Полковник Лоуренс - Генри Бэзил

К счастью, здравый смысл Джеффри Сальмонда заставил его вскоре вернуть Лоуренса к исполнению его прежней работы. Одним из последних мероприятий Сальмонда перед его преждевременной кончиной было обещание предоставить Лоуренсу средства для производства дальнейших опытов. Хотя непосредственной целью этих опытов являлось обеспечение еще более быстрой помощи морским самолетам, но результаты, несомненно, смогли оказать косвенное влияние на достижение безопасности и в будущей подводной войне.

Несколько лет тому назад единственным желанием Лоуренса было продлить до конца жизни свою службу в авиации, срок которой истекал в 1935 г. Но он сомневался в возможности этой пожизненной службы, говоря, что чувствует себя старым, а жизнь становится все более трудной.

Совсем недавно, когда умер Фейсал, Лоуренс был предупрежден по телефону о том, что к нему за интервью выехало несколько репортеров из Лондона. Для того чтобы избежать встречи с ними, он моментально сел на поезд, который шел в Лондон, и разъехался с репортерами. Для того чтобы усилить пыл погони за ним, он направил репортеров по ложному следу, и им пришлось совершить, правда, непродолжительное, но не бесцельное путешествие на остров Уайт.

По окончании срока службы Лоуренс собирался обосноваться в своем коттедже в Уессексе — жилище отшельника, откуда он смог бы при желании поехать навестить своих друзей, посещать концерты, театры или просто повидать Лондон. Что касается работы, то он склонен был заняться переводами и ничем больше.

Эпилог

Пытаясь охарактеризовать Лоуренса как человека, мне остается мало что добавить к тому, что я рассказал на страницах этой книги. Представление, которое у меня сложилось о его характере, неизбежно оказалось не больше того, что я смог сам увидеть и размышляя о тех сторонах. какие он проявлял по отношению к другим людям. Контакт со многими людьми, которых мир характеризует как великих людей, приводит к разочарованию или, во всяком случае, к сознанию ограниченности их сил.

Последнее справедливо также и при ближайшем изучении их карьеры. В противоположность этому знакомство с Лоуренсом и более близкое изучение его карьеры повысило мою оценку его успехов как личных, так и общественных.

Такое впечатление производит Лоуренс (или Шоу) при ближайшем знакомстве с ним. Однако всегда имеется другой Лоуренс (и Шоу), который остается неуловимым. Его действия порой настолько сбивают с толку, а его позы настолько изменчивы, что вызывают раздражение даже у друзей, знающих его приемы, насколько же раздражающими они должны казаться людям, относящимся к Лоуренсу с предубеждением! Но когда кто-либо пытается обвинить его в безрассудстве, ответом на это является его собственная характеристика арабов: "Их умы работают так же, как и наши, но в других направлениях. В арабах нет ничего безрассудного, непонятного, непостижимого". Лоуренс не мог бы так хорошо разыгрывать из себя араба, не восприняв их мышления, и араб остался в нем, хотя и в менее сильной степени, чем прежде.

Он обладал самоуверенностью, которая иногда приобретают оттенок высокомерия, но мне еще не удалась обнаружить тех случаев, когда Лоуренс проявлял ее неподобающим образом. В нем была склонность к романтике, но признаки ее были едва уловимы. Сознание бесплодности своих усилий приостановило активность Лоуренса, которая, по-видимому, была очень большой.

Ни один человек не сумел достигнуть подобного соответствия между мышлением и действием, как Лоуренс. Без той полноты понимания, которая была у Лоуренса, достигнутые им успехи могли бы сделать его общественно опасным человеком типа Наполеона. С другой стороны, возникает вопрос, смогли ли его достижения оказаться столь великими без этого понимания, так как ресурсы, которыми он располагал, были значительно меньше, а обстановка значительно труднее, чем у большинства тех людей, которые создавали историю мечом. Легенда, которая создалась вокруг личности Лоуренса, скорее затемнила, чем усилила значение его военных успехов. Значение арабской кампании для мировой войны я уже выявил.

Между арабской кампанией в том виде, как ею руководил Лоуренс, и обычной иррегулярной войной прошлого имеется существенная разница. Она велась против неприятеля, который хотя и являлся отсталым, но, так же как и любое государство в Европе, целиком зависел от железнодорожного сообщения и был вынужден применять механические средства современной войны, а в случае исчерпания своих материальных ресурсов утратил способность к сопротивлению. Против подобного неприятеля арабская кампания велась на основе теории, которая настолько опрокинула условную военную доктрину, что превратила слабость арабов в их силу, а силу турок в слабость.

На первый взгляд самая полнота подобной метаморфозы заставляет предполагать, что она еще более углубляет разрыв, существующий между регулярной и иррегулярной войнами. Однако при ближайшем рассмотрении можно увидеть, что успех ее зависел от новых материальных условий, которые при современных военных действиях заметны еще более. Ни одна страна не может долго продержаться без железных дорог или вести войну без снарядов. То, что вчера делали арабы, завтра сможет таким же образом, но гораздо быстрее сделать авиация. Ее успех смогут разделить моторизованные сухопутные силы, например танки и бронемашины.

Кроме того, это новое использование изменившихся «биологических» условий может быть соединено с более точным использованием «психологических» условий, в отношения которых Лоуренсом также был показан путь. Разоружить — значит проявить большее могущество, чем убивать. И именно в этом процессе материального и морального разоружения старый принцип сосредоточения сил, по-видимому, и окажется замененным неуловимым, вездесущим распределением сил, нажимающих повсюду и все же нигде не наступающих.

В этом заключается основное значение кампании Лоуренса. Величайшее достижение его военного предвидения характеризуется тем, что, разрабатывая свою теорию иррегулярных военных действий, он понимал возможность ее применения для всех войн, хотя делать подобный вывод он и оставлял для тех, кто мог читать между строк.

Этот факт в связи со всей войной придает новое значение его подвигам в Аравии и Сирии. Военная история не может рассматривать Лоуренса лишь как удачного вождя иррегулярных частей. Он является чем-то большим. Он выявляется скорее в качестве гениального стратега, предугадавшего партизанский характер войн, вытекающий из все возрастающей зависимости народов от промышленных ресурсов.