Пыль Снов - Стивен Эриксон

Она пристегнула к поясу рапиру, одела на плечо небольшой вещмешок и вышла, не заботясь запереть дверь — комната съемная, и к тому же дурак, который захочет ее обворовать, может забирать всё, особенно дурацкую урну.

Приятный и многообещающий бриз сопровождал ее к причалам. Шерк с удовольствием видела, ступив на сходни, что на судне кипит работа. Грузчики доставляли последние тюки с припасами, сгибаясь под градом язвительных комментариев выводка шлюх, бросивших на капитана уничтожающие взгляды. Вряд ли заслуженно, подумалось Шерк — она не конкурирует с ними уже несколько месяцев и вообще разве она сегодня не отбывает?

Шерк ступила на главную палубу. — Красавчик, откуда у тебя нос?

Старпом встал рядом. — Клюв рифового окуня, — сообщил он, — набитый ватой, чтобы впитывать жидкость. Капитан, я купил его на Приливном рынке.

Она покосилась. Ремешки, удерживавшие клюв, выглядели на редкость туго затянутыми. — Лучше ослабь на время, — посоветовала она, бросая мешок и упираясь руками в бока, чтобы надменно следить за матросами. — Аблалы нет?

— Пока нет.

— Что же. Я хочу воспользоваться попутным ветром.

— Хорошо, капитан. Великан на борту — дурной знак…

— Ничего подобного, — бросила она. — Он был отличным пиратом в прошлые дни, и никаких дурных знаков. — Кабан ревнует, это точно. Но его нос выглядит смехотворно. — Гони портовых крыс с корабля, отдавай концы.

— Слушаюсь, капитан.

Она проследила, как он ковыляет прочь, и сурово кивнула, когда Красавчик заорал в ухо подбежавшего матроса. Прошлась по носовой надстройке, поглядела на толпу у причала. Никакого Аблалы. — Идиот.

Капитан Рутан Гудд взял в конюшне лошадь и поехал на север по главной улице вдоль центрального канала. В толпе он не видел малазан — похоже, он мог был последним, оставшимся в городе. Это его вполне устраивало. Еще лучше было бы, если бы Тавора и Охотники за Костями снялись до его приезда, оставив Рутана позади.

Он никогда не хотел быть капитаном — ведь это означает слишком пристальное внимание людей. Будь у него выбор, Рутан Гудд прожил бы всю жизнь, не замечаемый никем. Ну, разве что иногда, подходящей женщиной. В последнее время он часто задумывался о дезертирстве. Будь он рядовым, так и произошло бы. Но бегство офицера… маги соединят усилия, а попасть в поле зрения мага — последнее, чего он желает. Разумеется, Тавора не задержит армию, поджидая его — но пара магов уже сейчас могут скакать на поиски. А кулак Блистиг разминает жалящий язык в предвкушении мига, когда к нему доставят Рутана.

В обычных обстоятельствах даже офицеру легче спрятаться в армии. Ни на что не вызывайся, ничего не советуй, на совещаниях стой в заднем ряду, а еще лучше — не ходи на них вообще. Почти все командные структуры имеют места для бесполезных офицеров, как на поле боя находится место бесполезным солдатам. «Возьмем тысячу солдат. Четыре сотни будут стоять и ничего не делать. Две сотни разбегутся, только дай шанс. Ее одна сотня ума лишится. Остаются три сотни, на которые можно рассчитывать. Ваша задача — разумно расположить эти три сотни, командуя тысячей». Не малазанская доктрина. Он подозревал — слова какого-то тефтианского генерала. Не кореланца, это точно. Кореланцы просто оставят три сотни и казнят остальных.

«Седогривый? Не глупи, Рутан. Радуйся, что слышишь от него пять слов в год. Но к чему слова тому, кто и так светится? Сохрани тебя Худ в тепле, Седогривый».

Так или иначе, Рутан готов считать себя в числе семисот бесполезных, паникующих и разбегающихся при первом лязге мечей. Однако до сих пор ему не подвернулась ни одна из этих возможностей. Схватки, в которых он участвовал — если подумать, довольно редко — заставляли бешеным волком биться за жизнь. Нет ничего хуже, чем быть замеченным кем-то, кто желает тебя убить — увидеть, как внезапно загораются глаза врага…

Капитан одернул себя. Впереди виднелись северные ворота.

Снова в армии. Конец мягким перинам и мягкой, хотя странно холодной женской плоти; конец вполне достойным (хотя горьковатым) летерийским винам. Конец сладкой возможности ничего не делать. Придется быть внимательным. Тут уж ничего не поделать.

«Ты велел пониже держать голову, Седогривый. Я пытаюсь. Но не работает. Хотя… что-то в твоих глазах подсказывало мне — ты не веришь, что сработает. У тебя же не работало».

