Ошибка архитектора - Эйлин Торен

— Ты… ты не можешь! — мотнула она головой.

— Не могу? Неужели? Уверены, ваша светлость? — приподнял бровь супруг, смотря на неё исподлобья. — Никакой, дорогая. Никакой разницы нет!

На глаза Ланы навернулись предательские слёзы. Она испугалась его, по-настоящему.

— Да, даже если бы титула у неё не было, а она была бы действительно всего лишь шлюхой — у неё больше благородства в ногтях, чем у вас, ваша светлость, во всём прекрасном теле, — ледяным тоном отчеканил Верон. — И, если так тяжело смириться с этим, то просто закрой свой прекрасный, но такой отвратительно ядовитый рот — да, у неё есть титул, да, она дворянка по крови, а ты просто дочь торгаша, которая получила титул благодаря выгодному союзу, сродни торгу на базаре.

— Ненавижу тебя! — выдавила она, стараясь не расплакаться.

— А мне плевать, дорогая! — повёл головой герцог. — Понимаешь ли, грязный кусок серебра — всё равно серебро, а вот посеребренный кусок грязи — всего лишь грязь.

Ланира всхлипнула, задыхаясь от обидных слов.

— Приятных снов, ваша светлость, — он прошёл к двери в ванную, указывая ей на выход. И не успела она сделать шаг из комнаты, как Верон закрыл за ней дверь, абсолютно не беспокоясь мог ли ударить её.

Она всю ночь просидела в кровати, отчаянно рыдая от горя. Ей было плевать услышат её или нет, на всё было наплевать. Обида душила с яростью и неистовством. В голове всплыли все те моменты унижения, которые она переживала при дворе. Их было так много, но она помнила каждый. И раз за разом, несмотря ни на что, высоко держала голову. А сейчас эти жестокие, причиняющие невыносимую боль, слова от человека, которому она доверяла, оставили в ней огромные дыры, которые кажется так и останутся в ней навсегда.

Всё было так скверно. Отвратительно. Почему Верон так защищал Эйву? Мысли о их связи уже вовсе не покидали её и стало совсем плохо — Ланира не могла потерять Верона.

С утра она отправила вон Юллин, благо хоть Эйва к ней так и не пришла. Верон тоже не зашёл. Герцогиня отказалась спускаться к завтраку, да и не согласилась, чтобы ей принесли его в комнату.

— Что случилось? — возник в дверях её комнаты Иан, когда она отказалась от обеда.

— Ничего, — ответила она, подтягивая на себя ноги. Выбраться из постели она сегодня себя заставить не смогла.

— Ланира, — покачал он головой и прохромал внутрь.

— Я тебя не звала. Иди к своей святой девочке, — буркнула она.

— Выглядишь отвратительно, — и он бесцеремонно, несмотря на её замечание, плюхнулся на кровать. А в глазах Ланы снова появились слёзы. — Мне кажется, или ты последнее время очень много рыдаешь?

— Пошёл ты, Иан, — она отвернулась, чтобы он не видел её лица. — Не боишься, что тебя тут застукают?

— Никого нет, — ответил он. — Ния попросилась на прогулку после обеда, Верон согласился, а я отправил Шэйли с ними, хотя она хотела остаться.

— Конечно, она же так сильно любит тебя.

— Что случилось, Лана?

— Ничего.

Он фыркнул, а потом, как она поняла, растянулся на кровати.

— Брось, иди сюда, плакса, — и Иан дёрнул её локон волос.

— Иан… — зло мотнула головой Лана, потому что эти его действия, небрежность в общении, несмотря на её грубость, делали Лану слабой и излишне чувствительной.

Но он не остановился, потянул её рукав и не успела она выдернуть руку, как он поймал девушку за неё и потянул на себя.

— Не могу быть деликатнее, ваша светлость — нога, — когда она нависла над ним, ухмыльнулся Иан, положив руку ей на шею, притягивая ближе, чтобы поцеловать.

Лана упёрлась в него рукой.

— Ну что? — отстранился он, давая ей немного свободы, но всё равно не отпустив.

— Зачем тебе это? — спросила она, и ему на лицо стали капать её слёзы.

Иан нахмурился, после чего ловким движением поменялся с ней местами — теперь уже Лана была под на кровати, а Иан корпусом возвышался над ней.

— Что, низшие тебя сожри, случилось? — став серьёзным, спросил он.

— Меня все ненавидят, я всем мешаю, поперёк горла стою, грязь, покрытая серебром, вот что случилось, — и она разрыдалась снова от обиды и от злости, что не смогла сдержать себя.

— Грязь покрытая серебром? — переспросил Иан.

Лана не ответила, она закрыла руками лицо, рыдая в рукава своей ночнушки.

— Эй, — позвал младший Шелран. — Лана… Эй…

Она мотнула головой под руками. И тут Иан пошёл в наступление. Она почувствовала, как его пальцы прошлись по вырезу рубашки, потом по ткани, очерчивая грудь, губами он через ткань поцеловал сначала одну, потом другую. Потом провёл языком по коже, что была открыта в вырезе сорочки. Остановился на ложбинке на шее, потом перешёл на подбородок. Ланира не хотела, но поддалась — он накрыл её рот своим, одна рука его скользнула ей под спину, а пальцы второй ласкали грудь. Кожа девушки пошла рябью от возбуждения.

— Ну вот, — шепнул он ей в губы, когда она обняла его шею руками, открывая своё заплаканное лицо. — Знаешь, могу сказать, что ты самая красивая плакса, какую я видел.

— Дурак, — всхлипнула она. — Отпусти.

— И я не ненавижу тебя, и ты мне не поперёк горла стоишь, — улыбнулся он, снова целуя её. — Намного приятнее, когда ты принимаешь более возбуждающие позы, ваша светлость. Или когда я у тебя в горле…

Она всхлипнула.

— Ну, что такое?

— Меня никто никогда не полюбит, да? Такую…

— Какую? — спросил Иан, усмехаясь.

— Такую какая я есть, — прошептала она.

— Я очень даже люблю тебя такую какая ты есть, другая ты была бы совсем не такая.

И Лана встретилась с ним взглядом и фыркнула, давясь смешком. Иан же озорно улыбнулся, снова целуя её. И он сказал, что любит её? Правда?

— Иан? — позвала она, на что он промычал откликаясь, но продолжая целовать её в живот, и подтягивая к себе низ ночной рубашки. И ей так захотелось сказать, что она тоже любит его, потому что ведь любит. Любит. И без него не сможет.

Но она ничего не сказала, ничего не спросила, потому что Иан добрался до её ног, потом запустил руку между них, принуждая её открыться его ласке и податься ему навстречу. Лана запустила пальцы ему в волосы и подавила стоны, прикусывая губу. И хотя в доме не было Верона, Нии и Шэйли, а прислуга, скорее всего обедает внизу, но эта опасность быть застигнутыми врасплох была реальной. И при этом придавала остроты их близости.

Он повернул