Уэверли, или шестьдесят лет назад - Вальтер Скотт

— Но, надеюсь, вы с Уэверли пообедаете у меня на обратном пути? Уверяю вас, барон, что, хотя, если понадобится, я могу жить как гайлэндец, я не забыл своего парижского воспитания и прекрасно понимаю, что значит faire la meilleure chere[358].

— А какой дьявол станет в этом сомневаться, — воскликнул барон смеясь, — когда вы везете с собой только повара, а провизию должен вам поставить добрый старый Эдинбург? Кстати, у меня есть дела и в городе, только я приеду к вам не раньше трех, если только харчи могут до тех пор подождать.

Тут он попрощался с друзьями и пошел выполнять поручение принца.

Глава 42. Солдатский обед

Джеймс с иглой был человек слова, если только к делу не примешивалось виски, а в данном случае Каллюм Бег, который все еще считал себя в долгу перед Уэверли, поскольку тот отказался принять от него компенсацию за счет хозяина «Золотого светильника», воспользовался этим случаем расквитаться с Эдуардом, стоя на часах при родовом портном Слиохда нан Ивора и, как он выразился, не спускал с него глаз, пока тот не кончил работу. Чтобы избавиться от этого стеснения, Шемус орудовал иглой по тартану с быстротою молнии, а так как этот художник своего дела пел при том какую-то балладу, изображавшую кровопролитнейшую схватку Фина Макула[359], он успевал сделать по крайней мере три стежка на смерть каждого героя. Таким образом, полный костюм для Уэверли был скоро готов, поскольку камзол действительно оказался ему впору, а остальная часть обмундирования не потребовала большой работы.

Теперь наш герой блистал в полном облачении древнего галла, прекрасно рассчитанном на то, чтобы подчеркнуть мужественность фигуры, которая, хоть и была высокой и стройной, отличалась скорее изяществом, нежели силой. Надеюсь, мои прекрасные читательницы простят ему, что он не раз подходил к зеркалу, смотрелся в него и не мог не признать, что он весьма благообразный молодой человек. Собственно, двух мнений здесь быть и не могло. Так как он не носил парика, несмотря на моду того времени, естественный цвет его светло-каштановых волос прекрасно гармонировал с голубой шапочкой. В его фигуре угадывались твердость и ловкость, а широкие складки его тартана придавали его осанке какое-то особое достоинство. Голубые глаза его казались из тех, что тают от чувства и блещут в бою, застенчивый же вид, причиной которого была его непривычка к обществу, придавал какую-то особую обаятельность его чертам, не вредя впечатлению грации и ума.

— Молодец, молодец, — заметил Эван Дху (отныне прапорщик Мак-Комбих) полненькой хозяйке Фергюса.

— Очень хорош, — отозвалась вдова Флокхарт, — но все же его не сравнить с вашим полковником, прапорщик.

— А я их и не сравниваю, — произнес Эван, — а о красоте и не говорю, только хотел сказать, что мистер Уэверли ладно скроен, живой, настоящий молодец и пардону просить не станет. С палашом и со щитом тоже умеет обращаться. В Гленнакуойхе мы не раз по воскресным вечерам сражались с ним для забавы, да и Вих Иан Вор тоже.

— Господь с вами, прапорщик Мак-Комбих, — воскликнула возмущенная в своих пресвитерианских чувствах вдова, — разве можно, чтобы полковник занимался такими делами!

— Подумаешь, миссис Флокхарт, — отвечал прапорщик, — кровь-то у него молодая. Кто в юности свят, тот в старости черт.

— И неужто вы завтра пойдете в бой с сэром Джоном Коупом, прапорщик Мак-Комбих? — спросила миссис Флокхарт у своего гостя.

— Право слово, всыплю ему, если он только от нас не уйдет, — отвечал гэл.

— И не побоитесь пойти на этих страшилищ-драгунов, прапорщик Мак-Комбих? — спросила опять хозяйка.

— Коготь за коготь, миссис Флокхарт, как сказал сатане Конан, и пусть черт забирает тех, у кого когти короче.

— И полковник бросится сам на штыки?

— Уж будьте уверены, миссис Флокхарт, самым первым пойдет, клянусь святым Федаром.

— Боже милостивый! А если его красные мундиры убьют? — воскликнула мягкосердечная вдова.

— Клянусь честью, если это случится, миссис Флокхарт, я знаю одного человека, который постарается первым пасть в бою, чтоб его не оплакивать. Но день-то нам прожить надо, и пообедать тоже, и Вих Иан Вор уже уложил свой чемодан, а мистеру Уэверли надоело небось расхаживать перед большим зеркалом, и этот сивый долговязый старик барон Брэдуордин идет уже по двору со своим приказчиком Мак-Уапплом (как он пыхтит и свистит!), ну точь-в-точь французский повар лэрда Киттлгэба, за которым семенит его собачка, та, что при вертеле состоит. И голоден же я, как ястреб, голубка моя! Так прикажите Кэйт ставить на стол похлебку, а вы наденьте ваш чепец. Вы же знаете, что Вих Иан Вор не станет обедать, пока вы не сядете за хозяйку. И, главное, не забудьте пинту водки, моя милая.

Обед не заставил себя ждать. Миссис Флокхарт, улыбаясь в своем трауре, как солнце сквозь туман, села на хозяйское место и, возможно, втайне подумала, что способна была бы выдержать любую смуту, лишь бы только она доставляла ей общество, стоящее так неизмеримо выше ее обычных посетителей. По обе стороны ее разместились Уэверли и барон, а предводитель сел напротив. Гражданские и военные чины в лице приказчика Мак-Уибла и прапорщика Мак-Комбиха после ряда глубоких поклонов и расшаркиваний своему начальству и друг другу заняли места по обе стороны Вих Иан Вора. Принимая во внимание время, место и обстоятельства, обед был превосходным, а Фергюс находился в необычайно приподнятом настроении. Опасности он не боялся и, будучи оптимистом по природе, молодости и честолюбию, уже рисовал себе успех всех своих замыслов. К возможности пасть в бою он относился с полным безразличием. Барон извинился за то, что привел с собой Мак-Унбла. Они были заняты, сказал он, подысканием средств для ведения кампании.

— Клянусь честью, — сказал старик, — так как я думаю, что это будет мой последний поход, я кончу как раз тем, с чего я начинал. Я всегда находил, что овладеть нервом войны, как некий ученый автор называет caisse militaire[360], гораздо труднее, чем ее плотью, кровью или костями.

— Неужели вам, поставившему единственный боеспособный кавалерийский полк, так и не досталось ни луидора с «Дутеллы»[361]?

— Нет, Гленнакуойх, меня опередили люди половчее.

— Это возмутительно, — сказал гайлэндец, — но мы поделим то, что уцелело от моей субсидии: это избавит вас от тревожных мыслей нынче вечером, а завтра так или иначе судьба наша будет решена до захода солнца.

Уэверли густо покраснел, но очень горячо стал настаивать на том же.

— Спасибо вам обоим, мои славные друзья, — сказал барон, — но я не буду посягать на вашу peculium[362]. Мой приказчик Мак-Уибл уже достал необходимую сумму.