Филумана - Валентин Шатилов

– Я… – начала я, не зная, как продолжить. Но новое изъявление царовой милости, к счастью, остановило меня.

– Эта просьба будет рассмотрена позже.

Тихий голос со стороны трона продирал до самых внутренностей. Хотелось крикнуть этому парню: «Да вы же серьезно больны! Пожалейте себя – разве можно доводить организм до такого состояния!?» – Уединенция окончена! – гулко провозгласил глашатай за нашими спинами.

Михаил поднялся с колена, мы, склонив головы, попятились к дверям.

– Княгиня, вы отказываетесь выходить за меня? – задумчиво спросил Михаил в карете.

– Мы вообще не говорили с вами об этом, – сообщила я, отвернувшись к окошку.

– Давайте поговорим, – предложил он. Я пожала плечами.

– Княгиня, – вдохновенно начал Михаил.-Я прошу и умоляю: выходите за меня!

– Для чего? – нетерпеливо прервала я его речь.

– Как это? – не понял он. – Будем мужем и женой.

– Ну и что?

– Детишек нарожаем…

Я живо представила себя в родильном зале в качестве роженицы: испарина на лбу, мокрые от пота, спутавшиеся волосы, злая акушерка требует: «Тужьтесь, мамочка! Я кому сказала – тужьтесь! Орать раньше надо было, когда с мужиком ложилась!» – Заманчивое предложение, князь… – вздохнула я. – Только такими посулами и можно завоевать женское сердце.

– Но я люблю вас! – сообщил Михаил. – Я каждый день доказываю вам это!

– Ваши доказательства… м-м… очаровательны, – не могла не согласиться я. – Но они относятся, скорее, к области физиологии…

– Хорошо, я докажу вам по-другому! Вы ведь не читаете моих мыслей – я правильно понял?

– Да. А это означает что-то особенное? —заинтересовалась я.

– Еще как означает! Знаете ли вы, княгиня, одно простое правило: дополнительный подарок, которым может одарить княжеская гривна, действует во всех случаях, кроме тех, когда это действие направлено против любимого человека. А, не знали! Мой отец, князь Никита, попробовал однажды нарушить это правило. Разругавшись как-то вдрызг с моей матушкой, в ярости хотел спалить ее своим огненосным взглядом. Надулся, стал красный как рак, потом чуть не упал замертво от напряжения, а закончилось все тем, что спалил новенький буфет позади нее. А ее пламя даже не коснулось! Ведь он не мог причинить ей никакого вреда – потому что любил без памяти. Ну, потом было примирение, они плакали, обнимались… А в тот страшный год, когда она умерла… Я вам рассказывал… Он ведь так больше и не женился. Мы. Квасуровы, – однолюбы. И вы не читаете моих мыслей по той же простой причине – вы любите меня!

– Моя любовь – это мое дело! – сердито сказала я. – И вовсе никакой не повод для скоропалительного замужества!

– Но ведь еще я, княгиня!… Я ведь тоже люблю вас! Вы не поверите, – он смущенно отвел глаза, – я даже проверял свои чувства с помощью Витвины. Дарованная ею способность– вы зовете ее телекинезом – никак не действует, когда я пытаюсь применить ее к вам. Столько раз пытался сдвинуть хоть одну-единственную прядь на вашей милой головке, хоть пошевелить заколку в ваших волосах – бесполезно! Я люблю вас, княгиня, – это проверено и доказано!

– Очень интересно. – Я смотрела в окно отсутствующим взглядом.

И князь разволновался наконец не на шутку: – Да в конце концов, княгиня! Я просто люблю вас! Без всяких проверок и доказательств! Ваш голос, ваше лицо, вашу больную ручку, ваш решительный нрав. Что бы вы ни сделали– я люблю все это! И что бы ни случилось – буду любить всегда. И если вы вдруг умрете, для меня жизнь потеряет всякий смысл – мне ничего не останется, как взойти на ваш погребальный костер!

– Не притворяйтесь антом! – погрозила я пальчиком.

– Да, – опомнился Михаил. – Конечно, я не сделаю этого. Мои обязанности… Я вынужден нести их. Они не дадут мне прервать свою жизнь вместе с вашей. Но притягательность других женщин для меня больше не существует. Давно. Сразу после того, как я увидел вас, там, в Суроже, в окошке на втором этаже… Я ведь тогда враз понял, что нашел свою любовь. И теперь уж не отдам ее ни за что! Княгиня, милая, дорогая моя, любимая, я люблю вас, выходите за меня замуж!

Он взял мои ладони, прижал к своим горячим щекам, потом повернул голову, целуя каждую раскрытую ладошку – то одну, то вторую – и все это время не сводя с меня глаз. Ожидая. Надеясь. Требуя.

И все-таки не выдержал этого ожидания: – Да? Скажите —да? Княгиня Наталья…

– Да! – засмеялась я. – Ну да, конечно, глупыш! Но не по чьему-то разрешению! Я не позволю какой-то «царовой воле» решать за нас нашу судьбу. Мы любим друг друга, и мы поженимся. И будем счастливы – кто бы и что нам ни объявлял!

– Княгиня сказала мне «да»! – радостно закричал Михаил, распахивая на ходу дверцу кареты. – Ликуйте, люди! Скоро будет свадьба!

Бокша тосковал. О двух серебряных грошиках.

Он стоял за моей спиной во время вечерней трапезы и мучился мыслью о собственной нищете. Первый серебряный грош нужен был, чтобы поставить свечку за счастье княгини в главном храме Вышеграда, знаменитом соборе святого Симеона. А на второй грошик было запланировано не менее важное мероприятие – посещение вышеградских девок, о которых ходили самые невероятные слухи.

– Князь, – шепнула я Михаилу, склоняясь к самому уху, – Сурожское княжество хотело бы получить у Кравенцовского небольшой заем. В два грошика.

– Это слишком мало! – жестко возразил он, грозно прищурив смеющиеся глаза. – Я настоятельно требую увеличения суммы!

– Не отчаивайтесь, князь, – утешила я. – Сумма будет увеличена. Но потом. А сейчас —два грошика. И это последнее наше условие!

Грошики были поданы, и я, вставая из-за стола, сунула их в руку Бокше, добавив: – Отпускаю на всю ночь!

Бокша хотел уже шлепнуться мне в ноги, но я строго предупредила: – Отправляйся немедленно! – И проследовала за князем.

Но стоило мне пройти мимо Никодима, как выяснилось, что тот обуреваем абсолютно теми же проблемами. Изменилась только сумма. Никодим, как и положено голутвенному, в мечтах распоряжался деньгами несравненно большими: двумя полушками.

– Князь, вы как в воду смотрели! – сообщила я. – Сумма займа растет на глазах и составляет уже два грошика и две полушки.

– Да, Вышеград требует больших денег, – важно покивал Михаил.

После чего Никодим тоже получил оплаченную увольнительную.

– Но вы ничего не сказали, княгиня, про царово величие, – сказал Михаил, обнимая меня, когда мы остались наедине. – Убедились вы, что наш цар и вправду всеведущ?

– Еще бы не убедиться! Лихо он промывает мозги своим подданным!