Славянское фэнтези - Мария Семёнова

Феодор снова сделал паузу, чтобы опорожнить кубок.

— И скажу ещё раз: не будь у меня даже того жалкого корабля, который мне оставил разорившийся отец, то я бы не имел выбора. Да, я преумножил бедное наследство отца, но если бы в начале торговой жизни не имел даже этой малости, то не смог бы стать тем, кто я сейчас. Наш разговор, варяг, пустая трата времени. У тебя нет своих детей, поэтому ты не поймёшь меня.

Феодор дышал тяжело, как после хорошего боя. Он думал, что спор закончен, но викинг так не считал. Как настоящий воин, вначале он дал возможность противнику отдышаться и лишь потом заговорил.

— Ты знаешь, откуда у меня этот меч? — спросил он купца, медленно вытаскивая оружие из ножен.

Верный Гамба осторожно достал из-за сапога нож, а рука Феодора как бы невзначай легла на рукоятку булавы. Пьяный викинг с обнажённым мечом — всякое может случиться.

Олаф-рус любовался своим клинком, как сладострастник хорошенькой наложницей.

— Из страны, которой сейчас правит потомок Шарлеманя, — осторожно ответил Феодор, приготовившись ко всему.

Он успокоился лишь после того, как Олаф убрал оружие обратно в ножны.

— Да, лучшие мечи делают в этом королевстве. Свой клинок я купил на ту часть добычи, которую получил после боя на Чёрном Острове. То была славная победа ярла Хавьинга, о которой ещё сложат легенды. Я участвовал в этом бою совсем мальчишкой, но сам ярл Хавьинг восхищался моей отвагой! Свой меч я купил у лучшего кузнеца, который может состязаться в искусстве ковки с гномами подземелий! За много лет службы мой клинок ни разу не подвёл меня, и ты, Феодор Отважный, сам видел его в деле! Но клянусь Одином, что по сравнению с клинком отца мой — лишь кусок грубой стали на деревянной рукоятке, обмотанной кожаным шнуром!

Викинг в приступе ярости стукнул кулаком по столу.

— Что это был за меч! Гамба и Гаилай, заткните уши, ибо эти слова для тех, кто способен оценить красоту клинка! Тот клинок разрубал противника в шлеме и кольчуге до пояса, а железную броню разрезал вместе с плотью надевшего её воина! Он мог разрезать на лету шёлк и гусиное перо, но сам был не тяжелее пера, а его рукоятка ласкала руку, как кусок шёлка! В нём была мощь северного медведя, но он был гибок, как плакучая ива! Наконечник его был не закруглён, а хорошо заточен, и там, где не получалось зарубить, мой отец закалывал противников, как свиней!

Варяг в сильном волнении привстал и, оперевшись кулаками о стол, посмотрел безумными глазами на Феодора. Теперь он говорил шёпотом:

— Тот меч ковал великий кузнец и могущественный колдун. Он заключил в клинок ярость волка и силу вепря, хитрость лисы и мудрость змея. В навершие он спрятал кусок железа, отколовшийся во время битвы от молотка Тора, а рукоять сотворил из обломка от копья Одина. Колдун хотел оставить этот меч для себя, но клинок не захотел служить такому хозяину. Он не стал драться за него, когда мой отец пришёл в его земли.

Викинг сел обратно и внезапно засмеялся больным смехом:

— Ха-ха! И ты наверняка думаешь: куда он делся?! Думаешь: почему отец не завещал его мне?! Ха-ха!

Олаф-рус резко оборвал смех.

— Отец забрал его в Валгаллу, потому что он добыт не моей доблестью, а значит, и не мне его носить. Мы, викинги, ничего не завещаем своим сыновьям. Мы считаем, что воин должен добывать всё сам. Да, это тропа разбоя и войны, но для людей моей веры она не является запретной.

Олаф-рус тяжело встал и стал надевать пояс с мечом. Гамба положил свой нож обратно за сапог. Феодор смотрел на пьяного викинга, размышлял над его словами и чувствовал, как начинает понемногу трезветь.

— Скажи, а знаешь ли ты, кто такие нибелунги? — спросил викинг, перед тем как уйти.

Гамба, которому надоело молчать, ответил за хозяина:

— Да, это великаны из ваших легенд, которые могут даровать воину невидимую накидку, хранящую его от стрел.

Викинг засмеялся.

— Вот подземные карлики и превратились в великанов, пока молва несла легенды об их деяниях до ушей чернокожих людей! В кого же они превратятся, когда молва дойдёт до края света?!

— Ты неправ, Олаф. Эти легенды очень старые, их плохо помнят даже многие скальды, — осмелился вступиться за Гамбу Гаилай.

Варяг прекратил смеяться и сказал серьёзным тоном:

— Гаилай, ты и Феодор очень любите изучать наши саги, скажите мне, сколько вы знаете песен о проклятом народе подземных карликов с птичьими ногами?

— Одну, о кузнеце Зигфриде, — ответил Феодор.

