Ахматова. Юные годы Царскосельской Музы - Юрий Зобнин

75

В марте 1889 г. состав редакции «Одесских новостей» поменялся: место редактора занял Е. С. Попандопуло, а издателя – А. П. Старков. Полностью поменялся (дважды за оставшиеся месяцы) и формат газеты: она увеличилась в объёме, но утратила прежнюю рубрикацию и, главное, стала практически анонимной, так что установить авторство материалов в этот период не представляется возможным. Несколько обзоров иностранных новинок появлялись и там, но это были статьи, приближающиеся к жанру краткой газетной рецензии.

76

Возглас «Аксиос!» (ἄξιος – «достоин», греч.) в христианской церкви завершает таинство рукоположения в диаконы, иереи и епископы. В переносном смысле – обозначение достижения окончательного успеха, безусловной победы, перехода в новый жизненный статус.

77

Ахматова А. «Северные элегии. Вторая» (1942).

78

См.: Одесские новости. 1889. 11 июня (№ 1308). С. 10.

79

Впоследствии Ахматова исправит этот недочёт отечественного летоисчисления и будет с чистой совестью праздновать свой день рождения именно по европейскому, григорианскому календарю, ибо коммунистическая календарная реформа 1918 года добросовестно запутает вопрос с историческими российскими датами до хронологических гротесков, вроде рождений и смертей, «растянувшихся» на два года, упразднив тем самым незыблемость календарных сроков.

80

Великий поэт Томас Стернз Элиот родился в Сент-Луисе (Миссури, США) 26 сентября 1888 г., он был на девять месяцев старше Ахматовой.

81

Как уже говорилось, «татарской княжной» и чингизидкой Анна Яковлевна Чегодаева, бабушка Анны Егоровны Мотовиловой, была не потому, что породнилась с симбирскими дворянами Ахматовыми, а, так сказать, сама по себе – как потомок золотоордынского князя и законника Чагатая.

82

В Царском Селе (Пушкине) и Киеве улицы Ахматовой появились двумя годами позже, а в 2007 г. имя Ахматовой получила одна из улиц в Калининграде.

83

«От дореволюционного района между 11-й, 12-й и 13-й станциями не осталось почти ничего, даже в сущности берега. Прежние дачи, за редким исключением не сохранились. Уцелело, правда, несколько больших, капитальных дач, но Ахматова называла дачу Саракини “дачкой”, “избушкой”.

Один из авторов этих строк Р. А. Шувалов <…> разыскал в старом, изданном в 1894 году справочнике В. Коханского “Одесса за 100 лет” описание дач по Фонтану, среди них упоминалась и дача Сорокини (у Ахматовой <…> Саракини – очевидно, она привела фамилию по памяти).

На старом плане дач Р. А. Шувалов перевел дюймы в метры и составил, таким образом, новый план, который он приложил к замерам нынешнего района между 11-й и 12-й станциями. И когда границы бывших дач совпали с нынешними, выяснилось, что ДСК “Солнечный” – это бывшая дача Сорокини, а ДСК мясокомбината – это бывшая дача Манес. Между ними осталась узкая полоска земли. Этот участок – единственный узкий, а ведь Ахматова пишет: “Дачка… стояла в глубине очень узкого и идущего вниз участка земли – рядом с почтой”» (Сауленко Людмила, Шувалов Роман. Задача сошлась с ответом // Вечерняя Одесса. 1973. 9 июля (№ 159 (2994)). С. 4).

По воспоминаниям старожилов, имевшихся у Л. Сауленко, почта тут располагалась «возле дачи Даля-Орсо», которая также находилась на территории ДСК мясокомбината. «Итак, два пути поиска <…> привели к одной точке <…> Это нынешняя улица Хрустальная, приблизительно, напротив дома № 2. Здесь не так давно рыли траншею, натолкнулись на фундамент какой-то постройки, по всем приметам дореволюционной (такие большие камни клали в фундамент в прошлом [XIX] веке). Это, как видно, и был домик семьи Горенко, родителей Ахматовой» (Там же).

84

Автор – Т. Судьина. Интересно, что даже надпись на горельефе, в общем курьёзная (смышленые дети, попавшие сюда впервые, обычно осведомляются у родителей: действительно ли Анна Андреевна прожила 100 лет?), почему-то настолько органично входит деталью в гармонию целого, что не может уже быть, без ощутимого ущерба для него, поправлена.

85

Ещё государь Николай Павлович, натыкаясь на очередные миллионные хищения в армии и флоте, имел обыкновение приговаривать: «Рылеев и его сообщники, конечно, не сделали бы со мной этого!» Казнённый в 1826 году руководитель Северного общества декабристов Кондратий Фёдорович Рылеев, великий поэт и гражданин, служил, как известно, заседателем Петербургской уголовной палаты и правителем канцелярии Российско-американской компании.

86

Меблированный дом «Пале-Рояль» (Пушкинская ул., 20) был постоянным пристанищем петербургской литературно-художественной богемы; быт его многократно описан в различных мемуарах и хрониках конца XIX – начала XX вв.

87

Арнольдов Евлампий Ксенофонтович (1841–1905) – кафедральный протоиерей Одесского собора, проповедник и духовный писатель.

