Буря мечей - Джордж Мартин

Том сказал еще, что окрестные жители сторонятся этого места: говорят, будто здесь являются призраки Детей Леса, погибших здесь, когда андалский король Эррег Братоубийца вырубил их рощу. Арья много чего знала и о Детях Леса, и об андалах, но призраки ее не пугали. В раннем детстве она играла в «приди ко мне в замок» и в дев и чудовищ в крипте Винтерфелла, среди сидящих на своих тронах каменных королей.

И все-таки в ту ночь она почувствовала, как стали дыбом волосы на затылке. Она спала, но ее разбудила буря. Ветер сорвал с нее одеяло и унес в кусты. Когда Арья пошла за ним, она услышала голоса.

У прогоревшего до углей костра сидели Том, Лим и Зеленая Борода, а с ними крошечная женщина на фут ниже Арьи и старше старой Нэн. Согнутая и сморщенная, она опиралась на кривую черную клюку. Ее длинные белые волосы ниспадали почти до земли, а когда дул ветер, стояли вокруг головы, как облако. Кожа у нее была еще белее, цвета молока, и Арье показалось, что глаза у нее красные, хотя сквозь кусты разглядеть было трудно.

— Старые боги неспокойны и не дают мне спать, — говорила женщина. — Во сне я видела, как тень с пылающим сердцем зарезала золотого оленя. Еще видела человека без лица — он стоял на мосту, который качался под ним. На плече у него сидела ворона-утопленница с водорослями на крыльях. Я видела ревущую реку и женщину-рыбу. Она плыла мертвая, с красными слезами на щеках, но когда она открыла глаза, я проснулась от ужаса. Я видела все это и много другого. Вы принесли мне дары, чтобы заплатить за мои сны?

— Какой в них прок, в снах? — проворчал Лим. — Женщины-рыбы и вороны-утопленницы. Мне самому прошлой ночью приснилось, будто я целую одну трактирную девку, которую знал когда-то. Не хочешь ли заплатить мне за это, старуха?

— Твоя женщина давно умерла, и теперь ее целуют одни только черви. А ты, — сказала старушка Тому, — либо спой мне песню, либо убирайся отсюда.

И он запел так тихо и печально, что Арья улавливала только обрывки слов, хотя они показались ей знакомыми. Санса бы точно узнала эту песню.

Она их все знала, и немного играла сама, и очень красиво пела. Не то что Арья, которая только выкрикивала слова.

Наутро старушки нигде не было видно. Когда стали седлать лошадей, Арья спросила Тома, живут ли по-прежнему Дети Леса на Высоком Сердце.

— Ты ее видела, да? — усмехнулся певец.

— Кто она — привидение?

— Разве привидения жалуются на боль в суставах? Нет, это просто маленькая женщина. Странная, конечно, и глаз у нее дурной. Но она знает вещи, до которых ей дела нет, и может рассказать тебе о них, если ты ей понравишься.

— Выходит, ты ей нравишься? — с сомнением спросила Арья.

— Не я, так мои песни, — засмеялся он. — Только она всегда заставляет меня петь одну и ту же. Песня, конечно, неплохая, но я знаю и другие не хуже нее. Ну ничего — главное, что мы теперь напали на след. Скоро ты увидишь Тороса и лорда-молнию, ручаюсь.

— Если вы — их люди, почему они тогда от вас прячутся?

Том закатил глаза, и за него ответил Харвин:

— Я не сказал бы, что они прячутся, миледи, но лорд Берик в самом деле не сидит на месте и редко с кем делится своими планами. Зато его никто не сможет выдать в случае чего. Теперь нас, должно быть, сотни, а то и тысячи — не можем же мы все таскаться за ним по пятам. Мы объели бы всю округу дочиста, и какое-нибудь войско больше нашего могло бы нас перебить. А маленькие отряды, такие, как наш, могут наносить удары в дюжине мест одновременно и уходить, пока враг опомниться не успел. Если же кого-нибудь из нас поймают и станут допрашивать, он не сможет их навести на лорда-молнию, что бы с ним ни делали. Вы знаете, что такое допрос, миледи?

Арья кивнула.

— Они называли это щекоткой — Полливер, Рафф и другие. — И она рассказала им о деревне у Божьего Ока, где их с Джендри взяли в плен, и о вопросах, которые задавал Щекотун. «Есть ли в деревне спрятанное золото? — всегда спрашивал он. — Серебро, драгоценные камни? Провизия? Где лорд Берик? Кто из ваших деревенских ему помогал? В какую сторону он отправился? Сколько с ним было человек? Сколько рыцарей, лучников, конных? Какое у них оружие? Сколько раненых? Так куда, говоришь, они ушли?» Стоило ей вспомнить об этом, и она вновь услышала крики, почувствовала запах крови, нечистот и паленого мяса. — Вопросы он задавал одни и те же, но щекотка каждый день была другая.

— Дети не должны такое видеть, — сказал Харвин, выслушав ее. — Мы слышали, что Гора потерял половину своих людей у Каменной Мельницы. Может, этот Щекотун плывет теперь по Красному Зубцу, и рыбы его обгладывают. А если нет, то им придется отвечать и за его преступления. Лорд Берик сказал как-то, что война началась, когда десница послал нас покарать Григора Клигана именем короля, и что этим он ее и закончит. — Он ласково потрепал Арью по плечу. — Садитесь в седло, миледи. Нам предстоит долгий дневной переход до Желудей, зато там у нас будет крыша над головой и горячий ужин.

Они и правда ехали целый день, но в сумерки, переправившись через ручей, они увидели каменные крепостные стены и большой дубовый сруб замка Желуди. Его хозяин сражался где-то вместе со своим хозяином, лордом Венсом, и ворота замка были наглухо заперты. Но леди-хозяйка была старым другом Тома Семиструнного — Энги сказал даже, что они когда-то были любовниками. Энги часто ехал рядом с Арьей — он был ближе к ней по возрасту, чем все они, не считая Джендри — и рассказывал ей всякие забавные истории о Дорнийских Марках. Но она не поддавалась на эту удочку, говоря себе: «Он мне не друг, он просто следит за мной, чтобы я опять не убежала». Ну что ж, она тоже будет следить. Сирио Форель научил ее этому.

Леди Смолвуд приняла разбойников довольно радушно, хотя и не преминула обругать их за то, что они таскают с собой в военное время маленькую девочку. Еще больше она рассердилась, когда Лим проговорился, что Арья знатного рода.

— Кто налепил на бедного ребенка эти болтонские лохмотья? — осведомилась она. — Эта эмблема… да девочку могут повесить в мгновение ока, увидев ободранного человека у нее на груди. — Тут Арью быстро погнали наверх, посадили в ванну и начали поливать кипятком. Служанки леди Смолвуд скребли ее так, будто с нее самой кожу хотели содрать, и даже добавили в воду что-то такое, пахнущее цветами.

После этого ее еще и одели как девочку. На нее напялили шерстяные чулки, полотняную сорочку, а поверх всего — зеленое платье с коричневыми желудями, вышитыми на лифе и подоле.

— Моя двоюродная бабушка — септа в староместском Доме Матери, — сказала леди Смолвуд, пока женщины зашнуровывали платье у Арьи на спине. — Когда началась война, я отправила свою дочь к ней. Она, конечно, уже вырастет из своих старых платьев, когда вернется. Ты любишь танцевать, дитя? Моя Кариллен прелестно танцует и красиво поет. А ты чем любишь заниматься?