Не говори никому - Млада Рябинина

Видимо, нам никогда не надоест соревноваться друг между другом.

— Я тебя просил замолчать, Катя, — с вожделением произносит, очерчивая руками изгибы моего податливого тела. Я выгибаюсь, наши грудные клетки соприкасаются. — Придется пожинать плоды.

Пальцами пробирается к вырезу, проскальзывают под платье, находит мой центр, истекающий соками, и кружит вокруг шарика. Я кое-как сдерживаю себя, прикрывая глаза.

— Бляха-муха, — со свистящим выдохом изрекает, — на тебе нет белья.

Его глаза поднимаются и темнеют.

— Платье не предполагает белья. Ни-ка-ко-го, — заигрывающее призываю.

Кажется, его это радует значительно, потому что два пальца находят вход, толкаются во влагалище, пока большой начинает массировать клитор. Перед глазами встают мушки от электричества, охватившего все области тела. Соски болезненно трутся об ткань. Сосредоточение и адская потребность сквозит в чертах лица мужчины, не сводящий взгляда со своих манипуляций, и я предпринимаю попытку стянуть с него пиджак, запутываюсь пальцами в пуговицах рубашки, чтоб, наконец, прикоснуться к его точенной груди.

Он отталкивает от себя мои руки, когда я почти у цели. Возмущение растет и сочетается с возбуждением.

— Нет! Сегодня никакой сентиментальности.

В подтверждении своих слов загибает внутри меня пальцы, находя какую-то точку, что я когтями царапаю ему основание запястья. Сладость затапливает меня, чем недолгая боль. Как хорошо! Губами он приникает к моей шее, чтобы мимолетно оставить поцелуй и легкий укус.

— Мне нравится твой вкус, истеричка…

Я приподнимаю бедра в немой просьбе, спиной наваливаюсь на зеркало, пока Семен продолжает трахать меня пальцами. Он отпускает мои руки, и я хватаюсь за края раковины, как бы не свалиться в чертово дно безумия. К двум пальцам присоединяется третий, и, как только мышцы начинают дрожать, а кровь напоминает кипяток, он убирает свои руки.

Из-под ресниц оглядываю его: через верхние пуговицы рубашки выглядывают выразительные впадины ключиц, волосы спутаны, напоминая потрепанные деревья бурей, в штанах давно виднеется бугор, говорящий ярче о физической жажде, чем наши действия.

— Я хочу кончить!

На это Лазарев стреляет бешеным взглядом, на дне которого пляшутся бесята. Чертов искусник! Удерживая мой взгляд, он дергает себя за ремень. Звенит фляжка. Затем слышится расстегивающаяся молния. Мистер-пуктуальность-в-наказаниях припускает штаны, высвобождая наружу налитый член. О черт! Я не перестану думать о том, как он вмещается в меня. Мне даже хочется взять его ртом и вылизать каждую венку, на время завладев ситуацией, показать, что со мной тоже порой не стоит играть, но мне нужно больше.

Непроизвольно раскрываюсь перед ним еще шире. К черту платье! Оксана поймет.

Семен без нежной предупрежденности хватает меня за лодыжки, подтягивает к себе, отчего моя спина больно ударяется об кран и раковину, вот только меня это не волнует. Я слишком долго ждала. Нетерпеливость — не мой конек. Впрочем, у нас двоих.

— Нас могут увидеть…

— Когда это тебя заботило, Снежная королева? Сделаем представление для всех этих напыщенных индюков.

Вид дикого зверя впрыскивает в кровь адреналин.

Дразнящим движением головка упирается в сладки, и я шиплю недовольно, после чего он проталкивается слегка и через секунду с неожиданным толчком врывается полностью. Закатываю глаза, ударяюсь затылком об стекло, до хруста упираясь головой в стену. Как его много и одновременно мало. Он медлит, раскачивается медленно, будто специально наказывает за то, что я наговорила столько порочного. Теперь я уже не была уверена в правдивости слов Руслана… Это было некрасиво подставлять Семена…да и я знаю, что он не такой плохой человек, как кажется на первый взгляд, поэтому назовите меня трехкратной идиоткой, если станет от этого кому-то легче.

Он все еще не спешит ускоряться, и меня опоясывает зыблемая истома.

— Сема… — прошу, сердясь на себя за свой позор. — Не сдерживай себя!

Ничего не изменяется.

— Пожалуйста! — скулю и чуть не ломаю ноготь от хватки на раковине. Что-то глухо падает.

Крючок сбрасывается и более препятствий к наступлению не наблюдается. Темные глаза впиваются в мое лицо, а бедра начинают постепенно наращивать темп. Семен с остервенеем трахает меня на раковине в туалете, когда в любую минуту могут зайти посторонние, и я от этого получаю неописуемый экстаз, затмевающий разум. Моим сознанием становится тело, что вскрыло себя и стала напоминать оголенный провод.

Мужские руки, покрытые вздыбленными нервами, тянуться к груди, отодвигают ткань темного платья в сторону и стискивают мой сосок. Острота ударяет вниз живота. Наши прерывистые стоны и дыхания превращаются в а-капеллу, которую разгадать никогда бы не смогли Ромео и Джульетта.

Верчу головой, распластанная в самой неудобной позе, пока меня чуть ли не пробивает несокрушимое стенание. Шлепки разносятся на всю комнату, и ничего не будет удивлять, если эти прекрасные звуки донесутся до зала с гостями. Семен убирает руку с груди, хватает меня за бедра в районе тазобедренной кости и с силой вдавливается в меня. Мне и в голову не пришло сдерживать свои крики.

— Напомни тебя почаще злить, — ахаю и подтягиваюсь, приникая в опьяняющем поцелуе. Наши зубы стучат друг об друга, потом Лазарев хватает меня за нижнюю губу и прокусывают ее. Я громко стону под унисон толчков, готовясь освободить из себя усталость, ненависть, напряжение.

Я чувствую, как внутри меня его член расширяется. Держусь за его широкие плечи, пот градом струится с наших лиц, попадает мне в ложбинку между грудей. Кажется, Семен уже готов в скором времени кончить, почему большим пальцем касается клитора и круговыми движениями помогает вместе с ним оказаться на вершинах айсберга. Лицом зарываюсь в его шею. Меня дробит на части, приходится зубами впиться в плечо сквозь рубашку, зарывшись руками в его волосах. Мышцы ног мелко подрагивают, а когда меня захлёстывает неудержимый удар в пекле, я теряюсь во всех пространственных измерениях. Безвольно повисаю на нем. Мужчина выходит из меня, изливается прямо на оголенное бедро и сталкивает обессиленно нас лбами.

Повисает сексуальное молчание, из которого так трудно уйти.

Проходит от силы пять минут, за время которого мы выравниваем свое дыхание и успокаиваем взбесившиеся гормоны. Сема отступает, помогая неуклюже спрыгнуть с раковины, при этом держа мое платье на почтительном расстоянии, чтобы не испачкать его. Тянется за полотенцем, а я выравниваюсь и ощущаю, как его семя начинает стекать вниз. В полном молчании, словно для случившегося нет никаких объяснений, мы заканчиваем поправлять свой внешний вид.

Я озадаченно поправляю галстук и легонько ударяю по его груди, как бы давая понять, что моя работа сделана. Но отстраниться не дает вдруг схватившая за кисть его рука. Его взгляд более проясняется и там не