Социология вещей (сборник статей) - Коллектив авторов

Lynch, M. (1994) Scientifi c Practice and Ordinary Action, Cambridge: Cambridge University Press.

Merton, R. K. (1973) The Sociology of Science: Theoretical and Empirical Investigations, Chicago: The University of Chicago Press.

Mol, A. and Law, J. (1994) ‘Regions, Networks, and Fluids: Anaemia and Social Topology’, Social Studies of Science 24 (4): 641–72.

Pickering, A. (ed.) (1992) Science as Practice and Culture, Chicago: Chicago University Press.

Pickering, A. (1995) The Mangle of Practice: Time, Agency and Science, Chicago: The University of Chicago Press.

Pietz, W. (1985) ‘The Problem of the Fetish’, Res 9: 5–17.

Rheinberger, H.-J. (1997) Toward a History of Epistemic Things. Synthetizing Proteins in the Test Tube, Stanford University Press.

Searle, J. (1998) La construction de la réalité sociale, Paris: Callimard.

Smith, C. and Wise, N. (1989) Energy and Empire: A Biographical Study of Lord Kelvin, Cambridge University Press.

Stengers, I. (1996) Cosmopolitiques – Tome I: la guerre des sciences, Paris: La découverte Les Empêcheurs de penser en rond.

Stengers, I. (1997a) Cosmopolitiques – Tome 7: pour en fi nir avec la tolérance. Paris: La Découverte-Les Empêcheurs de penser en rond.

Stengers, I. (1997b) Power and Invention. With a foreword by Bruno Latour ‘Stenger’s Shibboleth’, Minneapolis: University of Minnesota Press.

Strum, S. and Fedigan, L. (eds.) (2000) Primate Encounters, Chicago: University of Chicago Press.

Strum, S. and Latour, B. (1987) ‘The Meaning of Social: from Baboons to Humans’, Information sur les Sciences Sociales / Social Science Information 26: 783–802.

Tarde, G. (1999a) ré– édition Les lois sociales, Paris: Les empêcheurs de penser en rond.

Tarde, G. (1999b) Monadologie et sociologie, ré-édition Paris: Les empêcheurs de penser en rond.

Thévenot, L. (1996) A Paved Road to Civilized Beings? Moral Treatments of the Human Attachments to Creatures of Nature and Artifi ce. Paris: Ecole des hautes études en sciences sociales.

Thomas, Y. (1980) ‘Res, chose et patrimoine (note sur le rapport sujet-objet en droit romain)’, Archives de philosophie du droit 25: 413–26.

Whitehead, A. N. (1920) Concept of Nature, Cambridge: Cambridge University Press.

Woolgar, S. (1988) Knowledge and Refl exivity: New Frontiers in the Sociology of Science, London: Sage.

Вместо эпилога

Брюно Латур

Надежды конструктивизма[247]

Мой английский был любезно исправлен Дуаной Фулвайли. Я также благодарен Изабель Стенжерс и Грэхему Гармену за их советы.

Альбене Яневой, архитектору-исследователю

Что пошло не так? Поначалу идея выглядела совсем неплохо: было забавно, оригинально и поучительно использовать слово «конструктивизм» для характеристики тех исследований науки и техники, которыми я занимался. Лаборатории действительно выглядели гораздо интереснее, будучи описанными как стройплощадки, а не как темные подземелья, где хранятся мумифицированные законы науки. И прилагательное «социальный» также поначалу казалось очень удачно выбранным, поскольку я и мои коллеги помещали почтенную работу ученых в горячую ванну культуры и общества, с тем, чтобы снова вдохнуть в нее молодость и жизнь. Однако все пошло вкривь и вкось: мне пришлось со стыдом соскребать слово «социальный» из подзаголовка «Жизни лаборатории»[248], как изображения Троцкого стирались с фотографий парадов на Красной площади. Что же касается слова «конструктивизм», то и его как будто невозможно спасти – ни от фурий, спущенных с цепи «научными войнами», ни от детрита, образовавшегося после «деконструкции» – этого нового Аттилы, чьи лошади не оставляют ничего на своем пути. Все, к чему я стремился – а именно связать реальность и конструкцию единой движущей силой, обозначенной одним единственным термином, – рухнуло, как плохо спроектированный самолет. Времена изменились: сейчас, чтобы доказать свою благонадежность, нужно присягнуть на верность «реализму», который определяется как противоположность конструктивизма. «Выбирайте! – ревут защитники храма. – Или вы верите в реальность, или вы примкнули к конструктивистам».

И все же в данной работе я преследую цель спасти конструктивизм. Я хочу раскрыть надежды, спрятанные в этом сбивающем с толку концепте, надежды – одновременно эпистемологические, моральные, политические, а, быть может, и религиозные. Моя позиция состоит в том, что конструктивизм мог бы стать нашей единственной защитой от фундаментализма (последний я определяю как тенденцию отрицать сконструированность и опосредованность сущностей, чье публичное бытование тем не менее обсуждается). Переговоры о достижении жизнеспособного общего мира возможны среди конструктивистов, но совершенно невозможны, если за столом переговоров оказываются фундаменталисты, причем не только религия служит прибежищем для фанатизма: природа, рынки и «деконструкция» в не меньшей мере подпитывают воображение зелотов. Между войной и миром стоит определение «конструкции» – таков, по меньшей мере, мой довод.

