Уэверли, или шестьдесят лет назад - Вальтер Скотт

— Молодец, молодец, — заметил Эван Дху (отныне прапорщик Мак-Комбих) полненькой хозяйке Фергюса.

— Очень хорош, — отозвалась вдова Флокхарт, — но все же его не сравнить с вашим полковником, прапорщик.

— А я их и не сравниваю, — произнес Эван, — а о красоте и не говорю, только хотел сказать, что мистер Уэверли ладно скроен, живой, настоящий молодец и пардону просить не станет. С палашом и со щитом тоже умеет обращаться. В Гленнакуойхе мы не раз по воскресным вечерам сражались с ним для забавы, да и Вих Иан Вор тоже.

— Господь с вами, прапорщик Мак-Комбих, — воскликнула возмущенная в своих пресвитерианских чувствах вдова, — разве можно, чтобы полковник занимался такими делами!

— Подумаешь, миссис Флокхарт, — отвечал прапорщик, — кровь-то у него молодая. Кто в юности свят, тот в старости черт.

— И неужто вы завтра пойдете в бой с сэром Джоном Коупом, прапорщик Мак-Комбих? — спросила миссис Флокхарт у своего гостя.

— Право слово, всыплю ему, если он только от нас не уйдет, — отвечал гэл.

— И не побоитесь пойти на этих страшилищ-драгунов, прапорщик Мак-Комбих? — спросила опять хозяйка.

— Коготь за коготь, миссис Флокхарт, как сказал сатане Конан, и пусть черт забирает тех, у кого когти короче.

— И полковник бросится сам на штыки?

— Уж будьте уверены, миссис Флокхарт, самым первым пойдет, клянусь святым Федаром.

— Боже милостивый! А если его красные мундиры убьют? — воскликнула мягкосердечная вдова.

— Клянусь честью, если это случится, миссис Флокхарт, я знаю одного человека, который постарается первым пасть в бою, чтоб его не оплакивать. Но день-то нам прожить надо, и пообедать тоже, и Вих Иан Вор уже уложил свой чемодан, а мистеру Уэверли надоело небось расхаживать перед большим зеркалом, и этот сивый долговязый старик барон Брэдуордин идет уже по двору со своим приказчиком Мак-Уапплом (как он пыхтит и свистит!), ну точь-в-точь французский повар лэрда Киттлгэба, за которым семенит его собачка, та, что при вертеле состоит. И голоден же я, как ястреб, голубка моя! Так прикажите Кэйт ставить на стол похлебку, а вы наденьте ваш чепец. Вы же знаете, что Вих Иан Вор не станет обедать, пока вы не сядете за хозяйку. И, главное, не забудьте пинту водки, моя милая.

Обед не заставил себя ждать. Миссис Флокхарт, улыбаясь в своем трауре, как солнце сквозь туман, села на хозяйское место и, возможно, втайне подумала, что способна была бы выдержать любую смуту, лишь бы только она доставляла ей общество, стоящее так неизмеримо выше ее обычных посетителей. По обе стороны ее разместились Уэверли и барон, а предводитель сел напротив. Гражданские и военные чины в лице приказчика Мак-Уибла и прапорщика Мак-Комбиха после ряда глубоких поклонов и расшаркиваний своему начальству и друг другу заняли места по обе стороны Вих Иан Вора. Принимая во внимание время, место и обстоятельства, обед был превосходным, а Фергюс находился в необычайно приподнятом настроении. Опасности он не боялся и, будучи оптимистом по природе, молодости и честолюбию, уже рисовал себе успех всех своих замыслов. К возможности пасть в бою он относился с полным безразличием. Барон извинился за то, что привел с собой Мак-Унбла. Они были заняты, сказал он, подысканием средств для ведения кампании.

— Клянусь честью, — сказал старик, — так как я думаю, что это будет мой последний поход, я кончу как раз тем, с чего я начинал. Я всегда находил, что овладеть нервом войны, как некий ученый автор называет caisse militaire note 343, гораздо труднее, чем ее плотью, кровью или костями.

— Неужели вам, поставившему единственный боеспособный кавалерийский полк, так и не досталось ни луидора с «Дутеллы» note 344?

— Нет, Гленнакуойх, меня опередили люди половчее.

— Это возмутительно, — сказал гайлэндец, — но мы поделим то, что уцелело от моей субсидии: это избавит вас от тревожных мыслей нынче вечером, а завтра так или иначе судьба наша будет решена до захода солнца.

Уэверли густо покраснел, но очень горячо стал настаивать на том же.

— Спасибо вам обоим, мои славные друзья, — сказал барон, — но я не буду посягать на вашу peculium note 345. Мой приказчик Мак-Уибл уже достал необходимую сумму.

При этих словах Мак-Уибл выказал явное беспокойство и заерзал на своем стуле с видом крайнего смущения. Наконец, несколько раз прокашлявшись для вступления и произнеся на разные лады множество заверений в преданности собственному патрону и ночью, и днем, и в этой жизни, и в будущей, он начал с обиняков, говоря, что банки-де перенесли всю свою наличность в замок, что, без сомнения, Сэнди Голди, серебряных дел мастер, сделает все, что может, для его милости, но что остается мало времени для составления закладной и что, если бы его милость Гленнакуойх и мистер Уэверли могли…

— И слушать, сэр, такого вздора не хочу, — сказал барон тоном, который заставил Мак-Уибла замолчать, — действуйте так, как мы договорились до обеда, если вы желаете оставаться у меня на службе.

На это категорическое распоряжение приказчик, хоть и почувствовал себя так, как если бы его кровь стали перекачивать в жилы барона, не посмел ничего ответить. Поерзав еще немного на стуле, он наконец обратился к Гленнакуойху и сказал, что, если его милость располагает большим количеством денег, чем ему потребуется в походе, он может дать их в рост, и на очень выгодных условиях, в самые верные руки.

На это предложение Фергюс от всей души расхохотался и, когда обрел дар речи, ответил:

— Премного благодарю, мистер Мак-Уибл, но вы прекрасно знаете, что у нас, солдат, принято выбирать банкирами своих хозяек. Вот, миссис Флокхарт, — сказал он, вынув из туго набитого кошелька четыре или пять золотых и бросив его с оставшимися деньгами ей в передник, — этого мне хватит, а вы берите остальное. Будьте моим банкиром, если я останусь в живых, и моим душеприказчи ком, если я буду убит. Но смотрите не забудьте дать чего-нибудь гайлэндским кайллиахам note 346, которые громче всего будут вопить коронах по последнему из рода Вих Иан Вора.

— Это testamentum militare note 347, — произнес барон,

— которое у римлян отличалось тем, что могло быть сделано и устно.

Но нежное сердце миссис Флокхарт растаяло в ее груди от речей предводителя; она начала что-то жалобно лепетать и положительно отказалась притронуться к завещанным деньгам, так что Фергюсу пришлось их взять обратно.

— Ладно, — сказал он, — если меня убьют, пускай они достанутся гренадеру, который вышибет из меня мозги, но я уж постараюсь, чтобы ему пришлось для этого потрудиться.