Моби Дик, или Белый Кит - Герман Мелвилл

трехсот шестидесяти миль, джентльмены, пересекая весь штат Нью-Йорк, через многочисленные людные города и цветущие села, через огромные, мрачные, пустынные болота и тучные нивы, которым нет равных по плодородию, мимо бильярдных салунов и баров, через святая святых великих лесов, по римским виадукам, переброшенным через индейские реки, в тени и на солнце, мимо счастливых сердец и печальных, по всему широкому и живописному простору благородных земель страны Мохок(201), под стенами белоснежных церквей, чьи шпили стоят словно верстовые столбы, одним непрерывным потоком течет по-венециански развратная и подчас преступная жизнь. Там подлинная страна дикарей, джентльмены, там воют язычники, они там всюду, совсем рядом с вами, в густой тени, отбрасываемой церквами, и под их надежной и снисходительной защитой. Ибо по некоей удивительной и роковой закономерности грешники, джентльмены, подобно пиратам у вас на родине, которые, как отмечают многие, всегда поселяются вокруг храмов правосудия, обитают главным образом вблизи святых мест.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Кто это там идет — монах? — спросил дон Педро, с забавной тревогой глядя вниз на оживленную площадь.

— К счастью для нашего друга северянина, инквизиция сеньоры Изабеллы(202) начинает слабеть в Лиме, — заметил дон Себастьян со смехом. — Продолжайте, сеньор.

— Минутку! Простите! — воскликнул кто-то из присутствовавших. — От лица всех нас, жителей Лимы, я хотел бы заявить вам, сэр мореход, что от нашего внимания не ускользнула деликатность, с какой вы удержались от замены далекой Венеции на современную Лиму. Прошу вас, не благодарите и не старайтесь казаться удивленным — вы ведь знаете поговорку всего побережья: «развратна, как Лима». И это полностью совпадает к тому же с вашим описанием; церквей здесь больше, чем бильярдных столов, они всегда открыты и «развратны, как Лима». То же и в Венеции; я был там, в священном городе блаженного евангелиста Марка! (Да очистит его святой Доминик!) Ваш стакан, сэр! Благодарю, я наливаю! А теперь наполним снова!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Если красочно живописать канальца и его занятия, джентльмены, из него вышел бы превосходный драматический герой, настолько он полновесно и живописно порочен. Подобно Марку Антонию, день за днем плывет он лениво по зеленому цветистому Нилу, открыто забавляясь со своей краснощекой Клеопатрой(203), подрумянивая свое золотистое, как персик, бедро на солнечной палубе. Но на берегу вся эта изнеженность исчезает. Каналец с гордостью принимает облик настоящего бандита; низкая шляпа с опущенными полями, украшенная пестрыми лентами, дополняет его великолепный портрет. Он гроза улыбающейся невинности деревень, мимо которых проплывет; его смуглого лица и безудержной дерзости побаиваются и в городах. Однажды, когда я плавал в его вотчинных водах, один каналец выручил меня из беды; выражаю ему сердечную признательность; мне вовсе не хотелось бы быть неблагодарным; но ведь равная готовность поддержать в несчастье бедного незнакомца и ограбить встречного богача и служит обычно у разбойников главным искуплением за все их грехи. В целом же, джентльмены, о том, сколь разгульна жизнь на каналах, красноречиво свидетельствует то обстоятельство, что в нашем разгульном китобойном промысле подвизаются столь многие из наиболее отпетых выпускников этой школы и что едва ли какие-либо другие представители человечества (кроме разве что сиднейцев) вызывают меньшее доверие наших капитанов-китобоев. Удивительно, не правда ли? А ведь для многих тысяч наших деревенских подростков и юношей, рожденных на берегах этого водного пути, полная испытаний жизнь Великого канала представляет собой единственную ступень, ведущую от мирной жатвы на ниве христианства к безрассудной вспашке языческих морей.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Понятно! Понятно! — воскликнул порывисто дон Педро, орошая чичей шитые серебром кружевные манжеты. — К чему путешествовать? Весь мир — та же Лима! Я было думал, что на вашем умеренном Севере люди так же холодны и бесстрастны, как горы… Но продолжайте ваш рассказ!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Я остановился на том, джентльмены, как Стилкилт дернул за бакштаг. В ту же минуту его окружили трое помощников капитана и четверо гарпунеров и стали теснить к борту. Но тут вниз по вантам соскользнули, с быстротой зловещих комет, двое канальцев и ринулись в самую гущу, чтобы помочь своему товарищу выбраться на бак. Им на помощь бросились другие матросы, все смешалось и перепуталось, а доблестный капитан, держась подальше от опасности, прыгал с острогой в руках, приказывая своим офицерам загнать на шканцы и избить негодяя. По временам он подбегал к самому краю непрерывно вращавшегося клубка людей и бросал острогу в его сердцевину, целя в предмет своей ненависти. Однако они не смогли одолеть Стилкилта и его молодцов; тем удалось захватить бак, и, быстро подкатив несколько огромных бочек и поставив их в ряд слева и справа от шпиля, эти морские парижане скрылись за баррикадой.

— А ну, выходи, разбойники! — загремел угрожающе капитан, потрясая зажатыми в каждой руке пистолетами, которые только что принес ему стюард. — Выходи, бандиты!

Стилкилт вспрыгнул на баррикаду и прошелся по ней, бросая вызов направленным на него пистолетам; однако он дал ясно понять капитану, что его (Стилкилта) смерть будет сигналом для кровопролитного морского бунта. Опасаясь в душе, что именно так и случится, капитан несколько сбавил тон; все же он приказал инсургентам немедленно вернуться к исполнению своих обязанностей.

— Обещаете не тронуть нас, если мы это сделаем? — спросил их главарь.

— А ну, давай за работу! Давай за работу! Я ничего не обещаю! Делай свое дело! Вы что, хотите потопить судно? Нашли время бунтовать! За работу! — И он снова поднял пистолет.

— Потопить судно? — вскричал Стилкилт. — Да пусть тонет! Ни один из нас не вернется к работе, пока вы не дадите клятвы, что не поднимете на нас руку. Что скажете, ребята? — спросил он, оборачиваясь к своим товарищам. Они ответили восторженным криком.

Ни на минуту не спуская глаз с капитана, Стилкилт обошел баррикаду, отрывисто бросая:

— Мы не виноваты; мы этого не хотели; я ведь сказал ему, чтоб положил молоток; это же ясно было и ребенку; он должен был знать меня; я же сказал ему: не дразните буйвола; черт побери, я, кажется, вывихнул себе палец о его челюсть; где у нас ножи, ребята, в кубрике? Ничего, братцы, приглядите себе по вымбовке! Говорю вам, капитан, остерегитесь! Дайте нам слово, не делайте глупостей; забудьте все это; мы готовы встать на работу; обращайтесь с нами по-людски — и мы ваши; но пороть себя не позволим!

— За работу! Ничего не обещаю! За работу, говорю вам!

— А ну-ка, послушайте, капитан! — закричал Стилкилт, яростно взмахнув рукой. — Среди нас немало