Секретная зона: Исповедь генерального конструктора - Василий Кисунько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Но ведь я - тоже кузькин сын? - пошутил Остапенко.
- Ты от другого Кузьки.
Караулить пришлось недолго. На экране радиолокатора повторилась та же картина, но на этот раз по тревоге своевременно включились все радиолокаторы московской, а затем ленинградской ПВО. По их данным был прочерчен маршрут самолета-нарушителя: на Москву, затем на северо-запад через Боровичи, Ленинград и дальше за финскую границу.
Узнав об этом, разгневанный Хрущев вызвал к себе Главкома ВВС, Главкома ПВО и Рябикова.
- У меня к вам, уважаемые главкомы, только один вопрос: почему не сбили?
- Очень большая высота, Никита Сергеевич. Поднимали истребители, они видели нарушителя, но добраться до него на высоте не смогли, - ответил Главком ВВС. Его поддержал маршал артиллерии, замещавший отсутствующего в Москве Главкома ПВО.
- А зенитная артиллерия? Зенитные ракеты? Вы же сами принимали их на вооружение, ордена получали.
- Для зенитной артиллерии это выше всякого их потолка. Что же касается зенитных ракет…
Маршал замялся, и вместо него на вопрос Хрущева ответил Рябиков:
- Система С-25 запросто сняла бы этого нарушителя.
- Но система С-25 находится на опытном дежурстве, - оправдывался маршал артиллерии.
- А что такое - опытное дежурство? - спросил Хрущев.
- На стартах боекомплект ракет обозначен несколькими изделиями без заправки горючим и с весовыми макетами вместо боевых частей…
- При таком опытном дежурстве вы действительно наберетесь опыта продежуривать вражеские самолеты. Приказываю немедленно заступить системой С-25 на боевое дежурство и доложить об этом в Президиум ЦК. А с авиацией, видно, придется разбираться отдельно.
Выходя из здания Совмина, Рябиков ехидно бросил насупившемуся маршалу артиллерии:
- Товарищ маршал, поздравляю с боевым дежурством. И скажите спасибо дяде Туайнингу, - командующему ВВС НАТО, - за то, что помог вашим войскам расстаться с потешным дежурством.
По вопросам авиации Хрущев собрал широкое совещание с участием конструкторов, министров и военачальников. Во вступительном слове он вспомнил одну из своих бесед с иностранными корреспондентами в Лондоне, где он был по случаю коронации Елизаветы Второй. Ответив на вопросы корреспондентов, он сказал:
- А теперь вы ответьте на мой единственный вопрос: почему ваши самолеты летают над территорией СССР? Что им там нужно?
В ответ корреспонденты из стран НАТО дружно расхохотались. И этот смех прозвучал как наглый вызов: а вы, мол, сделайте так, чтобы не могли летать.
- А что изменилось в этом деле с тех пор? - продолжал Хрущев. - Если раньше самолеты-нарушители летали над Закавказьем и Прибалтикой, то сейчас начали среди бела дня летать над Москвой, и наши истребители, оказывается, не могут их достать. Что же это такое творится с нашей авиацией, которая, как говорят, летает выше всех, дальше всех и быстрее всех? - спросил Хрущев.
Министр авиационной промышленности понял, что этот вопрос к нему.
- Такой трюк, не имеющий никакого военного значения, сделать нетрудно. Снять с самолета все, что можно, взять в обрез горючего, раздеть летчика до трусов…
- Насчет летчика в трусиках в стратосфере - это вы оставьте для другой компании, - оборвал министра Хрущев. - Вы рассуждаете о военной стороне дела, но не понимаете ни военного, ни политического значения того факта, что чужой самолет, как у себя дома, летает над Москвой.
Немного поостыв, Хрущев продолжал:
- А что скажут по этому вопросу наши прославленные конструкторы? Например, товарищ Яковлев?
- Наши истребители не хуже американских как летательные аппараты, но их параметры сводятся на нет весами и габаритами бортовой радиоаппаратуры, - начал А. С. Яковлев. Далее он рассказал о ведущихся в его КБ новых разработках, иллюстрируя свой доклад таблицами, графиками, плакатами. Но выступивший затем военный тоже на плакатах и таблицами доказывал, почему предлагаемые Яковлевым характеристики новых машин не устраивают ВВС. Хрущев подытожил оба выступления следующим образом:
- Мне говорили, но как-то не верилось, что авиаконструктор Яковлев стал больше работать на детиздат, чем на авиацию. Теперь я вижу, что Александру Сергеевичу пора окончательно определиться в этом вопросе. Да, товарищ Яковлев, нам нужны не вот эти ваши плакаты, а самолеты, которые закрыли бы наше небо от любых нарушителей.
