Бездна голодных глаз - Генри Олди

Бродяга неожиданно пригнулся и пошел мягким, звериным шагом по кругу, держа Пустотника в центре. Сигурд собрался было вмешаться, но его остановил взгляд Пустотника, прикованный к идущему человеку.

Сияющий, счастливый, безумно усталый и одновременно торжествующий взгляд…

…А потом они обнимались, хлопая друг друга по спинам и плечам, бормоча нечленораздельные фразы и целуясь по-мужски невпопад; а Солли и Сигурд стояли, переглядываясь, и чувствовали себя полными идиотами.

Наконец Даймон успокоился и вспомнил о них.

— Знакомьтесь, мальчики, — Пустотник указал на бродягу, укладывавшего свои странные ножи обратно в тюк. — Марцелл. Бес. Видимо, тоже последний…

Парень по имени Марцелл повернулся к Сигурду и одобрительно оттопырил большой палец.

— Хороший удар, — сообщил он, кивая на меч Сигурда. — Просто отличный удар. Мне очень понравилось…

— Я промахнулся, — уныло буркнул Ярроу. — И нечего издеваться.

— Почему — издеваться?! — удивился тот, кого звали Марцеллом. — И ничего не промахнулся! Ты меня убил. То есть как бы убил… понарошку… Считай, что мне опять повезло…

— А это… — хмуро заявил Солли, выдергивая очередную колючку. — Я имел в виду — в шиповник-то зачем?! Тоже понарошку?!

— Нет, — серьезно ответил Марцелл. — Шиповник — всерьез. Эти гады его почему-то терпеть не могут. Третьего дня заметил…

…Даймон и Марцелл, про которого Пустотник сказал, что тот — бес, шли впереди и шумно предавались воспоминаниям.

Солли и Сигурд уныло тащились за ними, и пережитое тяжким грузом лежало на их плечах. Солли очень расстраивался из-за бунта стаи. Он прекрасно помнил, как сам растворялся во властном потоке Зова; он не винил волков, плетущихся следом и ждущих неизбежного наказания от оскорбленного вожака, но былая ненависть в горящем взгляде Вайл преследовала Изменчивого по пятам. Зов зовом, но ведь это сидит в каждом из нас и в любую секунду готово выплеснуться наружу, неукротимым потоком захлестывая кричащее сознание… Варк лишь помог, подтолкнул спящего Зверя… Давно ли он сам бросался на Ярроу, плача злыми слезами бессилия? Кажется, вечность прошла… и действительно — прошла…

Сигурд поначалу пытался прислушиваться к разговору Даймона с новоявленным бесом — это, значит, с Отцом, что ли?! — но разобрать ничего не смог и бросил это бессмысленное занятие. Он шел, незряче глядя перед собой, и вновь и вновь прорывался сквозь кусты, взмахивал мечом, летел в шиповник; и смеялся надменный Бледный Господин, впуская в себя бесполезный клинок, и горел от второго удара, удара этого молодого, веселого парня, совершенно обычного, земного, своего…

Своего?!

Марцелл неожиданно замолчал и повернулся к Сигурду, внимательно глядя ему в лицо, — только не в глаза, а рядом и чуть мимо. Тяжелый взгляд, но не такой как у Даймона, а такой, какой был у наставника Фарамарза во время учебных боев…

— Ты мне не веришь, — отчетливо произнес Марцелл и вздохнул. И даже не вздохнул, а так! — набрал полную грудь воздуха и процедил его сквозь сжатые зубы. — Ты мне не веришь. Тебе нужен маскарад. Варку ты веришь — еще бы… туман, алые зрачки, неуязвимость… А мне не можешь. Ну хочешь — руку отрублю? Или ты мне отруби… Сигурд неверующий…

— Руку не надо, — помолчав, сказал Сигурд. — Дурость все это… Ответь на вопрос, Марцелл, — там, в Пенатах Вечных, они почему-то не хотят отвечать… Что было в начале? — нет, не в самом начале, а тогда еще, когда бесы были гладиаторами в Согде? Я так понимаю: арена, зрители, а они дерутся… Арена — понятно, зрители — понятно, дерутся — плохо понимаю, но в общем — ясно… А все вместе — не понимаю… Как это — драться на арене для зрителей? Сможешь объяснить — поверю, что ты бес.

Марцелл долго не отвечал, переводя взгляд с Ярроу на Солли, и желваки играли на его крутых скулах. Сигурд уже пожалел о сказанном, потому что чувствовал — сунул пальцы в живое, в кровь и мясо, в самое-самое… Но обратного пути не было.

— Объясню. Но потом не скулите… Стань сюда… нет, левее… а ты — сюда…

Солли послушно встал напротив Сигурда и посмотрел на Марцелла. Тот внезапно поднял голову, и его узкие глаза, похожие на суровые бойницы, распахнулись и обрушили на Изменчивого и Девятикратного небо — блеклое, выгоревшее, горбатое небо… а потом песок запорошил им глаза, и подбадривающие вопли огромной, немыслимой толпы накатились и растворились в жарком шелесте…

Желтый песок арены, казалось, обжигал глаза. Я поморгал воспаленными веками и медленно двинулся по дуге западных трибун, стараясь оставлять центр строго по левую руку. Я был левшой. Некоторых зрителей это почему-то возбуждало.

В центре арены бесновался бес. Хороший, однако, каламбур, не забыть бы… Аристократы ценят меткое словцо, и похоже, сегодня вечером я выпью за чужой счет… Бес протяжно выл на высокой, режущей слух ноте, взбрыкивал окованными сталью копытами и без устали колотил себя в оголенную волосатую грудь. Он уже разодрал себе шкуру в кровь шипами боевых браслетов, и их гравировка покрылась тусклым, запекшимся пурпуром. От когтей, равно как и от хвоста, отказались еще в Старой Эре, потому что их крепления вечно ломались, когти слетали с пальцев, а хвост больше путался в собственных ногах, чем подсекал чужие. После какой-то умник придумал шипастые запястья, и тогда же ввели узкий плетеный бич с кисточкой на хвосте — для сохранения традиций. Новинки прижились, бич так и прозвали «хвостом», но многие бесы все же предпочитали нетрадиционное оружие. Я, например, предпочитал, и ланисты нашей школы слова никогда поперек не говорили… А хоть бы и говорили… Я махнул рукой в адрес впавшего в амок беса, и солнце на миг полыхнуло по широкой поверхности моей парной «бабочки». Трибуны загудели от восторга, я незаметно поморщился и сделал еще один шаг. Второй тесак болтался на поясе, и мне было лень его доставать. И так сойдет…

Скука. Скука захлестывала меня серым липким потоком, она обволакивала мое сознание, заставляя думать о чем угодно, кроме происходящего вокруг, — и я ощущаю ее почти физически, вечную вязкую скуку, свою и тщательно притворявшегося беса. Я шел по кругу, он ярился в центре, но зрители, к счастью, не видели наших глаз. Ну что ж, на то мы и бесы…

Я подмигнул ему: давай, брат, уважим соль земли, сливки общества, и кто там еще соизволил зайти сегодня в цирк из свободных граждан… Давай, брат, пора — и он понял меня, он легко кувыркнулся мне в ноги, стараясь достать, дотянуться, зацепить рогом колено. Я сделал шаг назад, подкова копыта ударила у самой щеки, и пришлось слегка пнуть беса ногой в живот, держа клинок на отлете. Рано еще для кровушки… жарко…