.

На площади перед правлением был разбит сквер, посреди которого стояла четырёхметровая статуя женщины с ребёнком на руках. По периметру сквера были уложены мраморные плиты. Среди имён, высеченных на них, имени деда мы не нашли. Восемьсот семьдесят пять фамилий пробормотали вслух друг за другом. Иногда приходилось приподнимать с плит венки с искусственными цветами. Отогревались в машине.

В правлении нас встретил председатель: полный,