Мемуары сорокалетнего - Сергей Есин

— От машины я отказываться не буду. Мы с женой посчитали свои матресурсы, прикинули, подзаймем кое-что, может быть, ковер продадим, но вывернемся. Машину ведь один раз в жизни простым людям дают. Мне другое: мне бы поточнее узнать, когда ее надо выкупать. Я бы тогда рассчитывать мог…

— Да откуда я знаю, — отмахнулся Владимир Васильевич, опять прикладываясь к кружке с чаем. — Этого, наверное, никто не знает. Как будет завоз. Но в тресте, когда нам разнаряживали машины, меня предупредили, чтобы мы все оформили и подали списки мигом.

— А поточнее все это нельзя определить?

— Да кто же это будет определять? Машина дело деликатное, никто не скажет.

— Да вам-то, Владимир Васильевич, скажут, — мягко, но настойчиво сказал Саша, растерялся от собственной напористости и улыбнулся той своей милой и доброй улыбкой, которая не позволяет — о чем он не догадывался, наверное, несмотря на свои почти тридцать лет, — отказать в просьбе.

— Ну, ладно, насильник, — сказал Владимир Васильевич, с видимым неудовольствием отставляя кружку, — сейчас позвоню в трест. А ты пока сходи вылей из заварного чайника гущу. Чай надо пить свежим, — откровенничал Владимир Васильевич, — специалисты говорят, что настоящий чай живет всего двадцать минут.

Пока Саша ходил к титану выливать в ведро заварку, Владимир Васильевич уже выяснил вопрос в тресте. Вернее, когда Саша снова зашел, разговор уже заканчивался, шли взаимные благодарности, приветы и телефонные выказывания доброжелательства. Наконец Владимир Васильевич опустил трубку на рычаг, отхлебнул глоток чая, чтобы притомить Сашу и придать цену информации, и сказал:

— Ну, дорогой Санчик, в рубашке ты родился. Финляндия заказала партию «Жигулей» в экспортном исполнении, но у них возникли какие-то трудности, и от машин фирма отказалась. Эту партию и будут распродавать. Пляши. Открытка на машину придет к тебе не позже, чем через три недели.

— Ну, а прямо завтра-то эта открытка не придет? — спросил Саша.

Сердце у него в груди скомкалось, ударило в ребро, и впервые какие-то неясные, но тревожные предчувствия возникли в сознании: «Не так-то это все будет легко, как казалось дома, сидя на кухне и утрясая с Нонной список». Но он тут же себя успокоил, улыбнулся, чтобы не показать своей тревоги, и сказал себе: «Не нервничай. Людей мы с Нонной наметили надежных».

— Ну, не завтра, — сказал Владимир Васильевич, — но недели через две, даже дней через десять открытка может и подойти. А у тебя какие-то сомнения?

— Никаких сомнений нет. Одна радость. Спасибо еще раз, Владимир Васильевич.

Когда Саша вошел в свою комнату, он сразу понял, что обстановка в ней необычная. Правда, Варвара Петровна как всегда лишь на секундочку оторвалась от телефонной трубки и папиросы «Беломор», которую она одновременно, не переставая говорить, курила, сказала заникотиненным баском:

— Поздравляю тебя, Русаков, с машиной. Пиво, кстати, привезли, ты не видел?

— Спасибо, Варвара Петровна, пива нет. А на машине я вас покатаю.

И тут Саша увидел, как Юлечка предостерегающе стрельнула глазами в сторону Тамары Григорьевны и приложила ко рту палец.

«Значит, Тамара Григорьевна крепко злится, что не смогла выбить меня из списка. Ну, ничего, — подумал Саша, — отойдет, привыкнет». Но на всякий случай решил душу Тамаре Григорьевне не травить и на тему новой машины больше не распространяться. Поэтому очень скромненько он поздоровался: «Здравствуйте, Тамара Григорьевна, здравствуйте, Юля», — бочком-бочком протиснулся к своему столу, достал, будто ему что-то надо было сделать по работе, свои бумажки, немножко посчитал, потом порисовал, чтобы потянуть время, чертиков и птичек и только после этого, опять маскируясь под какие-то рабочие надобности, подсел к столу Юленьки. Юленька сразу же отложила авторучку, демонстрируя, что этот визит ей приятен, улыбнулась Саше своей чуть искательной улыбкой.

Саша немножко поговорил с Юленькой — громко — о делах, а потом уже шепотом спросил:

— Что с ней? — и пробросил взгляд в сторону Тамары Григорьевны.

Юля на Сашин вопрос не ответила, а начала опять говорить о рабочих проблемах, и только закончив, так же как и Саша, шепотом сказала:

— Я скоро выйду. Покурите немножко на крылечке.