Что не так с конструктивизмом? Все

Для начала стоит рассмотреть все ошибки, заложенные в понятии «конструкции». Затем, когда перечень будет составлен, мы сможем решить, имеет ли смысл чинить этот концепт или лучше отказаться от него навсегда.

Невыполнимая миссия социального

Первая ошибка наиболее распространена, и ее легче всего исправить. Когда люди слышат слово «конструкция», они подменяют его выражением «социальная конструкция», означающим, что конструкция сделана из социального материала. Считают, что наподобие Трех Поросят, построивших дома из соломы, из дерева и из камня, сторонники социального конструктивизма занимаются определением ингредиентов, компонентов, строительных материалов, из которых сделаны факты. И поскольку Злой Волчище, дунув, разрушил поросячьи домики из соломы и дерева, но не каменный дом, полагают, что социальные конструктивисты выбрали материал слишком непрочный, и что самый легкий ветерок сорвет крышу с их сооружения. У здания науки, вам докажут, твердые стены фактов, а не хрупкие подпорки социальных связей. Но такую теорию строительства приписывают социальным конструктивистам только их враги. Я никогда не встречал социального конструктивиста, который бы заявил, что здание науки построено на песке, а его стены сделаны из воздуха.

Слово «социальное», неважно, насколько оно неопределенно – Ян Хакинг, к которому я позже обращусь, тщательно классифицировал разновидности конструктивизма – обозначает не «тип материи» в сравнении с другими видами материалов, а процесс построения любой вещи, включая факты (Hacking 1999). Дома не падают на землю, как пирожки с неба, а факты, как и детей, не приносят аисты. Три Поросенка построили дома разной прочности, но все они были строителями и, кроме того, работали вместе или соревнуясь друг с другом: то есть, здесь имел место общий и коллективный процесс. Именно на этот процесс, а не на различные материалы, из которых сделаны вещи, указывает понятие «социальной конструкции». Зачем называть этот процесс «социальным»? Просто потому что он коллективный, требующий сложной координации многих умений и навыков. Как только слово «конструкция» преуспеет в метафорическом отнесении к строительству, строителям, рабочим, архитекторам, каменщикам, подъемным кранам, бетону, залитому в опалубку под лесами, тогда станет понятно, что речь идет не о прочности получаемого конструкта, а о множестве гетерогенных ингредиентов, о долгом процессе и тонкой координации, необходимых для достижения результата. А итог будет настолько основателен, насколько получится.

К сожалению, это первое прояснение ничего не решает, и его не достаточно, чтобы спасти концепт конструкции от осуждения. Невозможно отыскать в исследованиях науки откровенных социальных конструктивистов, которые доказывали бы, что вещи состоят «из» или «в» социальных связях. Но существует множество тех (большинство из них попало в список Хакинга), кто считает, что само общество, его властные отношения, его принуждение, его нормы и его законы служат каркасом, структурой, твердым основанием и фундаментом, таким прочным, всеохватным и организованным, что он действительно способен устоять перед Волком, если тот попытается его опрокинуть. Речь теперь идет не о том, что здание фактов на самом деле построено из более мягкого материала социальных связей, а о том, что мягкие и поверхностные связи, обеспеченные законами, культурой, средствами массовой информации, верованиями, религиями, политиками, экономиками, «в действительности» сделаны из более твердого материала, принадлежащего социальному каркасу силовых отношений. Таков обычный способ, посредством которого общественные науки и культурологические исследования объясняют устойчивость любой вещи: вещи устойчивы не по причине внутренней прочности строительного материала, из которого они якобы сконструированы, а по той причине, что их зримые фасады подпирает прочный стальной каркас общества. Например, закон не обладает своей собственной прочностью, он просто добавляет «легитимность» тайной силе власти. Законы, предоставленные своим собственным механизмам, – не более чем тонкий слой краски, покрывающей отношения господства[249]. То же самое касается религии. А также массовой культуры, рыночных отношений, СМИ и, конечно, политики. Любая вещь сделана из одного и того же материала: всеохватного, непреложного, всегда-уже-имеющегося, всемогущего общества. Большинство примеров, рассмотренных Хакингом, иллюстрируют эту логику – социальный конструктивист гордо восклицает: «Вы наивно полагаете, что закон, религия и т. д. устойчивы сами по себе, но я покажу вам, что в действительности они состоят из общественных отношений, которые бесконечно более прочны, долговечны, однородны и могущественны, чем труха и солома, скрывающая их структуру наподобие завесы, маскировки или тайника». Чаще всего те, кто гордится своим релятивизмом, являются социальными реалистами.