Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне - Федор Раззаков

Думаю, если бы в 67-м к власти пришел Шелепин и К(, будущей консервации (пресловутого «застоя») не случилось бы. И судьба Высоцкого наверняка сложилась бы иначе. Вполне вероятно, что в СССР он бы не задержался — его бы обязательно выдворили. А на чужбине той славы, что сопутствовала ему на родине, он бы уже не имел. Да и талант его, оторванный от корней (от русской культуры), обязательно бы померк, несмотря на все его старания избежать этого. Впрочем, это всего лишь предположение. А пока вернемся к хронике событий начала 68-го.

19 января съемки фильма «Служили два товарища» с участием Высоцкого продолжились. В тот день в той же декорации сняли следующие сцены: приятель Брусенцова Сашка Лукашевич (Николай Бурляев) поднимается к нему в номер и, шутки ради, врывается туда с криком «Руки вверх!», держа в руках… зажигалку в форме пистолета; Брусенцов выхватывает из-под подушки револьвер и стреляет в приятеля; Брусенцов беседует с Сашенькой.

Вечером того же дня Высоцкий дал концерт в МГУ, на химическом факультете. 21-го состоялся еще один его концерт — в столичном НИКФИ.

22 января съемки «Товарищей» продолжились. Сняли следующие эпизоды: Сашка Лукашевич идет по коридору гостиницы; Брусенцов лежит в постели с девицей.

Вечером того же дня Высоцкий дал концерт для ЦКБ «Алмаз», который состоялся в клубе Высшей школы МВД СССР.

В первой половине дня 23 декабря в «Товарищах» снимали эпизод, где поручика Брусенцова берут под домашний арест.

24 января Высоцкий съездил в Ленинград, где продолжалась работа над фильмом «Интервенция». В тот день на «Ленфильме» были отсняты крупные планы Высоцкого и Бурыгиной из эпизода «в тюрьме».

25 января Высоцкому исполнилось 30 лет, и по этому случаю в Театре на Таганке был устроен роскошный междусобойчик (после спектакля «Добрый человек из Сезуана»), на который собралась чуть ли не вся труппа. Это был показательный случай: таким образом труппа выказывала имениннику не только свое уважение, но и демонстрировала ему, как он необходим ей со своей славой певца-бунтаря. Хотя уже тогда было видно, что отношение к Высоцкому у многих таганковцев далеко от идеального: артисты завидовали его славе, тому, что ему позволяется многое из того, чего другим делать не дозволяется. Может быть, именно поэтому сразу после дня рождения Высоцкий срывается в очередное «пике». Причина якобы нашлась банальная: кто-то (не завистник ли?) нашептал Высоцкому, что после того, как он «завязал», он превратился в рационального стяжателя, даже стал хуже писать. И он этому поверил.

На следующий день с утра Высоцкому еще хватило сил съездить на «Мосфильм» и закончить съемки в декорации «гостиница „Париж“, но сразу после них он себя уже не сдерживал. И на вечерний спектакль „Павшие и живые“ заявился в театр чуть ли не „на бровях“. Как вспоминает работник театра А. Меньшиков:

«26 января Высоцкий пришел на «Павшие и живые» не в форме (в спектакле он играл Чаплина и Гитлера). Я остался посмотреть спектакль и вдруг вижу, что Высоцкий какой-то не такой… Он вышел в костюме Чаплина, но шел не чаплинской походкой. Начал говорить текст, говорил его правильно… Но потом стал повторяться. Три раза он бормотал одно и то же. Зрители недоумевали, но слушали внимательно, мало ли что… В третий раз Володя текст недоговорил… Смехов махнул рукой: «Музыка!» И стал напяливать на Высоцкого гитлеровский плащ. Прямо на сцене ему рисовали челку и усики, и начинался текст на немецком языке, который Володя придумал сам… Но тут он снова начал говорить что-то не то… До этого я никогда не видел Высоцкого в таком состоянии, но тут догадался. Побежал за кулисы. Высоцкий уже исчез. Помню, что плакала Славина… Золотухин так переживал, что на сцене не допел до конца свою песню… В общем, для всех это было шоком! Я уже довольно давно работаю актером и знаю, что когда на сцене выпивший актер, то за кулисами это воспринимается подчас как цирк. Все почему-то веселятся, комментируют. А здесь все были в отчаянии…»

Любимов отстранил Высоцкого от ближайших спектаклей, но на репрессиях не настаивал. 29 января, по причине болезни Высоцкого, была отменена съемка в «Служили два товарища» — там должны были снимать разговор Брусенцова в блиндаже. К слову, срыв Высоцкого породил целую эпидемию срывов и у других участников съемок: спустя несколько дней из-за любви к «зеленому змию» не явились на съемки режиссер фильма Евгений Карелов и актер Ролан Быков.

1 февраля В. Золотухин записал в своем дневнике следующие строчки: «Запил Высоцкий — это трагедия. Надо видеть, во что превратился этот подтянутый и почти всегда бодрый артист. Не идет в больницу, очевидно, напуган: первый раз он лежал в буйном отделении и насмотрелся. А пока он сам не захочет, его не положат…»

Как мы помним, в первый раз Высоцкий лег в больницу почти четыре года назад по настоянию близких. Сам он тогда алкоголиком себя не считал, думая, что, если захочет, легко может «завязать». Но в последующем эта точка зрения, видимо, изменилась — он понял, что болен, и весьма серьезно. Однако страх после первого посещения больницы в нем действительно остался и заставлял его чуть ли не содрогаться от одной мысли о том, что ему опять придется пережить «соловьевские ужасы».

И все же 2 февраля родные уговаривают Высоцкого лечь в «Соловьевку». Вполне вероятно, свою лепту внесла в это дело и «французская» любовь актера — Марина Влади. Дело в том, что после их знакомства летом прошлого года они больше не виделись, однако связи так и не прервали. Она возобновилась после того, как у Влади расстроился роман с румынским актером Кристой Аврамом — это произошло в конце 67-го. Аврам приехал к Влади в Париж, имея, по всей видимости, серьезные намерения жениться на ней. Но молодому актеру не повезет. Он не понравится матери Марины и ее сестрам Одиль Версуа, Элен Валье и Тане Поляковой, которые сочтут его пустым и никчемным красавцем-фанфароном. Отношения с Аврамом будут разорваны, у Влади случится депрессия, правда, кратковременная. Именно вскоре после этой депрессии на ее горизонте и объявится Высоцкий. Вот как об этом вспоминает М. Влади:

«Сначала я получаю нежное письмо из Москвы. Потом, как раз когда я размышляю над тем, что со мной происходит и почему мне так тоскливо, телефонный звонок обрывает мои невеселые раздумья. Это ты. Я слышу теплый тембр твоего голоса и русский язык, напоминающий мне об отце, которого я обожала, — и от всего этого у меня ком в горле. После разговора я кладу трубку и реву. „Ты влюблена, моя девочка“, — говорит мама. Я стараюсь найти другое объяснение — много работы, устала, но в глубине души понимаю, что она права: я жду не дождусь встречи с тобой…»