Избранные произведения писателей Юго-Восточной Азии - авторов Коллектив

Брюхатый надавил на пассажиров с такой силой, что если бы Чокнутый не проявил ловкость и вовремя не вцепился в кожаную петлю, свисавшую с потолка автобуса, он непременно оказался бы на коленях женщины, которая сидела перед ним.

Чокнутый выругался про себя, однако вслух ничего не сказал, а лишь пристально посмотрел на толстяка. Смешно втянув в тело короткую шею, всю в складках жира, тот стоял перед ним, держась одной рукой за ремень, а другой прижимая к своему боку портфель. На Чокнутого он не обращал никакого внимания.

На толстяке была белоснежная рубашка и синие брюки. Чокнутый невольно оглядел свою застиранную, измятую одежду и проглотил слюну. В его душе зашевелилось какое-то неприятное чувство, причину которого он никак не мог уразуметь. Может быть, оно возникло оттого, что ему вдруг стало стыдно за свой неопрятный вид, или от неожиданного раздражения, вдруг охватившего его…

Недаром говорят: когда человек в беде, бесы гонятся за ним по пятам. Именно так и было в последние дни с Чокнутым. А сегодня ему особенно не везло.

Чокнутый ехал сейчас из Каланги[141] от своей тетки, он надеялся перехватить у нее немного денег — хотя бы долларов десять. Однако старая ведьма, промышлявшая ростовщичеством, наотрез отказала.

— Не дам! — отрубила она. — Даже под проценты не дам! Потому что денег у тебя никогда не будет… Ищи работу, сопляк! Вниз катишься! Точь-в-точь как твой покойник папаша, пьяница. И за какие только грехи моей сестрице досталось такое счастье!

«Стерва! — ругнулся в душе Чокнутый. — Денег не дала, да еще припомнила покойного отца и больную мать приплела».

В тот момент в квартире на третьем этаже кроме них никого не было, и Чокнутый говорил с проклятой ведьмой с глазу на глаз. Он свирепо посмотрел на старуху, похожую на хищную птицу с крючковатым клювом. Во время разговора тетка все время стояла возле покрытого красным лаком массивного шкафа, запертого на три висячих замка. В его голове пронеслась мысль, отчаянная и страшная. Стоит только протянуть руку к этой тощей дряблой шее, легонько сдавить ее — и тщедушное тело старухи сразу же превратится в безжизненный мешок с костями. Нашарит у нее за пазухой связку ключей — и все жизненные проблемы разом будут решены… руки у него задрожали, а ладони стали липкими от пота. Он вздрогнул. Резко повернувшись, он бросился вниз по лестнице, прочь из этой проклятой квартиры.

Вспомнив сейчас недавно пережитую сцену, Чокнутый со страхом подумал: задержись он еще немного в той квартире на третьем этаже — и произошло бы нечто ужасное, непоправимое.

— Предъявите билет!.. Ticket! — Перед юношей возникло темное бесстрастное лицо кондуктора. Чокнутый помахал перед его носом бумажкой, и тот повернулся к толстяку.

Толстобрюхий вытащил из кармана тяжелый кошелек и не торопясь открыл его. Чокнутый увидел пачку красных ассигнаций, которые сразу же произвели на него впечатление. Кошелек быстро закрылся и последовал в карман брюк, но молодой человек заметил, что краешек его торчал из кармана. Стоит только протянуть руку — и кошелек у него! Чокнутый услышал громкое биение своего сердца: тук, тук… Но рука осталась неподвижной.

«Проклятье! — подумал он с раздражением. — Почему у меня сегодня в голове все время вертятся гнусные мысли?!»

Ему вспомнились слова матери: «Человек даже в самом безвыходном положении все равно должен оставаться честным!»

Шофер-бенгалец неожиданно затормозил, и машина резко остановилась. Пассажиров, не ожидавших толчка, бросило вперед, и, потеряв точку опоры, они рухнули друг на друга. Толстобрюхого, как и всех других, сильно качнуло, но он все же устоял на ногах, лишь еще крепче вцепился в ремень. Вдруг Чокнутый почувствовал, что на ногу ему что-то упало. Парень скосил глаза вниз. На полу автобуса лежал кошелек толстобрюхого. Сердце юноши заколотилось. Он наклонился, поднял бумажник, однако сразу не отдал его владельцу, а на какой-то момент замешкался, будто колебался. Его рука ощущала мягкую кожу.

Вдруг раздался визг, словно свинью пырнули ножом.

— И-и-и!.. Мой кошелек!.. Украли!

Чокнутый вздрогнул. Рука, сжимавшая кошелек, задрожала.

— Здесь он, у меня… — проговорил юноша, запинаясь.

