Брачный приз - Вирджиния Хенли

— Ты понимаешь, что это означает? — спросил Роджер.

— Я победил, — хрипло ответил принц.

Роджер поднял меч и прогремел:

— Королевство, власть и слава твои!

— Силы Господни, я победил! — завопил Эдуард и, обняв Роджера, оторвал его от земли.

Вокруг раздались оглушительные приветственные крики людей, осознавших, что победа осталась за ними и битва закончена.

Воинственная лихорадка вскоре сменилась сочувствием к побежденным. Друзья потребовали свежих лошадей и вместе с оруженосцами принялись за поиски раненых, одновременно подсчитывая потери обеих сторон. Когда они набрели на тяжело раненного Гая де Монфора, Эдуард приказал, чтобы его унесли с поля и позвали лекаря. Вскоре они наткнулись на тело Генри де Монфора, и на глаза Эдуарда навернулись слезы скорби по другу детства.

Упоение победой Джона де Уоррена сменилось печалью, едва он узнал, что его брат Линкольн погиб. Принц и Роджер встретили его, когда он уносил тело брата.

— Кровь Христова! У Линкольна двое ребятишек: если одному из нас суждено было умереть, почему не мне?

— Теперь ты должен стать им отцом, Джон, — выдавил Роджер единственное, что пришло на ум.

Люди Мортимера столпились там, где лежал труп Симона де Монфора. Ненависть к графу еще пылала в них вместе с жаждой крови, и они яростно расчленяли тело, не обращая внимания на приближение принца, возмущенного бессмысленной жестокостью. Друзей передернуло от ужаса и отвращения, когда они увидели отрубленную голову Симона.

— Прекратить! — скомандовал Эдуард.

Мортимер, сообразив, что вызвал гнев будущего короля, присмирел.

— Мой господин, они требуют отмщения, — пояснил он.

— Я не потерплю варварства! Роджер, присмотри, чтобы они приготовили к погребению останки великого воина. Мы сами отнесем его в Эвершемское аббатство и позаботимся, чтобы тело предали земле с соблюдением всех обрядов, — объявил Эдуард.

Подъехавший Бассингберн доложил:

— Господин, из ста шестидесяти баронов и рыцарей, сражавшихся за Симона, в живых осталось только двенадцать.

Эдуард перекрестился.

— Пусть Господь смилостивится над их душами. Но больше я не пролью крови тех, кто шел сегодня против меня: ни один пленник не будет казнен. Пусть все знают, что я умею прощать своих врагов.

Звуки битвы доносились бы даже до Першора, если бы не ужасная гроза. Здесь разразился такой ливень, что носа нельзя было высунуть на улицу. Розамонд, зная, что Роджер скоро пойдет в битву, занялась чтением книги о целебных травах, чтобы не давать воли воображению. Ей пришло в голову, что скоро ее зелья могут пригодиться.

Она созвала всех женщин замка и дала поручение каждой. Прачкам велела разорвать простыни на бинты, отвела молочниц в кладовую и показала, как растирать в порошок сухие корни, кору и семена. Некоторые растения могли унять боль, другие помогали заживлять раны. На кузне кипятили жир, воск и тысячелистник и заливали в горшочки. Полученная мазь облегчала боль, уменьшала кровотечение и прекращала воспаления. Потом Розамонд усадила за работу швей.

На следующий день стражники, патрулирующие Першор, прислали гонца с сообщением, что сэр Роджер с отрядом вооруженных всадников, среди которых настоящий великан, возможно, сам лорд Эдуард, находится примерно в миле от замка.

Розамонд едва успела переодеться и вымыть руки. Она взяла было сетку, украшенную бирюзой, но передумана и просто распустила волосы по плечам, подобрала юбки и пустилась бежать. Пересекла двор и, чтобы срезать дорогу, помчалась лугом, усеянным копнами сжатой травы.

— Роджер! Роджер! — кричала она, не видя никого, кроме любимого мужа.

Роджер правой рукой подхватил ее и посадил в седло, пожирая глазами. Задыхавшаяся от изнеможения Розамонд потеряла дар речи от близости своего темного воина.

— Все кончено? — прошептала она, прижимаясь к нему.

— Да. Дверь прошлого закрыта. Будущее начинается сегодня.

Она повернула голову. Справа ехал Эдуард. Солнце позолотило его голову и львов на трепещущих флажках. Сегодня принц казался истинным властителем страны. Роджер был прав: он станет достойным королем и сделает все, чтобы никто не отнял у него законного наследия. Всякий, кто увидит его, сразу поймет: он непобедим.

— Род де Лейберн, я всегда говорил, что ты счастливчик! — ухмыльнулся принц.

— Вы не ранены? — всполошилась Розамонд. — Мы готовы излечить ваши раны и предложить вам гостеприимство, лорд Эдуард.

— Нам чрезвычайно повезло, что монахи в Эвершемском аббатстве вызвались ухаживать за тяжелоранеными, но и вам работы хватит. Больше всего нам нужна еда, и твой муж предложил нас накормить. Наши боевые кони прикончат все имеющееся сено.

— Это моя обязанность как королевского управителя. К счастью, на фермах Першора пасутся обильные стада.

Едва они оказались во дворе, Род соскочил с седла, собрал вокруг себя людей и стал отдавать приказы. Конюхам было велено отвести лошадей на пастбище, не успевших вымыться воинов послали к реке, а мастер Хаттон перечислял фермы, на которых держали больше всего скота.

— Как только повидаю сына, поедем на фермы, — сказал Роджер управителю.

Лорд Эдуард спешился и снял Розамонд со Стиджиена.

— Наконец и я увижу крестника. Надеюсь, он унаследовал золотистые волосы матери.

— Нет, господин мой, он копия своего отца, — улыбнулась Розамонд.

Позвав Лиззи Хаттон, она велела ей позаботиться о раненых и устроить лазарет в зале.

Нэн с гордым видом вынесла младенца. Розамонд взяла сына и хотела передать отцу, но тот покачал головой:

— Не могу.

Только сейчас она заметила, как неловко он держит левую руку, и, отдав ребенка Нэн, велела мужу сесть.

— Сначала избавимся от окровавленной кольчуги, — обратилась она к Эдуарду, и он тут же стащил с друга сетчатую тунику. Розамонд с тревогой осмотрела руку. Вряд ли что-то сломано, скорее, у мужа вывих.

— Какого черта ты ничего не сказал? — рассердилась она.

— Рука онемела еще в конце битвы, и я почти не чувствовал боли.

— Зато теперь тебе плохо придется!

Эдуард держал Роджера, пока Розамонд вправляла ему суставы. Боль оказалась резкой и неожиданной, и Род с трудом сдержал крик. За локтем настала очередь плеча. Род вскрикнул, но оказалось, что самое страшное уже позади. Теперь кости только ныли.

— У кого ты научилась столь нежным ласкам? — язвительно осведомился он.

— У монахинь, — засмеялась она.

— О, это известные своей жестокостью стервы! — объявил Эдуард.

— Ничего, Розамонд сотрет улыбочку с твоего лица, когда начнет зашивать порез на твоей руке, — пообещал принцу Род.