— Две, о кузнеце Зигфриде и конунге Эрике Удачливом, — сказал Гаилай.

— Если эта сага об Эрике Удачливом столь же интересна, как та песня о нибелунгах, которую знаю я, то не спеши отходить ко сну, поведай мне её. Я всегда рад послушать хорошую историю из уст хорошего рассказчика, — попросил викинга Феодор.

Он знал, что варягов хлебом не корми, а дай спеть какую-нибудь сагу, но Олаф-рус решил удивить своего нанимателя.

— Нет. Я сегодня плохой скальд. Пусть тебе поведает эту историю твой потешный раб. И запомни, Феодор Отважный, я потомок волхвов. Я вижу, что это золото изменит даже тебя. Ты был храбр, пока у тебя было малое богатство, которое не страшно потерять. Теперь ты станешь таким же осторожным, как другие купцы Империи. Я знал, что ты мечтал о великих деньгах ради великого дела.

Феодор вздрогнул. Он был уверен, что никто на этом свете не знает о его планах по поводу партии прасинов, веры монофизитов и новой династии на троне стольного града. Что никому не известно о тайных складах с оружием и доспехами.

— Ты мечтал об этом ещё вчера, но сегодня уже похоронил свои мечты.

Да, похоронил, но не ради себя, а ради счастья детей! Кто тебя научил в твоих скалах читать мысли людей, проклятый варяг?!

— И мне больше нет смысла служить тебе. По возвращении в стольный град ищи себе другого предводителя дружины.

Феодор покачал головой:

— Мне не нужен другой. Я не из тех, кто забывает в светлый день того, кто не оставил его в трудную минуту. Если дело в деньгах, я готов на любую сумму.

— Нет. — Викинг улыбнулся. — Скажу тебе больше. Из тех сокровищ, что лежат в трюмах, я ни возьму ни монеты, потому что мы взяли их без боя. Мне не нужны деньги, в которых нет моей доблести. Может быть, если повезёт, на обратном пути встретятся пираты… тогда я подумаю, разумеется, если удача будет опять на нашей стороне.

— Пираты?! Типун тебе на язык! — крикнул Феодор, когда викинг хлопнул дверью.

— Потешный раб?! — возмущался тем временем Гаилай. — Так оскорблять нашу дружбу! Феодор, ну почему меня считают твоим рабом?! Ну что с того, что я ем твою еду и живу за твой счёт?! Это не повод называть рабом свободного человека!

Кулак Кривого Купца просвистел в ладони от носа Гаилая.

— Замолчи!

Учёный муж немедленно исполнил приказ.

— А теперь рассказывай эту… легенду о нибелунгах. И рассказывай на языке Империи, я слишком пьян, чтобы понимать сейчас другие, да и Гамбе будет интересно послушать. Правда, Гамба?!

— Мне интересно то, что интересно хозяину, — прошептал чернокожий.

Раньше эта преданность купца умиляла, а сейчас раздражала. Он вдруг понял, что будет тосковать по прямым, как дороги Вечного города, речам немолодого викинга. Речам, в которых никогда не было даже намёка на подобострастие. Как это у него водилось, раздражение Кривой Купец сорвал на Гаилае:

— Я же велел тебе рассказывать, негодяй! Почему ты ещё молчишь?! Или ты затосковал по акулам?!

Странствующий историк прокашлялся и сказал:

— Феодор, ты же мне не хозяин, а друг. Друзей, когда о чём-то просят, делают это более вежливо. Например, говорят одно слово.

— Быстро!!! — Феодор схватился за булаву.

— Ну, я имел в виду «пожалуйста». — Учёный муж обречённо вздохнул. — Но ты сегодня в плохом настроении, поэтому я тебя прощаю.

И он стал рассказывать.

Феодор любил рассказы учёного мужа больше, чем его записки. На пергамент Гаилай заносил легенды слово в слово такими, какими их услышал, а когда пересказывал, расцвечивал иногда сухой стиль повествования яркими сравнениями и красивыми эпитетами. Словно придумывал это сказание заново.

Да, у Гаилая было много недостатков, но рассказчиком он был хорошим. У него сменился даже голос, стал более мужественным и более старым. Кривому Купцу временами даже казалось, что это говорит не Гаилай, а где-то в углу сидит невидимый седой скальд и плетёт певучими словами ткань старинной легенды. Через минуту Феодор перенёсся душой из тёплой каюты на палубу варяжского драккара. Палубу заливал дождь, поэтому Феодору было немного холодно.

— …И снова боги послали победу могучему конунгу Эрику Удачливому. Захватив богатую добычу и много пленных, конунг направил свой драккар домой. Погода стояла мрачная…

…Погода стояла мрачная, но настоящий мрак царил в душе конунга. Буйное море терзало обшивку судна, мечи молний рубили тёмное небо, а само небо нещадно забрасывало борт копьями дождя. Но конунг не покидал палубу, потому что в сердце его бушевали страсти сильнее.