— Ах ты, подонок! Значит, это ты его утащил! — Тостобрюхий рванул кошелек к себе.

В автобусе начался переполох.

— Жулик! Вор! — послышались крики.

— Вот стервец! В один миг упер!

— Не крал я его! — стал оправдываться юноша. — Я только поднял и хотел отдать.

Но Чокнутого никто не слушал. Он почувствовал резкую боль от удара по левой щеке.

— Ишь смелый, сволочь! — проговорил какой-то жирномордый субъект с золотой серьгой в ухе; расталкивая пассажиров короткими мускулистыми руками, он протискивался к нему. На юношу уставились бычьи глаза, затянутые сеточкой красных сосудов. — А ну, пошли со мной!

— Я не вор! Я не крал! — попытался объяснить парень. — Он сам обронил кошелек.

— Хватит врать! Пошли! — Сильная рука схватила молодого человека за шиворот.

— Никуда я не пойду! — упирался изо всех сил Чокнутый. — Я не вор!

— Говорят, иди за мной} — Мужчина извлек из кармана брюк блестящие наручники. Парень сник.

Автобус подкатил к полицейскому участку, и Чокнутого, как жалкого цыпленка, втолкнули в зловещее здание, окруженное высокой стеной с колючей проволокой.

Вначале он пытался возмущаться, даже кричал и грозился, но мало-помалу свыкся с мыслью о заключении. Время берет свое. Днем вместе с другими узниками его гнали во двор, где он занимался унылым и тяжелым трудом, а вечером, как и все, он возвращался в свою крохотную камеру, чтобы провести на холодном цементном полу еще одну долгую ночь. Все связи с внешним миром, казалось, разом оборвались, и о той жизни, которая текла за окном камеры, ему напоминала лишь старая мать, раза два навестившая его в тюрьме. Вскоре и она перестала приходить, так как слегла больная, не вынеся горя, которое обрушилось на нее.

Через полгода он получил долгожданную свободу. Однако мир нисколько не посочувствовал ему за то, что его бросили в тюрьму по глупой ошибке. Вместо жалости к себе он встречал лишь одно презренье. Люди больше не верили ему, косились, когда он приближался к ним, или уходили прочь, будто он прокаженный.

Найти работу стало почти невозможно. Хозяева, к которым он обращался с просьбами, узнав, что он сидел в тюрьме, наотрез отказывали ему. Правда, некоторые, не знавшие о его злоключениях, иногда все же нанимали его на работу, но, едва прознав о его прошлом, тут же под разными предлогами увольняли.

После долгой полосы безработицы Чокнутому с грехом пополам удалось устроиться разнорабочим в лавке, которая носила громкое название «Добродетель и счастье». Работа и впрямь оказалась на редкость разнообразной. Торговыми делами ведал сам хозяин, походивший на хорошо откормленного борова, да его родственник — молодой бездельник с прыщавым лицом. Этот лоботряс числился в лавке приказчиком, но свои обязанности не исполнял, поскольку делать ничего не умел. Чокнутому пришлось работать за него. Он зазывал у входа покупателей, вел торговлю в лавке и помогал хозяйке на кухне — даже стряпал. Нередко хозяйка заставляла его сажать на горшок детей, менять мокрые пеленки. По существующим правилам каждому приказчику или подмастерью полагалось иметь один выходной день в неделю, однако хозяин лавки «Добродетель и счастье» всячески обходил этот порядок. В выходные дни Чокнутый был обязан находиться в лавке. Работая с утра до позднего вечера, он получал сущие гроши: не больше пяти — десяти долларов в месяц.

Но Чокнутый не роптал. Все, что ему пришлось пережить в последнее время, казалось, сделало его стойким. К тому же его теперешняя работа была ничуть не хуже той, которую ему доводилось выполнять в других местах. Зато в этом отдаленном районе острова его никто не знал, а значит, никто не мог ему напомнить о его прошлом, о котором он сейчас боялся даже подумать. Больше всего он хотел, чтобы все в этом мире забыли о нем, забыли навсегда.

Покупателей в лавке было мало, и торговля шла вяло. Обычно заходили лишь несколько женщин, что жили по соседству. Утром или вечером, возвращаясь с базара на Серангун-роуд, где торговали свежей рыбой и овощами, они вдруг вспоминали, что им надо кое-что купить для дома: сахар, лапшу, сушеных креветок, мыло, туалетную бумагу или другие бытовые товары. Никто из соседок не знал истории молодого человека, и некоторые, кому этот молчаливый парень пришелся по душе, даже просили его иногда принести продукты на дом. Возможно, раньше он постарался бы как-то этим воспользоваться, но сейчас он гнал прочь эти мысли. Главное, ему надо сейчас продержаться год-другой, пока прошлое не отпустит его.