"Великая река". Компиляция. Книги 1-8 - Токацин .

Не так просто было выбрать место для похлопывания — от шеи до хвоста по спине и бокам огромного кота протянулись свежие шрамы. Сильное зелье заживило раны, зарастило прорехи в шкуре, но их следы ещё багровели сквозь поредевший мех.

— Пока что сверху нас не видно, — Нецис сделал странный жест, очерчивая над Двухвосткой неровное кольцо. — Твоё дело, Алсаг, в случае чего — быстро скатиться под панцирь и там сидеть.

— Мрряф, — поморщился кот. — Я не боюсь Квэнгинов. Это тррусливые тварри, норровят ударрить в спину. Когда я знал только Инмеса, думал о его рродичах лучше. Если будет дррака — я буду срражаться.

— Илкор ан Сарк… — покачал головой Некромант, но больше ничего не сказал.

Сумерки застали их на берегу канала, в пещерке под вывороченными корнями огромной, но ещё крепкой Гхольмы, среди полуистлевших чёрных лепестков. Флона залезла внутрь и легла там, пристроив морду на груду свежих листьев и тростника, путники, покинув её спину, устроились у входа в нору. Костёр разводить не стали — гнёзда Квэнгинов были хоть и не на берегу канала, но и не так далеко, как хотелось бы, а огонь эти демоны разглядели бы сквозь любой морок.

Нецис костяным лезвием выводил на земле и отмирающей коре странные знаки. Алсаг забрался в нору и задремал, выпив свою миску разбавленной сурвы и несколько глотков «Кийольти» (Фрисс подозревал, что скоро придётся держать его и разжимать пасть силой — с каждым разом напоить кота зельем становилось труднее). Речник копался в тюках с припасами, тоскливо глядя на канал и круги на воде. Ничего, кроме вяленой рыбы и сушёных плодов Мфенеси — и то, и другое было ненамного мягче древесной коры — в тюках не водилось… если не считать фляги, в которой Нецис мариновал ползучие грибы, многоножек и больших муравьёв, но в эту флягу Речник не полез бы за все сокровища Тлаканты.

— Вот эти посвежее, — бормотал Фрисс, тыкая пальцем в лепёшки. — А рыба хорошая, жирная… Вот так будет в самый раз.

Он отложил в сторону долю Нециса и впился зубами в блестящий от жира кусок рыбы, уже очищенный от чешуи и отделённый от хребта, попутно выцарапывая рыбьи рёбра и собирая их в кулак. Отщипнув кусок лепёшки, он положил её в рот и прислонился спиной к дереву, блаженно жмурясь, — еда была немудрящая, но после дневного перехода — то, что надо.

— Хм, — глаза Речника открылись, он снова выпрямился и удивлённо поморщился. — Что-то горькое попалось. Нецис, посвети сюда, — похоже, тебе тухляк подсунули…

Он обнюхал рыбу, откусил ещё кусок. Дело, кажется, было не в лепёшках, — слабая, едва уловимая горечь снова коснулась языка. Речник сплюнул и потянулся за светильником. «Вот и рыбу в чём-то вывалял — а вроде не ронял… Тьфу ты, гадость какая!»

— Та? — Некромант опустился рядом, заглядывая в мешок. — Погоди жевать, Фрисс. Дай-ка сюда…

Он повертел в руках надкушенную рыбину, поднёс к лицу и принюхался, осторожно лизнул — и без малейшего промедления сплюнул под ноги и отшвырнул еду, вытирая руки о ближайшую прядь мха.

— Фрисс, сколько съел?!

Речник вздрогнул — ледяная рука до боли сжала его плечо, перед носом оказались кусты, а перед глазами — жирная многоножка, только что выловленная из маринада. Липкая горечь, обволакивающая рот, стала неимоверно противной, Речник поперхнулся и согнулся пополам. Его ноги подкашивались, перед глазами медленно смыкалась белесая пелена. Он выплёвывал горькую слюну, но вкус во рту становился всё гадостнее. Нецис ловко влил в него чашку воды — жидкость, едва попав в рот, полетела в кусты следом за остатками пищи. Речник, пошатнувшись, опустился на землю. Его трясло.

— Илкор ан Ургул! — выдохнул Нецис, оттаскивая обессилевшего Речника к дереву. — Скажи что-нибудь, Фрисс. Ещё осталась горечь?

— Н-нет вроде бы, — пробормотал тот, утирая лицо, и посмотрел на руку. Пальцы мелко тряслись. Фрисс попытался встать, но земля ушла из-под ног.

— Сиди, Фрисс, — Нецис сунул ему в руки открытую фляжку. — Вот вода.

