Гладиатор Гора - Джон Норман

— О! — только и произнесла она.

— Поцелуй меня, безымянная девица, — велел я.

— Да, господин.

Она легла на спину. Я почувствовал ее пальцы у себя на плече.

— Ты думаешь, я красивее госпожи? — спросила она.

— Может быть, — ответил я, — для свободной женщины трудно даже начать соревноваться с рабыней в красоте.

— Но госпожа привлекательна? — снова спросила она.

— Она достаточно красивая женщина, — проговорил я. — Но если бы она превратилась в рабыню, то стала бы ослепительной.

— Если бы госпожа и я были обе рабыни, как ты думаешь, кто из нас был бы красивее?

— Не знаю, — ответил я, — я бы поставил вас обеих, нагих и в ошейниках, рядом и сравнил.

— Это было бы трудно сделать, — засмеялась она.

— Почему?

— Так.

— Почему? — настаивал я.

— О! — Она произнесла это быстро, легко, но испуганно. — Потому что госпожа свободная женщина, а я только недорогая рабыня.

— Все понятно, — улыбнулся я.

— Что ты собираешься делать со мной сейчас?

— Использовать тебя как рабыню для наслаждений.

— Да, господин!

— Но сначала я посмотрю, горяча ли ты.

— Господин? — Она не поняла, что я имею в виду, и тут же вскрикнула: — О!

— Я вижу, что ты горяча, — сказал я.

— Да, господин…

Я обнял ее.

— Твои руки сильны, — проговорила она.

Я не двигался, чувствуя, как она прижимается к моим бедрам и груди.

— Господин, господин, — шептала она. — Пожалуйста, господин!

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил я.

— Возьми свою горячую рабыню!

— Хорошо, — ответил я.

Я заставил ее кричать и рыдать в темноте туннеля. Она была беззащитной в моих руках.

— Я не знала, что это может быть так, — хрипло шептала женщина.

— Молчи, рабыня, — говорил я ей.

— Да, господин, — бормотала она, со стоном целуя меня.

— Пожалуйста, сделай так еще раз, господин, — умоляла рабыня. — Пожалуйста, господин!

— Уже поздно, — ответил я.

— Пожалуйста, господин, — проговорила она.

— Пора отправлять тебя назад к твоей госпоже, — сказал я. — Иначе она может рассердиться.

— Пожалуйста, господин…

— Ты ведь не хочешь попасть на кольцо под плеть? — предположил я.

— Госпожа не станет наказывать меня, — ответила рабыня.

— Откуда ты знаешь?

— Я в этом уверена, — ответила она. — Пожалуйста, пожалуйста, господин!

— Уже поздно.

— Ну еще раз, я умоляю тебя, только один раз, мой господин!

— Хорошо, — согласился я.

Женщина затихла и лежала на спине рядом со мной. Я поднялся на ноги, нашел свою тунику и натянул ее.

— Вставай на колени, — велел я ей.

Она послушалась. Я дотронулся до ее головы и, одной рукой придерживая ее, другой вырвал прядь волос.

— Ой! Что ты делаешь? — закричала она.

— Мне это нравится, — объяснил я.

— Ты делаешь мне больно!

— Молчи.

— Да, господин.

Я спрятал прядку ее волос так, чтобы потом ее можно было найти.

— Отыщи свои вещи и возьми их в руки, — велел я ей.

Она завозилась в темноте.

— Нашла, — сказала она.

— Ты сейчас стоишь на коленях передо мной?

— Да, господин.

— Поцелуй мои ноги, — приказал я и почувствовал, как она делает это.

— Выпрямись.

— Да, господин.

— Я отпускаю тебя, — произнес я.

— Ты отпускаешь меня! — воскликнула она.

— Разве я не должен теперь вернуть тебя твоей госпоже? — улыбаясь, поинтересовался я.

— Да, господин, — сердито ответила она.

Я услышал, как она поднимается.

— Подожди!

— Господин? — с раздражением спросила она.

Я присел возле нее и взял сандалии и легкое платье у нее из рук.

— Открой рот, — приказал я, положил кусочек шелка на ее нижние зубы, а затем засунул сандалии каблуками ей в рот.

— Закрой рот, — велел я.

Она повиновалась, издав протестующий звук. Я руками поднял ее с колен и повернул спиной к себе.

— Возвращайся к госпоже, — сказал я.

Она сердито фыркнула.

— Беги, — приказал я и хлопнул ее пониже спины. Она, заплакав, бросилась бежать по туннелю прочь от меня. Я достал прядку ее волос, которую перед этим положил на пол, и спрятал в тунику. Рабыня с плачем бежала от меня по туннелю. Я улыбался в темноте.

25. Я СРАЖАЮСЬ С КРОНДАРОМ, РАБОМ МАЙЛЗА ИЗ БОНДА. ТАРНСМЕНЫ

Кожаный капюшон сдернули с моей головы. Я слышал крики толпы. Барус массировал мне спину. Кеннет наматывал длинные полоски кожи мне на руки. Я видел рабынь в ошейниках и коротких туниках, стоявших у входа. Некоторые забрались на решетки ворот.

— Джейсон! Джейсон! — кричали они.

— Крондар! — вопили свободные люди в толпе.

— Джейсон! — кричали другие.

Толпа взревела, когда на покрытую песком арену вывели плотного, небольшого роста человека. Он пытался высвободить из кандалов заломленные за спину руки.

— Он рвется в бой, — подумал я.

— Крондар! Крондар! — вопили люди в толпе.

— Я не слышал о таком рабе, — сказал я Кеннету. — Разве не Горт — чемпион конюшен Майлза?

— Вот, — выкрикнул один из судей, указывая на меня. — Джейсон, чемпион конюшен леди Флоренс из Вонда!

В толпе раздались одобрительные восклицания.

— Джейсон! Джейсон! — кричали рабыни. Присутствующие вокруг арены женщины, те, что стояли у ворот, и те, что сидели на ярусах, глядя вниз на арену, оживились. Женщины всегда радуются, когда мужчины собираются сражаться. Это происходит потому, что они знают: во время войны женщины являются трофеями. Это очевидно в каждой женщине, свободна она или является рабыней. Но в рабынях это проявляется с особенной и трогательной ясностью, ведь они уже и так осознают себя законно и недвусмысленно собственностью и трофеем. К тому же их полуобнаженные тела в ошейниках не позволяют им скрывать возбуждение.

— Он кажется сильным, — сказал я Кеннету.

— Да, — согласился он, не оборачиваясь, продолжая наматывать полоски кожи на мои руки.

— Все его тело покрыто шрамами, — заметил я.

— Так и должно быть, — ответил Кеннет.

Я не понял его слов.

— Крондар! — кричали зрители на ярусах.

— Джейсон! — орали другие.

Я посмотрел на ярусы и увидел гордую и величественную фигуру Майлза из Вонда. Он улыбался. Я припомнил, что он был одним из отвергнутых ухажеров леди Флоренс, а также одним из главных заводчиков тарларионов в округе. Я не думаю, что такой самолюбивый мужчина спокойно воспринял то, что его отвергли. Леди Флоренс на этот раз не присутствовала на схватке. По причинам, не понятным ни ее служащим, ни рабам, она объявила о временном недомогании и предпочла остаться в уединении у себя дома. Когда я спросил у Кеннета об этом, он просто ухмыльнулся и спросил: