Пещера. Ведьмин век. Долина Совести - Марина Дяченко

Первый, кто встретился им на пути, был Дод Дарнец; Павла благосклонно ему кивнула, ведь если бы не Дарнец, вешавший ей лапшу на уши в кафе-стекляшке посреди телецентра, если бы не та историческая беседа – их встреча с Тританом могла бы…

Да ну, сказал внутри нее насмешливый голос Рамана Ковича. Состоялась бы, будь уверена. Тритан хотел выйти на тебя – и вышел, а орудием его мог служить хоть Дарнец, хоть тот плешивый экспериментатор, Борк, хоть кто угодно еще…

– Тритан, это ведь ты велел Дарнецу меня завербовать?

– Я, – отозвался он без колебаний. – В моем лице – Познающая глава.

Голос Ковича внутри Павлы рассмеялся.

Но Познающая глава так и не собралась на мне жениться, укоризненно напомнила она поселившемуся в душе цинику.

Проклятый Кович…

Да. Без кого бы встреча с Тританом не состоялась точно – так это без Рамана. Без лютого саага, трижды упускавшего жертву.

– Тритан, а куда мы идем?..

Вопрос запоздал. Перед ними уже распахнулись белые двери, и в нос ударил ядреный запах больницы. Павла привычно съежилась – опять?!

– Мы сделаем простое дело, – Тритан кивнул двум молчаливым мужчинам в белых халатах, и те споро развернули какие-то страшноватые приготовления, – вот, взгляни…

Он с предосторожностями вытащил из бронированного сейфа плоскую коробочку, внутри которой помещалась ампула, а уж внутри ампулы плавал в прозрачном растворе шарик, похожий на икринку.

– Это маячок, Павла. Он передает постоянно один и тот же сигнал в одном и том же диапазоне. Мы ежесекундно будем знать, где ты находишься. В таких условиях похитить тебя становится, гм, гораздо сложнее… То есть это на крайний случай, потому что тебя будут охранять. Это – предосторожность, страховка…

– Я буду носить его с собой? – спросила она, недоверчиво разглядывая содержимое ампулы.

– Ты будешь носить его В СЕБЕ, – мягко поправил Тритан. – Нет, не беспокойся, дискомфорта не будет. Я все сделаю сам.

Через час они покинули Центр – Павла шагала неуверенно, прислушиваясь к собственным ощущениям, то и дело касалась ладонью живота. Она – всего лишь огонек, ползущий по зеленоватой карте на экране дисплея. Светлячок…

– Тритан, ведь это же не на всю жизнь?!

– Конечно, нет. Что-нибудь изменится, мы что-нибудь придумаем… Но пока ты сможешь ходить на работу. Здорово, правда?

Здорово, подумала она горестно. Любой школьник имеет это «здорово» в избытке. Она сама жила этим, не осознавая, какое это благо. Свобода ходить по улицам. Днем и ночью. И никому в голову не придет, что это может быть опасно…

В свое время Тритан рассказывал страшные сказки о городах, где с наступлением темноты замирает жизнь. Где каждый запирается в своем жилище. Где даже среди бела дня человек может столкнуться с желанием насиловать и убивать. Резать, как схруль. Рвать на части, как сааг. Грязно спариваться, будто барбак…

Она тряхнула головой.

– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил Тритан.

Она чувствовала себя, как светлячок на экране дисплея.

Инспекция наконец-то закончила работу – и явилась со скорбными лицами к Раману в кабинет. Целый ряд нарушений, крупных и мелких – ревизоры вынуждены доложить в Управление о проблемах, существующих в театре, возможно, Управление решит направить к господину Ковичу еще одну комиссию, более компетентную, и…

Раман улыбался. Вернее сказать, ухмылялся, от уха до уха; под этой его ухмылкой тушевались оба – и нарочито вежливый, и шумно-фамильярный ревизоры.

Конечно, господа инспектора поступят так, как велят им инструкция и совесть. Конечно, он, Раман, с благодарностью примет к сведению их достойные всяческого внимания выводы. Он должным образом ценит их усилия и потраченное время; пожалуйста, он будет рад видеть их еще и еще…

Ревизоры ушли, убежденные, что за спиной Ковича стоит, уперев руки в бока, по меньшей мере Первый советник – а то и сам Администратор вместе с женой, зятем и министром финансов. Раман зло рассмеялся.

Прошла жутчайшая репетиция по выставлению света. Прошел первый прогон от начала и до конца; Раманов замысел перестал быть замыслом. Теперь он существовал сам по себе. Отдельно от своего создателя, и Кович порой пугался этой самостоятельной, инициированной им новой жизни.

Он устраивал ночные репетиции. Он собирал их в зале – всех, вплоть до самой мелкой костюмерши – и, анализируя репетиции, хвалил всех запоем. Он обожал их – никогда в жизни он не испытывал столько любви сразу; Лица ходила королевой и работала так, как великолепная Клора Кобец не смогла бы работать никогда.

На втором прогоне он ввел молчаливую фигуру с хлыстом, время от времени бродящую по заднему плану. Эффект был потрясающим – сидевшие в зале обмирали, у радиста тряслись руки, и он опаздывал давать музыкальные номера. Против обыкновения, Раман не упрекнул его ни словом.

Иногда он пугался собственной работы. Все первое действие на сцене неспешно, но все скорее и скорее разворачивалась настоящая человеческая жизнь; во втором действии случался шок Пещеры. У Рамана просто не хватало мужества посмотреть на все это глазами наблюдателя, глазами зрителя, увидевшего спектакль впервые…

– Господин Кович? – секретаршин нос опасливо просунулся в дверь его кабинета. – Вас спрашивает та девушка с телевидения, кажется, Нимробец?..

Павла получила повышение. С Павлы, по всей видимости, на работе сдували пылинки; разговаривая с Ковичем, она избегала смотреть ему в глаза.

– Значит, Тритан не боится больше, что тебя украдут?

Его ирония ему самому казалось неуместной. Павла помрачнела, но удержалась от ответа.

– Значит, господин Раздолбеж, то есть, извините, Мырель, только тебе может доверить такое ответственное дело, как репортаж о спектакле?

Она наконец-то посмотрела ему в лицо:

– Я получила задание. Меня не интересует все, что происходит около спектакля, – она ощутимо вздрогнула, – все эти… самоубийства… мне только хотелось бы посмотреть репетицию. Если можно, фрагмент заснять; со мной работает лучший оператор, новый на нашем канале, такой Сава…

– Ты знаешь, что твой муж обещал мне спектакль прикрыть?

– При чем тут мой муж? – Павла покраснела. И тут же удивленно нахмурилась: – То есть как это – прикрыть? Что за ерунда, это же ваш театр, а не Тритана…

Он скверно усмехнулся, но объяснять ничего не стал.

– Так можно посмотреть репетицию… кусочек?

– Официальный допуск на премьеру, – проговорил Раман голосом, каким обычно начинал разговор с увольняемыми сотрудниками, – вы получите, госпожа Тодин… то есть ваш отдел получит, разумеется, для ознакомления, а ни для каких не для съемок. Как распорядиться допуском, решит господин Мырель. До этого времени… к сожалению, репетиции закрыты. В том числе для вас.