И все же в выступлениях почти всех остальных ораторов на этом совещании подчеркивалось, что наша самолетная радиоаппаратура намного хуже американской по весам, габаритам и энергопотреблению. Выступивший по этому вопросу министр Калмыков сказал:
- Никита Сергеевич, такое положение объясняется разобщенностью радиолокационных НИИ и КБ по разным министерствам: оборонной промышленности, авиационной промышленности, судостроительной промышленности. Получается кустарщина вместо единой продуманной научно-технической политики. Я полагаю, что назрела необходимость объединить все это в одном министерстве.
Сидевший рядом со мной главный инженер КБ-1 Лукин при этих словах Калмыкова заулыбался, наклонился ко мне, вполголоса сказал:
- Силен Валерий Дмитриевич: из допотопных электрорадиоэлементов, выпускаемых его министерством, никакие конструктора не сделают хорошую аппаратуру, а чтобы они не рыпались - забрать их под свою министерскую руку. И продолжать клепать допотопную радиолокацию.
Уловив приближение полосы больших реорганизаций, Калмыков продолжал подбрасывать эту свою идею Хрущеву, поддакивая хрущевским идеям передачи заводов в совнархозы, а НИИ и КБ - в госкомитеты. И когда контуры большой реорганизации прояснились, то в наметках калмыковского госкомитета оказалось и КБ-1. Об этом узнали Лукин, Расплетин, Чижов и я на совещании в Кремле, которое проводил Хрущев. По возвращении в КБ-1 я пошутил:
- Все ясно: Калмыков выиграл нас в пинг-понг у Хрущева на крымской госдаче, на отдыхе.
- А если без шуток, - что будем делать? - спросил Лукин.
- Если нельзя оставаться у Устинова, то в любой госкомитет, но только не к Калмыкову, - ответил я.
Расплетин промолчал. Лукин сказал:
- Решение еще не принято, и в деталях, кого куда переводить, возможны уточнения. Хрущев объявил, что министерства и ведомства могут дать свои предложения к проекту постановления. Может быть, попросить Устинова, чтобы внес поправку?
- Устинов сейчас взят на заметку как министр сталинского толка, к тому же имевший неосторожность где-то невпопад высказаться об идее совнархозов. Поэтому не надо ставить его в затруднительное положение, - возразил я Лукину. - Будет лучше, если предложение пойдет к Хрущеву снизу, от КБ-1, но при этом, конечно, нельзя говорить в лоб, что мы не хотим к Калмыкову. И тем более не называть, к кому мы хотим.
- Как же это можно никого и ничего не называть? - спросил Лукин.
- Я бы мог, как Главный конструктор по тематике ПРО, написать на имя Хрущева свои соображения о том, что в разработках ПРО все очень тесно взаимосвязано, и поэтому основные разработчики системно-электронной и ракетной частей должны быть в одном и том же госкомитете. В любом, но одном. Тогда мы наверняка попадем не к Калмыкову, а к ракетчикам. В этом духе можно было бы подготовить и соображения для Рябикова, с которым Хрущев, надо полагать, будет советоваться по реорганизации оборонных отраслей.
Чижов и Лукин охотно согласились с моим предложением, которое избавляло их от необходимости подписывать документ, противоречащий мнению того, кто может завтра оказаться их начальником министерского Ранга. Расплетин промолчал, и мне было ясно, что это молчание - знак согласия с Калмыковым и что эти два капъярских стукача при случае напомнят мне насчет колодца, из которого пригодится воды напиться.
И все же сверх всяких ожиданий мое обращение к Хрущеву сработало: КБ-1 было передано в Госкомитет по авиационной технике вместе с зенитно-ракетным КБ, выделившимся из КБ-1 в 1953 году.
Новый министр сразу же распорядился перевести в СКБ-30 отобранных выпускников вузов 1957 года, ранее направленных в НИИ и КБ Минавиапрома. Для отбора молодых специалистов я направил в госкомитет одного из своих замов - Елизаренкова, который просмотрел представленный ему список и сделал пометки напротив отобранных фамилий. Замминистра по кадрам спросил у него:
- А почему вы обошли вот эту строчку в списке?
В указанной им строчке значилось: «Хрущев Сергей Никитич».
- У нас уже был один Сергей. Был, да сплыл, - не задумываясь, выпалил Елизаренков.
Только много лет спустя узнал я об этой самодеятельности и пришел в неописуемую ярость.
- Вы дурак или провокатор? - спрашивал я Елизаренкова. - Неужели вы не понимаете, что ваша выходка стала известной Никите Сергеевичу, как исходящая не от вас лично, а от меня, как главного конструктора? Понимаете ли вы, что предложение замминистра не могло быть сделано без согласия Хрущева-старшего? Наконец, понимаете ли вы, что все катаклизмы, переживаемые нашим коллективом, являются прямым отголоском вашей дурацкой выходки?
