Достояние леди - Элизабет Адлер

О'Хара хозяйской походкой подошел к двери и нажал кнопку звонка.

– Уверен, – ухмыльнулся он. – Только сюда кого попало не пускают – частный ресторан. Что-то вроде клуба. Если ты не знаком с хозяином – можешь не соваться.

– Ресторан только для своих. Интересно, – проговорила Мисси. – Но зачем все это?

– Зачем?! Для конспирации, вот зачем! – рассмеялся О'Хара. – Здесь торгуют горячительным. Моим горячительным, – с гордостью добавил он. – В этом кабачке всегда опущены шторы и заперты двери. Если нагрянет полиция – есть шанс смыться и спрятать спиртное. Впрочем, вероятность облавы практически равна нулю – братья Ориконне щедро оплачивают тяжелый труд полицейских.

В тяжелой входной двери раскрылось маленькое окошко. Какой-то человек внимательно посмотрел на них из-за частой решетки. Через мгновение раздался лязг мощных замков – Мисси и О'Хара прошли внутрь. Миновав вторую, обитую кожей, дверь, они очутились в длинном низком помещении, битком набитом людьми: посетители не жалели голосовых связок, стараясь перекричать джаз-банд. В углу зала, на небольшом круглом пятачке, танцевало несколько пар.

– Видишь, как им здесь хорошо? – прокричал О'Хара в самое ухо Мисси. – И все благодаря твоему покорному слуге.

– Но на столе нет ни одной бутылки, – с недоумением проговорила Мисси. – Только чашки с чаем.

О'Хара лукаво подмигнул.

– Это у них особый чай – чай с плантаций Шемаса О'Хары.

Увидев вошедшего О'Хару, к нему подбежал официант.

– Чем могу служить, сэр? – спросил он, услужливо улыбаясь.

О'Хара повернулся к Мисси.

– Если мне не изменяет память, в прошлый раз мы пили шампанское, не так ли? Почему бы не установить такую традицию – при каждой встрече распивать бутылочку именно этого напитка?

– Почему бы и нет? – с готовностью отозвалась Мисси.

В этот день у нее было ощущение праздника – почему бы не отметить этот праздник? Ведь скоро она будет выступать в шоу Зигфельда и зарабатывать сто пятьдесят долларов в неделю. Мисси убеждала себя, что идет на это исключительно ради Азали, но в глубине души она чувствовала, что предложение Зигфельда было ей весьма лестно. Ей хотелось стать звездой бродвейского шоу… Поскорее расстаться с Ривингтон-стрит, со всей этой нищетой и убожеством! Ничто не связывало ее с этим кварталом – разумеется, за исключением Розы и Зева. Ах, Зев! И тут ее осенило.

– Боже мой! – воскликнула она, хватаясь за голову. – Я же совсем забыла: сегодня, в восемь вечера, я должна встречаться с Зевом Абрамски!

– С Зевом Абрамски? – переспросил ошарашенный О'Хара.

Мисси пришлось рассказать ему, что каждое воскресенье они встречаются с Зевом в небольшом украинском кафе.

– Мы просто ужинаем вместе – только и всего, – объяснила она. – Это совсем другое дело, чем наши с вами совместные трапезы, дорогой О'Хара. Вы же сами понимаете, кто он такой – он всего лишь… Зев Абрамски.

– Никак не пойму, что у тебя может быть общего с этим типом, – проговорил О'Хара. По выражению его лица Мисси поняла, что он ревнует. – Может быть, ты задолжала ему кругленькую сумму, и он предложил вернуть долг столь странным образом?

Мисси сверкнула глазами.

– Да как вы смеете?! Зев Абрамски – честный и порядочный человек. Кроме того, у нас с ним гораздо больше общего, чем вам могло показаться, Шемас О'Хара.

Мисси откинулась на спинку стула и с грустью подумала о Зеве: бедняга, должно быть, сидит сейчас в их любимом кафе и недоумевает, почему ее до сих пор нет. Мисси поклялась себе, что на следующий день, прямо с утра, она пойдет к Зеву и все ему объяснит. Они пойдут в кафе на следующей неделе; она больше никогда не забудет об этих свиданиях.

Она посмотрела на О'Хару, с мрачным видом сидевшего напротив нее, и рассмеялась.

– Стоит нам только встретиться – сразу начинаем ссориться, – проговорила она. – По-моему, во всем виноват ваш ирландский темперамент.

– При чем тут мой ирландский темперамент?! – О'Хара со всей силой стукнул кулаком по столу – чашки задребезжали. – Сама ты дура – не хочешь выходить за меня замуж!

– Бьюсь об заклад, если бы я вышла за вас замуж, мы бы ругались каждый день, – сказала Мисси. – У нас слишком различные взгляды на жизнь, О'Хара. Вы бы, наверное, захотели запереть меня на замок в вашем уютном гнездышке, чтобы я с утра до вечера стряпала, стирала и нянчила многочисленных детишек. Таков, наверное, ваш идеал?

– Да ты что, Мисси?! – воскликнул О'Хара, ударяя себя в грудь. – Да, я торгую алкоголем, но это не значит, что у меня нет принципов. Никогда Шемас О'Хара не позволит себе так обращаться с женой!

Мисси кинула на Шемаса лукавый взгляд.

– Не позволит? А жаль, было бы интересно попробовать.

О'Хара насупил брови и налил еще шампанского.

– Как все меняется в этом мире! – протянул он. – Всего пару месяцев назад, когда я закрыл свой салун и уехал из Нижнего Ист-Сайда, ты была несчастной, полуголодной девчонкой. А теперь… Я с трудом узнал тебя, Мисси.

– Неужели я так сильно изменилась? – спросила она.

– Еще как, – с торжественным видом произнес О'Хара. – Но все равно, мое предложение остается в силе. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Мисси подняла голову, посмотрела Шемасу в глаза и сказала:

– Давайте договоримся так: ровно через год вы еще раз сделаете мне это предложение, хорошо? И тогда я буду готова дать окончательный ответ.

О'Хара крепко сжал ее руку.

– Как ты сказала? Через год?

– Да, через год, – пообещала Мисси. О'Хара широко улыбнулся:

– О, это будет самый долгий год в моей жизни!

– Не думаю, – улыбнулась Мисси. Она была уверена, что год пролетит очень быстро.

ГЛАВА 26

В понедельник, в двенадцать часов дня, мадам Элиза отвела Мисси в Новоамстердамский театр. В пустынном зале царил полумрак—лишь слегка поблескивали в свете немногих включенных светильников позолоченные ложи. На двери, ведущей за кулисы, висели десятки объявлений, рекламировавших пудру, грим, помаду, граммофонные пластинки. Уборщицы добирали остатки мусора – вытряхивали медные пепельницы, чистили мягкие плюшевые сиденья.

При виде этого зрительного зала Мисси вспомнила раннее детство, когда отец водил ее в оксфордский театр пантомимы и в Лондонский балет. Что бы сказал профессор Маркус Октавиус Байрон, узнай он, что его дочь решила посвятить себя бродвейскому театру? Впрочем, у нее не было другого выхода. Обещанные Зигфельдом сто пятьдесят долларов слишком много значили для нее в этой жизни. Они оказались решающим аргументом. К тому же, Зигфельду удалось убедить Мисси в том, что в его шоу действительно нет ничего непристойного – в конце концов, какая разница: выступать в салоне мадам Элизы или в этом театре? И наконец, Мисси чувствовала, что новая работа должна ей понравиться.