Дорога на Компьен - Виктория Холт

Дофин резко встал и, чуть не задев супругу, подошел к окну.

— Мы слишком молоды, чтобы быть королем и королевой Франции, — сказал он. — Нам еще надо слишком многому научиться.

Он смотрел в окно — на дорогу, ведущую в казавшийся ему враждебным Париж, а она наблюдала за своим мужем так, словно видела его впервые.

Аделаида послала за Викторией, а Виктория — за Софи. — У меня есть для вас новость, — сказала

Аделаида обеим младшим сестрам, когда они обе явились к ней. — Наш отец болен оспой.

Виктория от неожиданности открыла рот, а Софи, глядя на нее, сделала то же самое. Они не отрывали глаз от Аделаиды, ожидая, когда она скажет им, что они должны делать.

— Мы должны ухаживать за ним, — сказала Аделаида. Викторию от страха бросило в дрожь. Софи в полной растерянности переводила взгляд с одной сестры на другую.

— Да, это опасно, — возвысила голос Аделаида, — но мы должны преодолеть свой страх, мы будем ухаживать за ним, как жена нашего брата ухаживала за дофином, когда он болел оспой.

— Наш брат был моложе, чем отец, и выжил, — сказала Виктория.

— Я стану ухаживать за ним. Я! Да, я сделаю все, чтобы ему стало лучше и он остался жив. — Аделаида гордо вскинула голову. — Мы не должны и не будем оставаться у постели отца, когда эта проститутка будет там. При ее появлении мы, ни говоря ни слова, выходим оттуда. Вы поняли меня? Негоже французским принцессам оставаться рядом с этой безродной женщиной.

Во дворце срочно встретились между собой священнослужители.

Как быть, совещались они, король болен оспой, такой страшной болезнью, да еще в его годы? Ведь ему уже шестьдесят четыре, а если еще учесть, какую жизнь он вел, выживет ли он?

— Необходимо последнее причастие. Король должен покаяться в грехах, — таково было общее мнение.

— Но это невозможно, пока мадам дю Барри здесь.

— Значит, надо, чтобы ее здесь не было.

— А вы не забыли, что мы обязаны ей изгнанием Шуазеля? Он сокрушил иезуитов, он враг церкви. Как можно удалить мадам дю Барри, если она — враг Шуазеля?

— Но последний обряд короля...

Священнослужители пребывали в затруднении. Им оставалось только ждать. Все зависело от состояния Луи. Если бы он поправился, те, кто выслал бы мадам дю Барри в изгнание, попали бы в опалу. Как тут было не вспомнить про мадам де Шатору. И служители церкви ждали.

Луи слабо пошевелился под одеялом и велел позвать мадам дю Барри.

— Пусть придет ко мне прямо сейчас, — сказал он. За Жанной пошел сам Ла Мартиньер.

— Вам известно, мадам,— спросил он,— что за болезнь у короля?

Она молча кивнула.

— Соприкасаясь с ним, вы подвергаете себя большой опасности, знаете ли вы об этом?

— Знаю, — ответила Жанна.

— Мы скажем Его Величеству, что вам нездоровится и вы уехали отдохнуть в Малый Трианон.

Неожиданно для самой себя Жанна взорвалась и, в упор глядя на Ла Мартиньера, заговорила, подбоченясь и отбросив всякую придворную учтивость:

— Да вы что? За кого вы меня принимаете? Он же тогда поймет, что с ним, или нет, по-вашему? Он ничего не должен знать и ни о чем не должен догадываться, иначе он сразу умрет. Уж я-то знаю его лучше, чем любой из вас. Знаю, как часто — слишком часто — думал он о смерти. Сколько раз я отвлекала его от этих мыслей! Если он узнает, что у него оспа — ему конец. Поверьте мне.

— Что же вы предлагаете, мадам? — спросил Ла Мартиньер. Она выпрямилась во весь рост. Как прекрасна — и как похожа на дитя парижских улиц — была она в эту минуту!

— Я скажу вам, что я сделаю. Я пойду к нему и останусь при нем. Стану его сиделкой. Я — и только я. Потому что, мсье, так надо ему и этого он хочет и ждет. А если я не сделаю этого, он поймет, почему.

И с тем она гордой поступью вышла из комнаты. Когда Ла Мартиньер вернулся к королю, он увидел мадам дю Барри сидящей у постели больного. Она прижималась своей щекой к его щеке и, держа руку короля в своей руке, весело смеялась, рассказывая ему о чем-то смешном.

Время от времени сломленная усталостью, она вынуждена была покидать короля, чтобы восстановить свои силы. Когда она уходила, три принцессы, узнав об этом от своих соглядатаев, проскальзывали в комнату короля подобно трем привидениям в белых покрывалах. Встречаясь с мадам дю Барри, они делали вид, что не замечают ее, как будто ее совсем и нету.

Жанна жалела их, презревших свою безопасность, спешащих к своему отцу. Она помнила, что рассказывали ей о злобном нраве мадам Аделаиды, но сейчас испытывала признательность и нежность к ней, ухаживающей вместе со своими послушными сестрами, за умирающим отцом как простая сиделка.

Луи был доволен. Всякий раз, когда сменяли его дочери Жанну, он с нетерпением ждал ее возвращения. При появлении Жанны принцессы гуськом выходили из комнаты на цыпочках.

У кого еще было три таких дочери, спрашивал себя Луи. Он почти не сомневался, что все они были немножко не в своем уме.

На восьмой день он увидел на своих руках подозрительные пятна. Луи приблизил руки ближе к свету и позвал своих врачей.

— Смотрите, — сказал он.

Врачи с огорченным видом кивали головами.

— Я вижу, для вас это не новость, — оказал король. — Выходит, вы говорили мне, что бояться нечего и скоро вы вылечите меня, а сами знали, что у меня оспа!

Врачи молчали, а Луи продолжал смотреть на свои руки полными ужаса глазами.

Итак, тайное стало явным, и страшная весть с быстротой молнии разнеслась по Версальскому дворцу, выплеснулась за пределы Версаля, достигла Парижа и разошлась по всей Франции.

У короля оспа. Ему шестьдесят четыре года. При той жизни, что он вел, вряд ли он выживет. Это конец — почти никто не сомневался в этом.

И вот уже многие в Версале спешат выказать свою преданность дофину и его супруге...

«Скоро я предстану перед Богом, — думал Луи. — Мне еще повезло. У меня есть время для покаяния».

Он велел привести к нему парижского архиепископа и сказал ему:

— Мне предстоит долгий путь, я должен подготовить себя к нему.

— Сир, — сказал архиепископ, — вам надо примириться с Богом. Но прежде, чем вы исповедуетесь в своих грехах, я вынужден напомнить вам, что есть некто, кто разделяет с вами многие из них и чье присутствие при дворе богопротивно.

— Вы говорите о той, что принесла мне самое большое утешение.

— Я говорю, сир, о женщине, которая препятствует вам на пути к спасению души.

— Кто там стоит в дверях? — спросил Луи.

— Это мадам дю Барри, сир.