И тут Саша почему-то вспомнил Нонну, как она ему сказала о том, что он нравится Юленьке. А может быть, действительно нравится? Как же тогда он будет просить Юлю ему помочь? Это ведь нельзя. Гордость должна быть у мужчины. И тут же постарался себя успокоить: «Мы ведь с нею хорошие товарищи. Я ее ни о чем никогда не просил. Один-единственный разик. Это будет не в счет».

Не успел Саша докурить сигарету, как Юлечка появилась на крыльце с сумкой в руках.

— Я сказала, что иду в гастроном, но вы меня не провожайте, Саша, из окон все видно. Мы можем несколько минут поболтать здесь.

И посмотрела на Сашу робко, медленно, как бы собрала его всего, любя, на донышках зрачков.

— Так что с нашей?

— Начальница, — уже просто, по-рабочему улыбнулась Юлечка, — в ярости, что ей не удалось обойти вас. Она только об этом с утра и говорит. Киселев, который в списке был первым, только что получил выговор за приписки в нарядах, и его кандидатура отпала, а вы, Саша, вроде бы просили другую марку.

— «Запорожец» я просил. Он на три тысячи дешевле.

— Тамара Григорьевна всем и трезвонит, что у вас нет, дескать, денег и вы машину будете брать для того, чтобы позже продать.

— Денег, у меня, Юлечка, действительно не хватает, но вы же меня, Юлечка, знаете, разве я смогу спекулировать машиной!

— Да, Саша, знаю, конечно. Вы мне, Саша, нравитесь, — Юлечка опять посмотрела на Сашу несмелым искательным взглядом и, опустив ресницы, добавила твердо, будто отрезала: — Как товарищ.

— Юлечка, — сказал Саша, покраснев и откинув догоревшую сигарету, — вот как товарищи помогите мне. Вы говорили о какой-то работе на дачных участках. Мне бы сейчас очень пригодились эти деньги.

— Я побеседовала об этой работе с мужем, — сказала Юлечка, — но эту работу надо будет делать только в августе. Они сейчас там корчуют кустарники и выравнивают площадку. Но муж сказал, что дела там на шестьсот рублей по расценкам и он эту работу оставит за вами.

— Спасибо за хлопоты, Юлечка. — Теперь Саша пристально смотрел Юлечке в глаза. — У меня к вам еще одна просьба. Вы не поговорите с мужем, чтобы мне выплатили деньги, а работу я сразу же выполню, как только потребуется. А, Юлечка? — И тут совершенно случайно, чтобы как-то подкрепить свою просьбу, Саша взял Юлечку за руку.

Юлечка секундочку помедлила, потом мягко и необидно высвободила руку и сказала:

— Я поговорю. Вы же знаете, Саша, я все для вас сделаю.

И Саша почему-то подумал: «Не надо было бы просить. Не надо унижаться. Хорошо, если бы она не добыла этих денег».

После разговора с Юлей на душе у Саши нисколько не полегчало, даже наоборот, несмотря на ее обещание, мысль о недостающих деньгах еще сильнее вошла в его сознание. Саша уже начал чувствовать, что эти проклятые деньги как-то плотно гнездятся в его уме, утверждаются, оттесняя куда-то в сторону другие мысли, заботы, к которым Саша привык и которые составляли счастье его повседневной жизни. Будто бы какой-то кукушонок поселился в мозгу, требовал пищи, рос не по дням, а по часам и выталкивал из гнезда всех, кто был рядом с ним. И все это происходило помимо воли и желания самого Саши. Он даже все время останавливал себя, говорил: «Ну, угомонись, не нервничай, время еще есть, все ты найдешь. Разве уже такая большая сумма — три тысячи рублей, чтобы из-за нее сходить с ума». Но уговорить себя не мог. Знал, что успокоится лишь тогда, когда необходимые деньги будут лежать в квартире, в гардеробе под сложенным стопочкой бельем, или на сберкнижке, где уже хранились пять тысяч, собранные на «Запорожец». А значит, чтобы покончить с этим, успокоиться самому и не заставлять нервничать Нонну, потому что он знал, что его волнение всегда неизбежно передается ей, надо эти деньги собрать немедленно, приложить к этому все силы, собрать и думать уже о том, как их поскорее заработать и вернуть. А значит, надо не откладывать и сегодня же встретиться с матерью. Отрубить, чтобы не питать излишних надежд, хотя бы этот вариант.

Мать открыла дверь сразу же, будто стояла на пороге и ожидала его звонка. На ней была тонкая прозрачная блузка, открывающая шею, с короткими рукавами. Увидев сына, распознав его из светлой прихожей в сумерках лестничной площадки, Галина Платоновна улыбнулась, но Саша заметил, что глаза у нее сразу потухли.

— Входи, Саша. Что-нибудь случилось? Мы же договорились, что ты всегда звонишь, перед тем как прийти!

— Ничего не случилось, мама. Я проходил мимо и решил тебя навестить.

— Это похвально. Есть хочешь?