Ветувьяр (СИ) - Кейс Сия

Зато осень любила Ремора, и это еще раз подтверждало, что они с Джерретом были слишком разными, чтобы достигать взаимопонимания. Все, что она любила, он ненавидел — и наоборот.

Но теперь им не осталось ничего, кроме как держаться друг за друга до последнего. Тейвон оставил их — и Джеррет не знал, ему или Реморе было от этого больнее. В то время как адмирал чувствовал себя наполовину пустым, разрезанным надвое, сестрица осталась без единственной родной души на всем белом свете.

Наверное, Тейвону тоже нравилась осень.

Джеррет смотрел на унылый пейзаж из окна своей кельи и пытался отыскать в нем хоть что-то хорошее и приятное глазу. Ничего не попадалось.

Ремора появилась где-то через час, когда адмирал уже принялся собираться в путь — он пытался как-то поудобней завязать рясу, чтобы она не болталась на нем мешком, думал, что делать с мягкими монашескими тапочками на ногах — в таких не пройдешь и часа пешком, а значит, нужно было где-то раздобыть сапоги.

Сестрица держала в руках сверток и набитый до отказа кошелек.

— Постарайся оставить мне на память хоть что-то, — Бросила Ремора, когда он заглянул в кожаный мешочек, полный драгоценностей.

— Я не трачу деньги куда попало, — Заверил Джеррет, хотя это было не совсем правдой — ему на ум пришла парочка случаев, когда он совершенно не задумывался о деньгах. Оба раза он, правда, был пьян, но вряд ли это можно считать оправданием.

Сверток оказался неплохим, а главное теплым плащом с капюшоном — он-то точно будет не лишним в такую погоду. Джеррет решил не медлить, и сразу же облачился в сестрицын подарок. Плащ оказался удобным и даже почти умудрился скрыть от глаз уродливо намотанную рясу — о большем Джеррет и не осмеливался просить.

— И почему ты не прячешь под подушкой оружие? Мне бы пригодилось, — Вместо благодарности объявил он Реморе.

— Кто бы позволил мне его держать? Я здесь пленница, а не гостья, — Недовольно фыркнула она.

Джеррет и сам прекрасно это понимал. Без оружия он чувствовал себя почти что голым, а что еще хуже — беззащитным. С пустыми руками он уж точно ничего не сможет сделать против солдат Лукеллеса.

Придется смириться и с этим.

— Что-то ты рано, — Некстати вспомнил Джеррет, — До вечера еще несколько часов.

— Я пришла, когда у меня появилась возможность, — Отрезала сестрица, — Вечером ее не будет.

Больше Джеррет не стал допытываться, чтобы не разжигать ее недовольство еще сильнее. Вместо этого он решил сменить тему:

— Скажи, Ремора… Ты не могла бы позвать Селин? Я хотел бы с ней попрощаться.

— Еще чего! — Сестрица недовольно сложила руки на груди, — Я же сказала, что не дам тебе морочить ей голову!

— Я лишь просто хотел…

— Нет, — Покачала головой она, — Эта дурочка уже рвалась к тебе. Я ей запретила.

Джеррет зарылся руками в волосах. Что за муха укусила Ремору? Раньше ей было совершенно наплевать, с кем общался или имел какие-то связи Джеррет.

— Лучше бы ты так запрещала Тейвону видеться с Ингердой, — Бросил он, — Глядишь, ничего бы этого не случилось.

Неужели Ремора ожидала, что он станет все это терпеть? Да, Джеррет был благодарен ей за помощь, но ведь и помогала она ему не по доброте душевной, а из-за Кирации. Джеррет никогда не был ей братом. Он ничего для нее не значил, и если бы не спасение королевства, Ремора, может быть, бросила бы его в подземелье замерзать.

Сестрица показалась ему оскорбленной до глубины души. Поддавшись мимолетному стыду, Джеррет пробормотал:

— Прости.

— Я не ожидала ничего другого от такого эгоиста, как ты, — Ремора поднялась на ноги, — Но знаешь… в чем-то ты прав. Тейвон сделал Ингерду тем чудовищем, которым она стала. А я этого даже не заметила.

Она явно порывалась сказать что-то еще, но сражалась с этим желанием изо всех сил. Наконец, она медленно подошла к окну и заговорила, отвернувшись от Джеррета:

— Сегодня я всю ночь думала о вас с Тейвоном. Ты прав — я бы с радостью поменяла тебя на него. А потом я поймала себя на мысли — почему ты? Почему именно ты?

