Ада, или Отрада - Владимир Владимирович Набоков

и пути сообщения трех великих американских трансконтинентальных поездов, на которых однажды двинется в путь, притом не в одиночестве (теперь – в одиночестве). Отправляясь из Манхэттена через Мефисто, Эль-Пасо, Мексиканск и Панамский Чаннель, вишневый Экспресс Новый Свет достигал Бразилии и Ведьмы (основанной русским адмиралом). Там он разделялся на две части – восточный состав следовал дальше, к Горну Гранта, а западный возвращался на север через Вальпараисо и Боготу. В другие дни волшебное путешествие начиналось в Юконске, откуда один поезд следовал к атлантическому побережью, а другой через Калифорнию и Центральную Африку мчал в Уругвай. Сливово-синий Африканский Экспресс отправлялся из Лондона и достигал мыса Доброй Надежды тремя различными маршрутами, через Нигеро, Родозию или Эфиопию. Наконец, шоколадный Восточный Экспресс, проходя через Турцию и несколько Чаннелей, соединял Лондон с Цейлоном и Сиднеем. Когда засыпаешь, кажется таким странным, что все континенты, кроме твоего, начинаются на «А».

В каждом из трех восхитительных поездов имелись по крайней мере два вагона, в которых привередливый путешественник мог взять спальню с отдельной ванной и ватерклозетом, а также гостиную с фортепиано или арфой. Продолжительность путешествия варьировалась в зависимости от настроения Вана, когда в возрасте Эрика он воображал себе пейзажи, непрерывно расстилающиеся перед его покойным, слишком покойным креслом. По тропическим лесам, горным каньонам и другим увлекательным местам (о, назови их! Не могу – засыпаю) комната катила не быстрее пятнадцати миль в час, зато, проходя через пустыни или земледельческое уныние, достигала семидесяти, уснидесяти, спидесяти, ста —

3

Весной 1869 года Давид ван Вин, состоятельный архитектор фламандского происхождения (никоим образом не связанный с Винами нашей путаной любовной истории), отделался легкими ушибами, когда у автомобиля, которым он правил, направляясь из Канн в Кале, на подмороженной дороге лопнуло переднее колесо и он врезался в мебельный фургон, припаркованный на обочине; его дочь, сидевшая рядом с ним, была мгновенно убита чемоданом, ударившим сзади и сломавшим ей шею. Муж погибшей, неуравновешенный и неудачливый художник (на десять лет старше своего тестя, которому он завидовал и которого презирал), застрелился в своей лондонской мастерской, получив каблограмму из нормандской деревни с ужасным названием Deuil.

На этом роковая инерция не сбавила ходу, потому что Эрику, мальчику пятнадцати лет, несмотря на всю заботу и обожание, которыми его окружил дед, тоже не удалось избежать каверзной участи, странно схожей с судьбой его матери.

Переведенный из Ноты в небольшую частную школу в кантоне Во, Эрик провел чахоточное лето в Приморских Альпах, после чего был отвезен в Экс-ан-Вале, кристальный воздух которого, как считалось в то время, укрепляет молодые легкие. Вместо этого разыгравшаяся буря, невиданная доселе в этих краях, швырнула в сироту черепицей, насмерть проломив мальчугану череп. Среди его вещей Давид ван Вин нашел несколько стихотворений и черновик сочинения под названием «Вилла Венус, Сон Наяву».

Говоря без экивоков, наделенный богатым воображением Эрик явно искал выхода для своих первых плотских томлений, и в подробно изложенном им проекте (навеянном невоздержанным чтением бесчисленных эротических опусов, найденных в меблированном доме, который его дед купил недалеко от Ванса у графа Толстого, русского или поляка) содержалось описание сети роскошных борделей, возвести которую «на двух полушариях нашего каллипигийского глобуса» позволило бы ему полученное наследство. Эрик представлял себе что-то вроде фешенебельного клуба с отделениями или, по его поэтическому выражению, «амурантами», расположенными в окрестностях городов и курортов. Членами «Виллы Венус» могли быть исключительно люди благородного происхождения, «красивые и здоровые», не старше пятидесяти лет (похвальное великодушие со стороны бедного мальчика), платящие ежегодный взнос в размере 3650 гиней, не считая расходов на букеты, драгоценности и другие галантные подношения. Постоянно находящимся при отделениях женщинам-врачам, красивым и молодым («напоминающим американских секретарш или ассистенток дантистов»), надлежало проверять интимное физическое состояние «ласкающего и ласкаемого» (еще одна удачная формула), а также осматривать друг друга, ежели в том «возникнет необходимость». Один пункт в Правилах Клуба как будто указывал на то, что Эрик, несмотря на бурлящее в нем вожделение к женскому полу, вкусил удовольствия эрзац-возни со своими однокашниками в Ноте (известного тона подготовительной школе-пансионе): из не более чем пятидесяти постояльцев главных амурантов по крайней мере двое могли быть прелестными фавненками в коротких хитонах и головных повязках – белокурые не старше четырнадцати лет, темненькие – двенадцати. Однако, дабы исключить постоянный поток «закоренелых уранистов», пресыщенный гость мог ублажаться с мальчишкой только в перерыве между двумя сериями по три девушки в каждой и только в том случае, если все эти посещения происходили в течение одной недели – несколько комичное, но не лишенное практической сметки условие.

Претендентки для каждого амуранта отбирались Комитетом Членов Клуба, принимавшим во внимание годовой свод отзывов и предложений, заносившихся гостями в особую «Розовую Книгу». «Краса и нежность, грация и покорность» – таковы необходимые и главные достоинства соискательниц от пятнадцати до двадцати пяти лет в случае «стройных нордических куколок» и от десяти до двадцати лет в случае «пышных южных чаровниц». Они бы резвились и нежились в «будуарах и оранжереях», неизменно обнаженные и готовые к соитию; другое дело приставленные к ним в услужение субретки, привлекательно одетые служанки более или менее экзотического происхождения, «недоступные для желаний членов Клуба без специального дозволения Правления». Мой любимый пункт (поскольку располагаю фотостатом с каллиграфического оригинала, созданного бедным подростком) гласил, что любая девица для утех во время менструального периода могла избираться Госпожой своего амуранта. (Из этого, разумеется, ничего не вышло, и Комитет пошел на компромисс, поставив во главе персонала каждого дома красивой наружности лезбиянку и добавив упущенного Эриком вышибалу.)

Эксцентричность – великое средство от великого горя. Дед мальчика немедленно принялся претворять в кирпич и камень, в бетон и мрамор, в плоть и кровли фантазию Эрика. Он дал себе обет первым испробовать первую гурию, которую наймет для последнего из построенных домов, а до того часа жить в непрестанных трудах и суровом воздержании.

Он, должно быть, являл собой трогательное и величавое зрелище, этот пожилой, но еще полный энергии голландец с изрезанным морщинами рептильим лицом и седой шевелюрой, проектирующий с участием левацких декораторов тысячу и один мемориальный амурант, которые он вознамерился возвести по всему миру – возможно даже в брутальной Татарии, несмотря на то, что ею управляли, как он считал, «Американизированные Евреи», но ведь «Искусство искупает Политику» – весьма свежая мысль, которую мы должны простить славному старому сумасброду. Он начал с сельской Англии и прибрежных районов Америки, и когда строил дворец в стиле Роберта Адама (цинично прозванный местными острословами «Мадам-Адам Хауз»), недалеко от Ньюпорта, на острове Родос, – сооружение в несколько сенильном стиле, с