Суть вещи - Алёна Алексина

чем вообще говорите-то, а? – Она пытается поймать взгляд Яна, краем глаза замечает, что Митя встает с кресла и направляется к ней, но если сейчас замолчать, Ян передумает. – Вы себя-то послушайте! Скандал. Вы вспомните себя маленьких-то, а? За вас некому было, теперь и вы за других каких-то не станете, да? Это, по-вашему, не скандал?

– Да что ты вообще понимаешь? А? – Тим корчит отвратительную рожу, и Лиза догадывается, что он пытается передразнить ее. – Гляди, какая правильная! – Он вскакивает с дивана, Митя быстро загораживает от него Лизу, и маленький Тим кричит из-за его плеча: – Ты в туман свалишь, а ему потом как-то жить!

Нужно договорить, додавить, сейчас самое время, Ян готов согласиться, но Митя вытесняет ее из комнаты и закрывает дверь за ее спиной. Они остаются вдвоем в темной прихожей. За дверью гостиной тишина.

– Спокойно, Лиза, – вполголоса говорит ей он. – С этими мальчиками мы в тупике, нужно это признать. Они оба не годятся: один не подходит, другому слишком дорого все это обойдется. Не психуй попусту. – Митя замечает перевернутую фотографию, берет ее с полки, всматривается в чужую красоту. Наблюдать за этим неохота. Лиза разворачивается и идет на кухню. За стеклом серый двор и желто-синие пятна от фонарей на снегу. В оконном стекле позади ее отражения появляется Митино лицо.

– Это Юлька моя. Показывал тебе?

Лиза разворачивается от окна, послушно смотрит на Юльку – любимая девушка? жена? кому она там улыбается, когда Митя ее обнимает?

Митя краешком свитера вытирает стекло и аккуратно ставит на стол.

– Вот же я говнюк. Сто лет на кладбище не был. Поди, заросло все по пояс. Весной съезжу. Хочешь со мной, а? Ну слушай, ну что ты. – Он подставляет ей табурет, садится на соседний. – Они же у нас не единственные. К сожалению, это факт. Найдем еще кого-нибудь. Кто-то согласится, слышишь?

Лиза молчит, смотрит на счастливую Юльку. Кладбище, во как. Ну да, конечно.

– Понимаю, – говорит Митя, помолчав. – Слов нет, обидно, что не выходит его прищемить. Ты столько всего сделала, и так досадно все обламывается. Но мы что-нибудь обязательно придумаем. А сейчас придется смириться. Облом. Нужно оставить их в покое, слышишь? Иначе они снова пострадают. Мы обязательно что-нибудь… Ты куда?

Лиза хватает с вешалки куртку, впрыгивает в ботинки.

Он не понимает, ни черта не понимает. Все пропало. Ничего уже не придумать.

Иногда замки открываются очень быстро.

Этажом ниже Лизу догоняет грохот захлопнувшейся двери.

Эпизод 2279

Во вторник Лизе довольно сложно вспомнить, что она делала накануне. Последовательность событий смялась, сплющилась между бесконечными стиркой и глажкой, беготней с этажа на этаж и полным домом рабочих, которые наконец пришли починить ступеньку и наладить фильтр в бассейне. Каждую свободную минуту Лиза куда-то торопится, что-то заказывает, кому-то звонит, с кем-то даже ругается – хорошо, что те, с кем она ругается, этого даже, кажется, не замечают. И постоянным фоном в голове стучит: думай, Лиза, думай.

Ночь выходит бессонной. К утру, отбросив разогревшийся до опасной температуры телефон, Лиза наконец вытягивается на кровати – прямо поверх одеяла, чтоб не уснуть, – и пытается сообразить, кто из них первым предложил эту идею, а кто просто подхватил и развил ее, но потом обрывает цепочку. Не так уж это и важно. Главное, что по итогам бесконечных обсуждений и переговоров у них, кажется, вырисовывается вариант, который должен сработать. Небезупречный, конечно. Все на свете может обвалиться в ад в любой момент. Но об этом лучше не думать, лучше катиться по проложенным наспех рельсам, не забегая вперед. Например, сейчас главное – уговорить Митю и Яна с Тимом. Без них ничего не выйдет.

Весь день Лиза гоняет в голове аргументы, готовится отстаивать свою шаткую точку зрения, но, когда входит в Митин кабинет, он даже не дает ей объяснить все как следует.

– Ты просто с ума сошла! – перебивает он. Выпуклую радужку его глаз со всех сторон обступает белок. – Окончательно долбанулась! И извиняться за эти слова не собираюсь, учти! Я против. Категорически. Как вообще ты – ты! – могла такое придумать? Ребенком рисковать!

– Ребенком?!

Даня выходит из-за Лизиной спины, лезет в карман, вытаскивает паспорт – размером больше собственной ладони, швыряет Мите на стол. Митя листает, всматривается в страницу с фотографией.

– Очевидно, поддельный.

– Сам ты поддельный, мудак.

Спустя двадцать минут дурацких пререканий и пару раз попусту закипевший чайник Даня устало говорит:

– Я бы легко без этого обошелся, честно. Мне двадцать пять, я хотел бы быть нормальным мужиком, но вместо этого вижу в зеркале пацана лет двенадцати – и ненавижу его. Он у меня жизнь крадет, понимаешь? Что будет, когда и если до восьмидесяти доживу? Все еще нужно будет предъявлять в барах паспорт?

Митя увлеченно гоняет по базам Данины паспортные данные. Наконец откидывается в кресле, смотрит на Даню в упор:

– М-да, приводов негусто, но есть. Воровство, наркотики…

Даня смеется:

– Негусто – не то слово. Мало кто решается заявить, когда у самого рыльце по локоть в пушку.

– Как так вышло-то, Дань? – спрашивает Митя очень спокойным серым тоном.

Вокруг него лежат какие-то бумаги, он то и дело в них что-то помечает. Лизе ужасно любопытно, что именно, но вмешиваться нельзя никак, разговор только начался, очень легко сейчас его спугнуть. Она сидит на своем диванчике и гоняет браслеты на запястьях, придерживая их, когда голоса Мити и Дани становятся совсем уж тихими.

– Долгая история, – отвечает Даня. – Если вкратце, я себя лет с девяти помню. До этого особо запоминать было нечего, а лет в девять начало болеть. Примерно все болело, от макушки до пяток. Как там говорят? Расплавленный металл в костях? Ну, вот что-то такое, да. И каждый день. И ночь. Я вначале думал, это потому, что меня все время колотят. Потом один из материнских хахалей вроде как пожалел, или надоело ему смотреть, как я корчусь. В общем, он мне выпить предложил. Ну, я выпил. Полегчало маленько. Потом мы шмаль покурили. Вообще стало хорошо. А потом еще всякое делали. – Даня ненадолго замолкает. Потом вздыхает: – Тут сократим. Потом детдом, там обследовали, какой-то диагноз даже поставили, и били не так часто, но болело все равно все на свете, плюс блевал беспрерывно. Был бы девкой, решил бы, что по залету. Жрать, кстати, до сих пор то получается, то нет. Зараза помогает, но ее же еще достать целая история. Ответил я на твой вопрос?

Митя неясно хмыкает, снова смотрит на Даню в упор. Даже наблюдать за таким неудобно.

– Тебе зачем вообще самому-то это все надо? – спрашивает он наконец. – Лиза понятно к чему стремится. А ты?

– Ну, Костян когда мне написал, я, честно говоря, вначале послать его собирался. Брат