Джеррет поднялся со стула и почти бесшумно подкрался к Реморе. Она знала, что он стоит сзади — видела его в лицо в отражении на стекле — но все-таки даже не попыталась отойти.

— И я поняла кое-что. Сейчас Кирации нужен ты, а не он, — Она резко развернулась и встретилась с Джерретом взглядом, — Если начнется война, королевство сможешь удержать только ты. Кирация нуждается не в том, кто носит на голове корону, а в том, кто держит в руке меч.

— Звучит так, словно ты собираешься меня короновать, сестрица, — Попытался отшутиться Джеррет.

— Нет, — Качнула головой она, — Я лишь хочу, чтобы ты выжил. Раз боги оставили тебя, а не его, значит, ты гораздо нужнее.

Ремора готова была разрыдаться, но держалась из последних сил. Она высказала ему все, что думала, и теперь была совершенно пуста. И честна.

Джеррет не ожидал, что сестрица решится его обнять. Ни с того ни с сего она крепко обвила его руками и прижалась лицом к его груди.

— Пообещай, — Отчеканила Ремора, — что мы еще встретимся.

Он не знал, как на это реагировать, поэтому несмело прижал хрупкую, но статную фигурку к себе и прошептал:

— А как же иначе? Мне тебя еще короновать…

Когда они отстранились друг от друга, глаза у Реморы покраснели, а на щеках блестели влажные дорожки от слез.

Она ничего больше не сказала. Да и Джеррет не стал тревожить ее и без того израненную душу.

Они оба отпустили друг друга куда-то, откуда можно и не вернуться.

*

Селин всю жизнь слушала других, подчинялась тому, что ей говорили и, кажется, никогда не думала своей головой. Люди вокруг крутили ей, как хотели, а девушка безропотно позволяла им это делать.

Первым человеком, которого Селин ослушалась, стала Ремора Кастиллон. Это могло привести к неприятным последствиям, но девушке было все равно — она все знала и все понимала.

Флетчер, возможно, отправлялся на смерть. А его сестра не давала им даже попрощаться.

Селин ожидала, что так и будет. Она видела, что леди Ремора невзлюбила ее с первых секунд их знакомства. Селин и не хотела ее любви — эдакой заносчивой и избалованной ледяной статуи, неспособной ни на какие чувства. И пусть Ремора была красива; ее красота нисколько не искупала пустоту ее окаменевшей души. Проведя с этой женщиной много дней, Селин поняла — уж лучше быть уродиной, но доброй и искренней, чем красавицей, совершенно лишенной сердца.

Поэтому девушка почти не испытывала угрызений совести, пока тайком шла по длинному коридору монастыря к полузаброшенному крылу, где в одной из комнат скрывался Флетчер. Будучи служанкой, она могла спокойно перемещаться по замку и уже успела выучить многие тайные ходы, которыми совершенно не пользовались (о них, видимо, и не знали) новые обитатели монастыря.

Селин улизнула из комнат Реморы в тот момент, когда леди куда-то ушла. Как оказалось, она направилась к брату — это девушка увидела из потайного коридора, что скрывался под гобеленом и выходил как раз к старым монашеским кельям. Селин застала как раз тот момент, когда Ремора уже покидала адмирала — она вышла из его комнаты с лицом заплаканным и растроганным, что немало удивило девушку. Неужели эта ледяная глыба могла немного растаять?

Идти к Флетчеру следом за ней Селин не решилась, к тому же, убогая келья, в которой он прятался от солдат, почему-то угнетала ее.

А ведь девушка намеревалась сказать ему что-то важное. В таком тесном пространстве у нее попросту не хватит на это сил и смелости.

Она не спала почти всю ночь, прокручивая в голове сцену их прощания. Той, прежней Селин, которая теперь пряталась где-то глубоко-глубоко в ее душе, это казалось безумием — Флетчер был демоном, а не человеком, он не стоил и капли ее любви, мыслей о нем следовало стыдиться, а воспоминания нужно было вычеркнуть из памяти. Теперь эти слова казались едва ли не бредом — девушка повстречала на своем пути троих ветувьяров, и ни один из них не походил на демона. Они все были людьми — кто-то хорошими, а кто-то — не очень.