Семьи: книга третья - Андрей Васильевич Меркулов

первенству очень эффективен, и, конечно же, мужчины по возможности не ограничивались бы одной красавицей — куда лучше с этой задачей справились бы две или сразу три пассии, с умиленными улыбками на лицах ластящиеся к своему господину. Но что поделать: нормы высокоразвитого социума диктуют определенные ограничения, и мужчине теперь приходится довольствоваться одной женщиной; однако от этого внешность и манеры спутницы приобретают лишь тем большее значение.

В Юрии в силу специфического уклада личности стремление первенствовать выражалось особенно ярко. Он не осознавал, как влияет на его отношение к Ольге это глубинное внутреннее побуждение, а только чувствовал неуемное желание, чтобы супруга рядом с ним блистала, притягивая восторженные взгляды других мужчин. Отдавая себе ясный отчет, что жена, имея все предпосылки быть неотразимой, вполне способна стоять в ряду самых первых красавиц и для этого ей требуется лишь соответствующе одеваться, Юрий только еще сильнее хотел этого, и меньшее стало для него сродни несправедливому поражению, бесплодно упущенной возможности. Упорно старался он подтолкнуть, мотивировать Ольгу выглядеть впечатляюще и ярко, делая это наиболее очевидным, простым и удобным для него, но в то же время наименее эффективным и самым болезненным для нее способом — открытыми упреками и прямой критикой. Постоянно обращал он внимание жены на ту или иную эффектную женщину, подчеркивая их наряды, прически, походку и не желая замечать, что этими сравнениями терзает и без того очень израненное женское самолюбие супруги.

Критика Юрия в отношении ее внешнего вида, нескончаемые сравнения, а порой и прямые указания привели к тому, что Ольга начала пытаться в меру своих сил соответствовать желаниям мужа. Однако ей, с раннего детства обладающей кучей самых разных комплексов, робкой, стеснительной, во многом неуверенной в себе, было невероятно тяжело выглядеть броско и заметно. Для удовлетворения запросов супруга ей приходилось идти вопреки своему собственному желанию одеваться мило, но скромно, каждый раз буквально перебарывая себя. Нося яркие, впечатляющие, притягивающие внимание наряды, Ольга ощущала себя не в своей тарелке, становилась зажатой, скованной, но под давлением мужа то и дело шла на это, не без удовольствия, впрочем, подмечая его восторженность, искорки в глазах, направленную на нее былую страсть, когда ей удавалось выглядеть эффектно.

Если на каком-нибудь мероприятии, свадебном торжестве, в гостях у друзей или просто на прогулке по улице жена была на высоте, ничуть не уступая окружающим женщинам, Юрий пребывал в самом приподнятом и воодушевленном настроении. Когда Ольга выглядела безукоризненно, ни одна другая женщина не интересовала его, он вовсе не обращал на них внимания, был особенно весел, ласков с супругой и весь буквально лучился восторженными эмоциями.

Но если жена терялась среди остальных дам, очевидно уступая им, или тем более смотрелась не лучшим образом, Юрий находился в крайне неблагоприятном расположении духа, как это было на последней корпоративной вечеринке у него на работе в конце мая. На то мероприятие Ольга пришла уставшая после трудового дня, не успев поправить макияж и сделать прическу, но еще более возмутила мужа тем, что надела очень неудачные разношенные босоножки, из которых ее хрупкая стопа то и дело норовила выскочить, нелепо выдаваясь вперед. Разочарованный внешним видом супруги, Юрий начал смущаться, стесняться ее и потому несознательно, сам того не замечая, стал всячески дистанцироваться от жены: он буквально сторонился Ольги, избегал и игнорировал, за весь вечер не перемолвившись с ней и пятью фразами. Не зная никого на корпоративном мероприятии мужа, она ходила за ним как неприкаянная, а он вовсе не обращал на нее внимания, общаясь исключительно с коллегами, порой даже не удосуживаясь представить ее им. Воспоминания о том вечере глубоко запали в душу Ольги вместе с множеством прочих подобных, не менее обидных и горьких.

Отсутствие прежней страсти, прагматичное, сухое, безразличное отношение супруга, периодически возникавший у него интерес к другим женщинам, непрекращающиеся сравнения и критика касательно ее внешнего вида — все это явственно свидетельствовало Ольге о том, что она перестала его волновать. Мучительная мысль, что муж живет с ней по инерции, в силу сложившихся обстоятельств, просто потому, что так привычно и удобно, прочно засела в ее сознании, рождая постоянные неуемные опасения.

«Он не любит меня, — размышляла Ольга, наблюдая, как супруг за то недолгое время, пока они сидели на скамейке, несколько раз с явным интересом засматривался на проходивших мимо привлекательных женщин. — Если бы любил, разве бы он вел себя так? Говорил бы мне такое? Конечно, нет. Зачем же мы тогда живем вместе? Просто по привычке? По привычке… Но к чему все это приведет?» — и как только Ольга задалась последним вопросом, тут же в сознании ее проявились рассуждения мужа о том, что брак — это искусственный отживший институт, не имеющий в развитом обществе никакого значения; что мужчина-семьянин — это тот, кто более ничего в жизни не может, и его любимое по этому поводу очень раздражавшее ее выражение: «А чем не муж? Ума в нем только мало; но чтоб иметь детей, кому ума недоставало?»; вспомнилось его отношение к Саше: всегда самый холодный, строгий тон при общении с дочерью и полное отсутствие чего-либо хоть отдаленно напоминавшего отцовскую любовь к ребенку; и ситуация в семье Завязиных — то, как Глеб терзал сейчас Полину. Все эти воспоминания и соображения промчались у Ольги в несколько коротких мгновений, оставив после себя одно ясное, цельное, всеобъемлющее гнетущее впечатление. «Нет, семья ему совершенно безразлична, равно как и я. Если он захочет уйти, то сделает это не раздумывая. Никакие просьбы и мольбы его не остановят. И это произойдет! Если сейчас его не устраивает, как я выгляжу, одеваюсь, что будет через десять, пятнадцать лет? Страдать, терпеть унижения, чтобы в сорок пять перед пенсией оказаться брошенной?» — и с этими размышлениями тягостные мучительные переживания, все сильнее разраставшиеся в душе Ольги, сделались нестерпимыми. Единственным логичным продолжением ее раздумий был вывод о необходимости сейчас, когда она еще достаточно молодая, расстаться с супругом и попытаться, пока не поздно, устроить свою жизнь, но чем ближе подходила она к этому заключению, тем неистовей трепетало в отчаянии все ее нутро. Уйти от мужа означало до основания разрушить привычный спокойный уклад жизни, столкнуться с массой самых серьезных сложностей, начиная с вопроса жилья и заканчивая переводом дочки в новую школу, предвещало сильнейшие эмоциональные потрясения, и, предчувствуя этот шквал трудностей и напряжения, подсознание Ольги упорно ограждало ее от мысли о разводе, так что сейчас, когда она оказалась уже на пороге столь невыносимого, пугающего своей неизвестностью вывода, не