Бедная Настя. Книга 2. Превратности любви - Елена Езерская

— Полина, что ты вопишь, как выпь на болоте? — неласково укорил ее Карл Модестович.

— Это я-то выпь? — Полина уткнула руки в бока и пошла на него всей грудью. — Погоди у меня, вот придешь в чувство, опять в постельку запросишься, так я тебе сразу все припомню. Еще погреешься!

— Помолчи, Полина! — прикрикнул на нее Никита. — Что ты хотела, Аннушка? Случилось чего?

— Ох, Никита, случится и совсем скоро, если я не узнаю, куда Владимир Иванович поехал!

— Говорила я тебе, — тут же вставила свое доброе слово Полина.

— Уйди! — замахнулся на нее Никита и нахмурился. — А тебе-то к чему? Барин человек самостоятельный, по своим делам отправился.

— Да не по делам! Стреляться затеял, дуэль у них с князем.

— Из-за тебя что ли?

— Да какая же разница! — воскликнула Анна. — Торопиться надо, их остановить.

— А чего Никите их останавливать? — хмыкнула неугомонная Полина. — Вот как друг друга перебьют — ты ему достанешься.

— Цыц, ведьма! — не на шутку рассердился Никита.

— «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин, ах, мой милый Августин, все пройдет, все…» — снова затянул управляющий.

— Не до песен сейчас, Карл Модестович, Никита! — взмолилась Анна. — Надо барина выручать!

— Они уже давно уехали, может, поздно уже, — тихо сказал Никита.

— Никитушка, миленький, как ты можешь так говорить? Разве Владимир Иванович не освободил тебя? Разве он тебя когда обижал? — растерялась Анна.

— Меня не обижал, — кивнул Никита. — А тебя он измучил. Или думаешь, я слепой, не вижу, как ты извелась, почернела?

— Никита! Да ты в своем ли уме? Ты ему смерти желаешь? — ужаснулась Анна.

— Я для тебя свободы хочу…

— Интересно, — задумчиво спросил Карл Модестович. — А как это мертвый может вольную подписать?

— И то правда, — охнул Никита. — Что же это я? Как я мог!.. С Гаврилой они поехали, Аннушка! К сторожке лесника, что у озера. Модестович, поднимайся, сейчас сани по-быстрому запряжем и поедем барона спасать.

— Спасибо тебе, Никита, — растрогалась Анна.

— А ты, Никита, не торопись, — остановил его управляющий. — Мне Владимир Иванович указание давал — Анну беречь, как зеницу ока. Так что с ней я отправлюсь, а ты здесь за домом последи. И никаких разговоров! Выводи лошадку-то! И поживее!

Никита обиделся было, но потом махнул рукой — поезжайте с Богом, лишь бы успели, чего время на споры терять.

— Садитесь, Анна Платоновна! — кивнул управляющий Анне. — И не извольте беспокоиться, долетим с ветерком.

— Поторопитесь, прошу вас, — кивнула Анна, кутаясь в доху.

— Но! — лихо крикнул Карл Модестович. — Пошла! Пошла!

— Храни вас Господи! — помолился за них на дорогу Никита и вдруг заметил, как быстро шмыгнула в сторону Полина.

А ведь она все время здесь была, подумал Никита, ругалась, кричала и вдруг затихла так, как будто чего задумала! Как бы и впрямь не случилось бы чего с Аннушкой…

— Эх, пропадай все пропадом! — Никита вывел под уздцы свежую лошадь и бросился догонять выехавшие со двора сани.

Он нагнал Анну и управляющего на опушке леса за поворотом от усадьбы и ахнул. Сани перевернулись, накрыв собой и седока, и кучера. Подъехав ближе, Никита спешился и кинулся им помогать. Анна стонала — ей сильно придавило ногу, а Модестович со странной улыбкой сидел рядом в сугробе — по снегу от саней тянулся след, видно, ему удалось изловчиться и выбраться первым, и он еще какое-то время полз, не в силах подняться.

— Как вы, Карл Модестович? — крикнул ему Никита, первым делом подбегая к Анне на выручку.

— Я-то ничего, ты Анне помоги, не повредилась ли? — охая, ответил тот.

— Никита… Слава Богу! Откуда ты? Как узнал? — прошептала Анна.

— Сердце почуяло, вот следом и поехал. Что ж ты натворил, Модестович?!

— И сам не пойму? Меня вдруг как-то тряхнуло сильно. И сани разом — кувырком!

— Никита, — попросила Анна, — ты с нами не возись, скачи. Скачи дальше, останови дуэль. Мы здесь сами справимся.

— Вот еще, — оборвал ее Никита, помогая выбраться из-под саней. — Сейчас вот Модестовича встряхну, сани подниму, лошадь перепряжем, и все вместе поедем.

— Что ж ты не понимаешь?! Корф с Репниным стреляются. Ведь убьют друг друга!

— Тебе к доктору надо! Посмотри, хромаешь ведь!

— И никто мне не нужен! — с отчаяньем в голосе закричала Анна.

— Да скачи же ты, Никита, я сам лошадь перепрягу, — сказал управляющий, благодарно кивая конюху за помощь — Никита его с легкостью из сугроба поднял, отряхнул да рядом с санями поставил.

— Никита, Никита, — взмолилась Анна, — промедление смерти подобно!

— Ты мне латынью не щеголяй, тебя лечить надо, — Никита мягко отодвинул Анну от лошади — лошадка норовистая, от бега разогрелась, как бы не задела копытом случайно.

— Глянь-ка! — воскликнул Модестович. — Никак подрезано?!

— И в самом деле, — вздрогнул Никита, присмотревшись к подпруге. — Подрезано, но не до конца. Чтобы вроде не сразу лопнуло.

— Кто бы это мог сделать? — опечалился добрый Модестович.

— А вот это я, кажется, знаю. Ох, погоди, Полька! Вот вернемся, не сносить тебе головы! — погрозил куда-то в сторону Никита.

— Что же теперь делать-то? — Анна с надеждой смотрела на Никиту.

— Ехать тебе надо, Анна, самой ехать.

— Да какой же из меня ездок? — растерялась она.

— Хочешь быть сестрой милосердия — полезай в седло, а я подсажу. Езжай к своим князьям да баронам — спасай их! — Никита подставил Анне ладони лопаткой, и она несмело наступила на них ботинком.

Никита легко подбросил ее вверх и боком усадил в седло.

— Не дамское, конечно, лука короткая, держаться тебе не за что будет, — посетовал Никита. — Но ты спину ровнее держи, да уздцы из рук не выпускай. Бог даст — доедешь!

Никита легонько шлепнул лошадь по вспотевшему крупу, и она, чуть взбрыкнув, оттолкнулась копытами и с прыжка поскакала вперед.

— Спасибо, Илья Петрович, что согласились приехать, — кивнул Корф доктору, когда он появился у заброшенной избушки лесника вместе с Репниным. — Это честь для нас.

— Говоря по совести, мне совершенно не в радость эта обязанность и не к чести эта честь, — сухо ответил Штерн. Он был весьма обескуражен этим, с позволением сказать, приглашением — доктор глубоко уважал обоих молодых людей, и их необъяснимое решение стреляться вызвало у него не только грусть, но и протест. — Вообще-то я желал бы для вас перемирия. И готов принять участие в обсуждении этой возможности.

— К сожалению, Илья Петрович, — покачал головой Корф, — примирение никого не устроит, ибо от результата этой дуэли зависит личное счастье каждого из нас.