Рутан Гудд потянул за бороду, напоминая себе, что носит чужую личину. «Скажем прямо, старый друг: в нашем мире незаметны только мертвецы».

В месте жертвоприношения даже воздух кажется изломанным. Разрушенным. Находиться здесь плохо, но у Аблалы нет выбора. Голос старого Горбуна Арбэта звучит в голове, посылает туда и сюда, а с черепом такое дело — даже большой, как у него, слишком мал, чтобы уживаться в нем с чужим голосом. Даже если это голос мертвеца. — Я сделал что ты хотел, — сказал он вслух. — Так что оставь меня. Я должен идти на корабль. Чтобы мы с Шерк занялись сексом. А ты завидуешь.

Он был на кладбище единственным живым. Кладбищем почти не пользовались, особенно с тех пор, как часть его начала тонуть. Надгробия покосились, просели, могилы открылись. Большие каменные урны попадали. Торчали разбитые молниями деревья, белыми головастыми змеями блуждали где вздумается болотные газы. Кости вылезали из земли, словно камни на поле фермера. Он взял одну — бедренную кость — чтобы рукам было чем заняться, пока он поджидает призрак Арбэта.

Сзади раздался шорох — Аблала обернулся… — А, ты. Чего нужно?

— Я пришел пугать тебя, — сказал гнилой, облаченный в лохмотья труп, поднимая костлявые руки, растопыривая украшенные зазубренными ногтями пальцы. — Аррррааааагрррр!

— Дурак ты. Иди прочь.

Харлест Эберикт опустил плечи. — Ничего больше не работает. Погляди. Я разваливаюсь.

— Иди к Селаш. Она тебя сошьет обратно.

— Не могу. Глупый дух не пускает.

— Какой дух?

Харлест постучал по голове, сломав при этом ноготь. — О, видал? Все не так!

— Какой дух?

— Тот, который хочет поговорить с тобой и кое-что дать. Которого ты убил. Убийца. Я тоже хотел стать убийцей, знаешь ли. Рвать людей на куски и пожирать эти куски. Но к чему строить дерзкие планы — всё равно провалишься. Я слишком высоко забрался, слишком многого хотел. И потерял голову.

— Не потерял. Голова еще на месте.

— Слушай, чем скорее мы это сделаем, тем скорее дух меня отпустит. Хочу опять ничего не делать. За мной.

Харлест повел Аблалу к провалу шага в длину и два в ширину. В земле виднелось много костей. Труп указал пальцем: — Подземный поток изменил курс, прошел через кладбище. Вот отчего под ногами все оседает. Зачем тебе кость?

— Ни за чем.

— Брось ее. Ты меня нервируешь.

— Хочу потолковать с призраком. Со Старым Горбом.

— Не сможешь. Разве что в голове, но дух недостаточно силен и не войдет в тебя, пока пользуется мной. Говори со мной. Там внизу кости Тартеналов, это самое древнее захоронение. Ты хочешь расчистить их, найдя большую каменную плиту. Ее нужно будет стащить или столкнуть на сторону. То, чего ты хочешь, внизу.

— Ничего я не хочу.

— Хочешь, хочешь. Пока что ты не вернешься к сородичам. Прости, знаю, у тебя были планы… но ничего не поделаешь. Карсе Орлонгу придется подождать.

Аблала скривился, глядя в яму. — Я пропущу корабль — Шерк с ума же сойдет. И я вроде должен собрать всех Тартеналов — вот чего желает Карса. Старый Горб, ты все порушил! — Он схватился за голову, ударив себя костью. — Ой, видишь, чего ты наделал?

— Все потому что ты дела в кучу мешаешь, Аблала Сани. Давай, копай.

— Лучше бы я тебя не убивал. Это я призраку.

— Выбора не было.

— Ненавижу. Никогда у меня нет выбора.

— Просто спрыгни в яму, Аблала Сани.

Вытирая глаза, Тартенал залез в провал и начал разбрасывать куски земли и кости.

Через некоторое время Харлест услышал скрежет сдвигаемых камней и подошел ближе к краю. — Отлично, ты ее нашел. Теперь засунь руки под край и столкни ее. Давай, напрягай спину.

Харлест всего лишь развлекался, а потому был немало удивлен, когда тупоголовый великан действительно смог поднять громадную глыбу камня, столкнуть к стенке могилы. Погребенное в саркофаге тело когда-то не уступало в объеме самому Аблале, но давно успело обратиться в прах; в гробнице остались лишь оружие и доспехи.

— Дух говорит, что знает имя доспехов, — крикнул Харлест. — Даже палица имеет имя. Первые Герои любили производить впечатление. Вот этот Теломен был славен в одном из пограничных регионов Первой Империи — том самом, откуда прибыли первые летерийцы. Воинственный ублюдок. Его имя забыто, и лучше пусть таковым и остается. Бери доспехи, бери палицу.

— Воняет, — пожаловался Аблала Сани.