88

Ахматова А. «Отрывок из поэмы» (1913).

89

На этот визит может указывать пометка в «Записных книжках»: «В Севастополе. С мамой в детстве до дачи [Тура] Hôtel Кидонис на Екатерининской (Grand Hôtel)…».

90

По крылатому заключению начальника управления по делам печати в правительстве Александра II Е. М. Феоктистова: «И велика ведь Россия, но во всей стране нашёлся всего один честный и исполнительный человек, да и тот немец, Балтазар фон Кампенгаузен! А как он помер, упав с лошади, так и вовсе замены ему не нашлось. Только спустя несколько лет назначили на его место контролёра, да и тот оказался – Хитрово, да и надолго Хитрово». Сменивший Кампенгаузена Алексей Захарович Хитровó просидел в этом кресле двадцать семь лет, вплоть до своей кончины в 1854 г., и погрузил вверенное ему ведомство ревизий в глубокую стагнацию.

91

Но и Шувалов был не всесилен, поскольку нити коррупции вели к Е. М. Долгоруковой, невенчанной жене самого Александра II. Именно вокруг Долгоруковой и её родственников роились все теневые «олигархи» Империи, проникающие в самые тучные области российского бюджета. «В то время как, с одной стороны, заботятся об установлении контроля за каждой копейкой, – с возмущением отмечал в дневнике военный министр Д. А. Милютин, – когда с негодованием указывают на бедного чиновника, обвиняемого или подозреваемого в обращении в свою пользу нескольких сотен или десятков казённых или чужих рублей, с другой стороны, с ведома высших властей и даже по высочайшей воле раздаются концессии на железные дороги фаворитам и фавориткам прямо для поправления их финансового положения, для того именно, чтобы несколько миллионов достались в виде барыша тем или иным личностям». В конце концов Шувалов, человек честный до бесстрашия и к тому же личный друг императора, взял и не мудрствуя лукаво высказал Александру в лицо накопившиеся сомнения относительно Долгоруковой. Долголетняя дружба сыграла свою роль: после этой чистосердечной беседы Шувалов оказался послом не где-нибудь, а в Великобритании, стране европейской и имеющей принципиальное значение во внешней политике России. Как дипломат Пётр Андреевич смог ещё оказать своему отечеству существенные услуги, но путь во внутреннюю политику ему был заказан навсегда.

92

Дузе Элеонора (Duse, 1858–1924) – итальянская драматическая актриса, с огромным успехом гастролировавшая в России в 1891–1892 гг.

93

La lumiere russe («русский свет», фр.) – идеоматическое выражение, обозначавшее в последней четверти XIX века в европейских странах городское электрическое освещение; оно возникло после парижской Всемирной выставки 1878 года, во время которой на улицах французской столицы были установлены светильники П. Н. Яблочкова. Газеты Старого Света выходили в эти дни с заголовками: «Россия – родина электричества!» (см.: Успехи электрического освещения и заслуги П. Н. Яблочкова // Наука и жизнь. 1890. № 39. С. 617–622).

94

Тютчев Ф.И. «Осенней позднею порою…» (1858).

95

В Царском Селе традиционно квартировали Лейб-Гвардии Кирасирский Его Величества, Лейб-Гвардии Гусарский и Образцовый пехотный полки, Образцовые пешая и конная батареи, инвалидские роты, а также Офицерская артиллерийская школа; однако в ходе военного строительства в Санкт-Петербургской губернии этому «ядру» царскосельского гарнизона постоянно придавались новые части.

96

Мандельштам О. «Царское Село» (1912).

97

«Девятичасовой поезд, уносящий в летний душный Петербург всякого рода чиновничий люд на весь день, уже даёт повестку длинным протяжным свистком из Павловска, – описывал утренний Царскосельский вокзал конца XIX столетия Н. Г. Гарин-Михайловский. – На вокзале и под навесом платформы сильнее чувствуется бодрящая прохлада свежего утра… Шляпы, котелки, цилиндры, всевозможных цветов военные фуражки. Поезд подошёл, с размаху остановился, выпустил пар, – зашумел и зашипел, – а в вагоны торопливо стали входить, один за другим, пассажиры. Большинство ищет уютного уголка, спешит его занять, вынимает прежде всего портсигар, закуривает папиросу, затем развертывает свою любимую газету и погружается в чтение, не упуская из виду, впрочем, и окружающей его обстановки. По расписанию дня это время переезда назначено для газеты, и надо прочесть её всю… Есть, впрочем, и серьёзные любители чтения, и нет-нет да какой-нибудь господин третьего класса в очках, с внимательным серьёзным взглядом вынет из кармана номер более серьёзной газеты и погрузится в него. Ещё реже попадаются люди с журналами в руках: для получасового чтения журнал слишком тяжелая вещь, да ещё летом, да ещё с утра, перед департаментской работой, где и обязательного, серьёзного столько предстоит… На площадке третьего класса счастливая, ветром растрёпанная парочка: она, вероятно, курсистка или консерваторка, он – мало думающий о своём туалете студент, у них обязательных дел нет, и они счастливы».