Он подобрал мешок с едой и вытряхнул всё из него, долго копался в припасах, тщательно обнюхивая каждый кусок, морщился и раскладывал рыбу и лепёшки по разным горкам. Речник отпил из фляжки. В глазах немного прояснилось, но зато на коже выступила холодная испарина, а руки задрожали пуще прежнего.

— Мрря-а? — из-под корней высунулся заспанный Алсаг. — Уже дррака?

— Всё спокойно. Спи, — пробормотал Речник. Ему казалось, что глаза расползаются в разные стороны, и он никак не мог заставить их смотреть в одну точку.

— Мрря? — услышав слабеющий голос Речника, хеск окончательно проснулся и подошёл к нему, заметно припадая на переднюю лапу. — Фррисс, ты стрранно говорришь.

— Та! Отойди, Алсаг, — подошёл к ним угрюмый Некромант. Еда, выброшенная в кусты, дымилась и превращалась в зеленоватый прах. Нецис заглянул Речнику в глаза, ощупал запястья, молча заставил выпить глоток маслянистой, скверно пахнущей жижи и сел рядом.

— Всё ещё трясёт? К утру должно стать полегче. Постарайся заснуть, — отрывисто сказал он. Глаза Некроманта горели холодной зеленью — два огонька в полумраке, лишённые зрачков.

— У-ух, — Фрисс мотнул головой и прикрыл глаза — с открытыми его укачивало. — Нецис, что за дрянь я съел? Ты, кажется, узнал её. Что-то заползло в тюки? Ты проверь, может, мы этим Алсага успели накормить…

— Илкор ан Сарк… — Нецис встряхнул его за плечо. — Хвала богам, до этого не дошло. Сурву для него я пробовал двадцать раз, и я сам варил её. Нам испортили припасы, Фрисс. Кто-то подмешал в них куфишу.

— Что?! — вскинулся Речник — от растерянности он даже открыл глаза, но тут же снова зажмурился. — Куфишу? В рыбный рассол попала синяя соль? Река моя Праматерь… Нецис, надо предупредить жителей. Вайнег знает, сколько людей успеют отравиться…

— Та-а… Не в рассоле дело, Фрисс, — поморщился Некромант. — Все припасы отравлены. Кто-то полил их кипячёной куфишей. Боюсь, что те, кого ты хочешь предупредить, об этом прекрасно знали. Как это не нравится мне, Фрисс…

Речник растерянно мигнул. Голова кружилась, и он не понимал, слышит всё это наяву или снова видит дурной сон, навеянный отравленным светом лун.

— Дела… — пробормотал он. — Слышал я о таких вещах, куванцы подобным баловались, но чтобы в мирном городе, на ровном месте… Чем мы так им насолили?

Нецис пожал плечами и провёл по лицу Речника холодной ладонью, утирая испарину. Фрисс зевнул. Сон обволакивал его исподволь, и он тонул в дремоте, как в тёплой воде. Кажется, Нецис поднял его и отнёс в пещеру, — Речник уже ни в чём не был уверен.

Рассвет застал его на берегу канала с самодельным удилищем, раскрошенной лепёшкой и недавно выловленной белобрюхой рыбиной с пол-локтя длиной. Когда просветы меж ветвей порозовели, а дремлющие на воде хищные цветы зашевелились, широко разевая «пасти» и распуская чёрные листья по течению, Фрисс услышал за спиной тихие шаги и растерянный вздох Нециса, но не обернулся — осторожно, боясь спугнуть, он тащил из канала ещё одну рыбу, втрое больше первой, и надеялся, что она не почует Некроманта из-под воды.

— Что-то надо есть, Нецис, — вздохнул Речник, возвращаясь к лагерю. — Что у тебя осталось из приправ? Тзики, или сурва, или сок матлы?..

Они и так ехали небыстро — то Флона жевала придорожный куст, то Алсаг жаловался на тряску — а теперь и вовсе плелись, путаясь в собственных лапах. У Фрисса всё ещё кружилась голова, и он никак не мог напиться и смыть с языка въедливую горечь куфиши, но к каналу он спускался на каждом привале — и не бросил рыбалку, даже найдя на пологом берегу вросшие в ил останки боевого голема. Рыба в канале была непуганая, но ленивая… или, может, лепёшки были невкусные.

Только что отсверкала полуденная вспышка, когда Нецис натянул поводья, приказывая Двухвостке остановиться, спрыгнул с панциря, на лету превращаясь в нетопыря, и скрылся в зарослях. Речник остался на месте, разглядывая кусты. Здесь по весне — а может, раньше — упало большое дерево, и на его остатках уже вырос лес лиан, папоротников и колючей травы, под которой свили гнездо перистые змеи. За поваленным деревом снова начиналась путаница лоз и свисающих отовсюду воздушных корней, а за ней смутно проступало что-то тёмное, не слишком высокое, но широкое даже для местных деревьев.