Метро 2033. Отступник - Элона Демидова

Мысленно взмолившись всем богам о том, чтобы эта пытка поскорее закончилась, Артур, почесав затылок и тяжело вздохнув, неуверенно произнес:

– Они вроде гадают как-то… открывают на любой странице и смотрят, что написано, а может, еще как…

– Короче, ты не знаешь, – заключил царь и открыл том.

Взгляд правителя уткнулся в черно-белую картинку: двое мужчин, в спадающих до земли одеждах, стояли перед огромной пещерой, над которой затейливо извивалась лента с надписью: «Lasciate ogni speranza voi ch’entrate»[6].

– Гадали, значит, – медленно проговорил Антон, – гадали…

«Интересно узнать, как переводятся эти слова, – подумал правитель, но тут же одернул себя. – На хрен все это дерьмо!»

– Если верить твоим россказням, сын мой, – царь швырнул книгу в кузнечный горн, – то запретка проходит по Смирновскому переулку. Но никаких живых тварей, кроме ящериц, мы так и не обнаружили. Мы были в парке, были на рынках, были в скверах, были во всех тех местах, где можно укрыть скот. Но ничего не нашли. Где их женщины? Где старики, дети?

Антон осмотрел закопченный свод храма; стало заметно темнее и теперь лики святых под слоем гари были совсем неразличимы.

– Через час наступит ночь, и день, считай, потрачен впустую.

– Ну, не совсем впустую, – осмелился возразить Артур. – Теперь мы знаем, что в Запретной зоне их нет.

– Ты ничего не знаешь, что нужно знать, и радуешься тому, что наконец это понял? – царь продолжал изучать закопченные стены и потолок.

– Правитель, я не думаю, что Запретная зона идет по прямой линии, – вмешался Анатолий. – Она может искривляться. Например, мы не были в Приморском парке, а ведь это очень хорошее место для того, чтобы спрятаться.

– Да, ты прав, – согласился Антон, немного поразмыслив. – Черт, ты прав. Эти ублюдки могли там затаиться. Вот только одна проблема: наступает ночь, и мы не можем прямо сейчас туда пойти. Ведь если верить россказням моего дорогого сынули, выродки прекрасно видят в темноте. Мы только спугнем их и вряд ли многих сумеем поймать.

– Ну так пойдем завтра утром, – сказал Артур, – разве это проблема?

– Да у тебя вообще нет проблем, кроме посещений борделя, – процедил сквозь зубы царь. – Направляйся в трапезную, объяви бойцам, чтобы начинали ужинать. Спать будем тут.

– Сколько человек отправить за припасами? – с облегчением спросил Артур, мысленно радуясь тому, что отец соизволил его отпустить.

– Какие еще припасы? Ты что, думаешь таскаться по городу в темноте? У всех есть сухпай. Вот им обойдетесь. И никакого огня. Нам ни к чему обнаруживать себя.

Когда Артур, пятясь задом, ушел, Анатолий спросил:

– Ты полагаешь, что мутанты не знают нашу дислокацию?

Антон ничего не ответил; развернувшись, он направился к высокой, в пару человеческих ростов арке, перекрытой резными двустворчатыми дверями. Инструктор последовал за ним.

– Я думаю, тварям известно, где мы находимся, – сказал царь, когда они оказались на улице. – Но так же думаю, что расслабляться бойцам не следует. Пусть помнят, это не прогулка. Хотя, конечно же, выродки не осмелятся напасть, а будут продолжать гадить исподтишка. Лобовое столкновение для них равносильно самоубийству.

– Они уже уничтожили шестерых наших бойцов, и сделали это именно самоубийцы, – задумчиво протянул Анатолий.

– Я не забыл. Поэтому выбрал для ночлега именно церковь, а не какой-нибудь дом, где можно было бы разместиться с большим удобством. Смотри, – правитель указал на колокольню, а затем сделал дугообразное движение рукой. – Уродам нужно пройти минимум сорок метров по открытой местности с любой стороны, а потом перелезть через двухметровую стену, а потом еще штурмовать двери. Для городских условий укрепление очень удачное. На колокольне сделаем смотровую вышку. К тому же здесь, как ты сам сказал, имеются колокола – если что, часовые в набат ударят.

Анатолий вдохнул полной грудью вечерний воздух. Пахло послегрозовой свежестью. Ветер давно стих, и над городом нависла тревожная тишина. Не было слышно ни птичьего пения, ни шелеста листьев, ни даже извечных цикад. Лучи низкого солнца, найдя брешь в свинцовых тучах, окрасили горизонт кровавым пурпуром.

