Банда профессора Перри Хименса - А. Вороной

Брюс Дженки прочитал по бумажке эти ему непонятные научные слова и стал еще раз перечислять некоторые эпизоды из скитаний бандита, показывая фрагменты записи фильма, наверно, все еще надеясь, что вот‑вот их телерсы обнаружат пропавшего бандита и выдадут информацию на экраны телекомпании Эр‑би‑си.

Прошла еще минута. Моррисон, начальник отдела «Шумовых корреляций», в сотни раз увеличил чувствительность приемника звуковых сигналов генератора ГМП. Из динамиков послышался какой‑то писк, треск, потом честить кто‑то взялся кого‑то, еле слышно, но каким‑то знакомым голосом, потом замолчал и загремел вдруг, что‑то бормоча, кашляя и заикаясь:

— За… За‑мер‑заю, Хименс!.. За‑мер‑заю!.. Черт… вас… побрал!.. Перри!.. Ско… Ско‑рее!.. За‑мер‑заю!..

— Где он, Моррисон? Быстрее!

— Аляска. Поселок Аната. В тридцати километрах от Форт‑Юкона.

— Живее, ребята, живее! Все теплые вещи быстро в кварцевую камеру генератора! Он может схватить воспаление легких!.. Брант, готов?

— Да, шеф.

— Джойс?

— Да, шеф.

— Волкер?

— Да, шеф!

— Включайте переброс!.. Тони, срочно звоните в магазин пушнины Уол‑форда! Шубу, унты, винчестер, побольше патронов, лыжи, шапку, ну и все остальное. Его засекут, я думаю, не раньше чем через двадцать‑тридцать минут.

Хименс самодовольно улыбнулся, скривив губы, победоносным взглядом обвел всех сотрудников. Он был доволен. Испытания их генератора ГМП и всей обслуживающей его электронной аппаратуры прошли удачно. Их генератор по переброске материальных тел в пространстве и во времени работал отлично. И уже некоторые оценили их достижения в научном поиске. Уже до многих дошло, что он, профессор Хименс, продемонстрировал могущество разума, могущество своего коллектива, могущество своего детища. Что же касается дела с преступлением Дика Ричардсона, то и тут он выполнил свою задачу: он не дал им схватить его, ибо в горячке могли произойти всякие непредвиденные трагические эксцессы. В Канаде у Дика Ричардсона много друзей, это он, профессор Хименс, знал. Вот почему он и метил в Канаду. Он мог отсидеться первое время там где‑нибудь на глухом ранчо. Лучшие адвокаты, которых наймет фирма, сделают свое дело. Но они опять чуть промазали. Главное — не дать ему сейчас замерзнуть! А там…

Хименс распрямил грудь, выставил ее вперед как тот старый бойцовский петух, громко крякнул. Да, он, Перри Хименс, поднялся теперь на много ступеней выше по лестнице социальных заслуг и знаний. С ним теперь будут разговаривать иначе. В штабах уже, кажется, сообразили, — что может дать армии он, Перри Хименс. Вон уже поступили на телетайп первые телеграммы. Уже предлагают заключить с ними договоры… Но он теперь не будет спешить. Он теперь может уже и выбирать. Прошли те времена, когда он хватался за любой договор, за любую соломинку, лишь бы удержаться на плаву, лишь бы не потерпеть банкротство.

— Кто у нас на Аляске, Тони?

— Я уже уточнил, шеф. Это старый друг Ричардсона, индеец Хитрая Росомаха, а короче — Дэнис Питерсон, скиталец, биолог, окончил Колумбийский университет, не захотел работать в Нью‑Йорке, преподавал в колледже на Аляске, бросил, подался в глушь.

— Свяжись с ним, Тони! И попроси помочь Дику. Его нужно переправить в Канаду. Дашь ему координаты Дика. Но только после того, как мы забросим ему снаряжение. И не раньше!

И чего это он замерз? И чего это он так орал, что чуть до смерти не напугал Джун и миссис Боумэн. Ну а миссис Клементс так та с перепугу чуть и юбку не сняла и не впихнула ее в кварцевую камеру ГМП. Спасибо Джун, та ее вовремя остановила. Небольшой морозец, градусов 5–7, белый приятный снежок чуть поблескивал в сугробах, где‑то невдалеке и музыкальное сопровождение разносилось, подвывали тоскливо волки. Но ему сначала показалось, что мороз здесь страшный, не менее 40–50 градусов по Цельсию. А теперь он малость очухался, начал приседать, делать зарядку, похлопывая себя по бокам руками, пританцовывая на снегу.

Но согреться так и не удалось. И теперь его даже уже не радовал и чудесный пейзаж. Удивительно высокие сосны, окружившие со всех сторон обширную белую пустыню, воздух свеж и им можно было бы легко дышать, если бы, конечно, не этот проклятый холод. И он проложил дорожку к ближайшему сугробу, быстро вырыл в нем нору и сунулся в нее. Но теперь что‑то холодное, что‑то обжигающее, побежало по макушке, затем начало скатываться по спине, и далее, и еще ниже. Но ему уже не хотелось выползать наружу, он привалился боком к снегу, глаза его сами собой начали слипаться, потянуло на сон. И он даже обрадовался, теперь уже было не так холодно, а даже наоборот, потеплело, и ему уже чудилось, что он опять там, в жаркой Бразилии, опять среди раскаленных песков, что в руках у него белый батон и чашечка с горячим кофе.

Он бы так, наверно, еще долго спал и грезил, если бы его вдруг не ударило что‑то по ногам, провалившись в снег и придавив их. И он возмутился, он выдернул ноги, мокрые, застывшие как льдинки, промычал на всю свою берлогу, с трудом выбрался наружу. Сверху сугроба чернел какой‑то узел тряпок.

Он смотрел на этот узел и ничего не соображал. Откуда он, что это за узел? Завыли опять волки; солнце, наглядевшись за день на эти сосны, на эти снежные пространства, скатывалось все ниже и ниже, торопилось и само в свою берлогу, возможно, к своему телевизору, поглазеть смешные мультики. И он наконец пришел в себя, до него наконец дошло, кто он и где он находится. И страх охватил его, ибо он уже не чувствовал ног, не чувствовал холода, руки у него озябли, не слушались его.

Зубами, как тот ягуар, он разорвал материю, сунул в дыру окостенелые ладони, еще больше разорвал что‑то черное, и там, внутри, показались вновь матерчатые черные вещи, красные, желтые, зеленые. И он начал все это вытаскивать, напяливать на себя. Сначала хотел надеть вместо пиджака брюки, но некуда было сунуть голову, потом спохватился, стал вести себя как и все хорошо воспитанные люди, как настоящие джентльмены. Среди вещей была одна бутылка со спиртом, другая с виски. Он долго думал, как наилучшим образом их использовать. Выбор его остановился на виски, и он отхлебнул из горлышка изрядную порцию, закашлялся, поперхнулся. Но это тепло, проникавшее все дальше и дальше по желудку, разносившееся уже по всему телу, его подбодрило. И он, усевшись на узел, стал растирать сначала снегом, а потом спиртом ноги, пока не почувствовал адскую боль. Обмотал брюками ноги, нацепив на себя чью‑то женскую кофточку, поверх надел чей‑то клетчатый пиджак, лорд Ричардсон пожалел, что те, там, в лаборатории, не догадались выслать ему и зеркало. Чего‑то еще, ощущал он, ему недоставало. Чего? Мог ли он в таком наряде пойти в ресторан? Нет, конечно, и еще раз нет. У него не было галстука! Галстука! Хотя бы бантик додумались переслать сюда.