Несмотря на уверенность царя, что мутанты не решатся дать открытый бой, начальник гвардии так не считал. Однако сейчас не это было важно. Главное заключалось в другом: нуклеары, как по свидетельству Артура называли себя мутанты, показали готовность умереть, но не сдаться отлично вооруженному и обученному противнику. Дикари одержали первую победу в этой войне – психологическую. Молодой камикадзе и мальчишка с кошачьими глазами, сгоревшие хижины, курятники и свинарники, глумливые надписи на памятниках, – все словно говорило: нам и своего не жалко, а уж вас мы точно не пощадим. С сопротивлением такого рода бойцы Лакедемона еще не сталкивались.

– Правитель, – сказал Анатолий, вслушиваясь в вязкую тишину наступающей ночи, – полагаю, на колокольню надо поставить на дежурство двух бойцов, так же по два пойдут на точки возле окон кузницы и возле окон трапезной. Менять часовых предлагаю каждые четыре… нет, три часа. А под утро на посты должны заступить лучшие из нас, те, кто успел подержать оружие в руках до коллапса, в том числе ты и я.

– Да… Разумно, – ответил царь, продолжая рассматривать храм. – Наверное, выродкам тоже известна нехитрая тайна о лучшем времени для ночных нападений. Поэтому с трех и до рассвета караулы надо усилить. И вот еще: поставь на ворота пару растяжек. Только скрытно, не мельтеши там…

Глаза Ромки быстро привыкли к темноте; луна подсвечивала серебром слоистые неплотные облака, поэтому парень хорошо различал контуры деревьев и крыши домов.

«Хорошо, если б площадка была повыше, – подумал юный солдат. – Тогда еще дальше удалось бы увидеть».

Он поправил автомат на плече, а потом перегнулся через перила и посмотрел на белеющую внизу каменную ограду, которая шла неровной линией, отдаляясь от трапезной, и почти примыкала к храму возле входа.

– Странно они как-то строят, эти мутанты, – проговорил Ромка вполголоса. – Почему-то забор идет неровно, и высота маленькая, и вышка какая-то низкая.

– Идиот тупой, все было до Великого Коллапса построено, – рявкнул, не оборачиваясь, его рослый напарник. – И, вообще, заткнись, Роман, сын Георгия, инструктаж забыл? Отслеживай свой сектор молча!

– Заткнись, заткнись… – пробурчал насупившийся Ромка так, чтобы напарник не разобрал слов. – На два года всего старше, а понтов…

Ромка не любил Павла за подчеркнутую официальность, вечно задранный нос и активное желание показать молодняку собственную серьезную значимость. С товарищами он в любых ситуациях держал дистанцию, называл их исключительно полными именами. Хотя, конечно, это лучше, чем то, что вытворял царский наследничек Артур, который с насмешливой физиономией мог запросто при всех ляпнуть: «Привет, цветок полей и огородов!», толсто намекая на Ромкино прозвище Ромашка. Кому хочешь станет обидно…

Парень вспомнил о матери. Она первая стала называть сына Ромашкой. Но от нее слово не звучало оскорбительно, да и когда это было? В далеком детстве… Мама, мама… жила-жила, а потом умерла от степного поветрия.

Ромкины мысли об умершей привели за собой желание прикрыть глаза и вообразить себя пятилетним мальчиком. Как хорошо было бы оказаться снова в тех временах, еще до интерната! Конечно, годы были голодные, и даже полноправным гражданам не удавалось наедаться вдоволь, но и счастливых моментов выпадало больше…

…бывало, сидишь, ждешь, когда же придет мама. Сосешь палец или игрушку облизываешь, потому что очень хочется есть. А мамы все нет, нет. И уже, кажется, что она никогда не придет. Больше не нужны кубики, солдатики, книжки с картинками, ничего больше не нужно, только бы побыстрее пришла мама. Он все чаще с беспокойством посматривает на дверь, становится очень одиноко, даже страшно. Еще немного – и заплачет, потому что нет ничего ужаснее, чем быть покинутым. И вот, когда кончаются силы ждать, вдруг слышится возня за порогом, мгновенно заставляющая подскочить, и возникает мама в длинном сиреневом платье, в такого же цвета косынке, с матерчатым мешочком в руках, в котором лежит картофель, морковь или даже кусочек мяса.

– Привет, Ромашка, – ласково говорит она, – заждался, маленький мой? Проголодался, поди? Ничего, пожди чуток, сейчас я сварю картошечки и ты покушаешь.

О, какая безмерная радость наблюдать, как мама разводит огонь в печи и готовит ужин, который заставит, наконец, замолчать непрерывно урчащий животик. От счастья на глаза наворачиваются слезы, а фигура самого любимого, дорогого на свете человека видится размыто…

Ромка содрогнулся всем телом, открыл глаза и, схватившись за балюстраду, сообразил, что едва не потерял равновесие. Парень пришел в ужас: он заснул на посту, а сколько спал – только секунду или целый час – неизвестно.