Мой враг, мой любимый - Хизер Грэм

– А почему ты притворяешься, что между вами что-то было? – сердито спросил он. – Ты что, лежала с ним на этой кровати? И потому тебе стыдно?

– Не твое дело, Джесс.

– Нет, мое.

– Джесс…

– Ты не любила его! Так какого черта вышла за него замуж?

– Потому что он не янки! – выпалила Кирнан, приходя в бешенство. Он ослабил хватку, и девушка быстро выскользнула из постели. Поддерживая разорванную рубашку, она в упор посмотрела на Джесса и повторила: – Энтони никогда не был янки!

Тут уж Камерон не выдержал – схватив ее за руки, он с силой притянул любимую к себе.

– Да, он никогда не был янки. Но не был и тем, кто тебе нужен. Он мертв, Кирнан. Видит Бог, я не хотел его смерти, но он умер, так же как и сотни, а может быть, и тысячи людей. И не надо делать вид, что ты любила его. Я все равно не поверю!

– Ты можешь отнять его дом, – с жаром произнесла Кирнан, – но овладеть его вдовой тебе не удастся! Я тебе не позволю – клянусь Богом, не позволю!

Она снова попыталась вырваться, но Джесс так сжал ее руки, что ей стало больно.

– Я уже овладел ею, – напомнил он с усмешкой.

– Пустите меня, капитан Камерон! – крикнула девушка.

– Ни за что. – Он посерьезнел. – Лучше выслушай меня. Я чувствую свою вину перед Энтони, потому и приехал сюда. Я подумал, что смогу сохранить его дом и семью, словом, сделать для него хоть что-нибудь. И пока что, Кирнан, мне это удается, а дальше – кто знает? Война может продлиться долго, очень долго… Сама ведь тоже сделала то, что считала нужным. Ты любишь Джейкоба и Патрисию, заботишься о них. Энтони был бы рад и мог бы тобой гордиться.

– Вряд ли он был рад, если бы вошел сейчас и обнаружил меня в твоей постели, как ты считаешь? – усмехнулась Кирнан, не спуская глаз с Джесса.

– Ты сама ко мне пришла, – заметил он.

Горячая краска стыда залила ее щеки.

– Отпусти меня, Джесс.

– Нет, пока не признаешься, что с ним у тебя никогда не было того, что было со мной. И никакое чувство вины не в силах этого изменить! Я не отпущу тебя, пока ты не скажешь этого.

– Джесс…

– Признайся же!

– Ах ты, синебрюхий мерзавец! – терпение девушки лопнуло. – Да, с Энтони у меня никогда не было того, что с тобой. У меня вообще с ним ничего не было! Мы поженились, и он тут же уехал.

– Что?! – недоверчиво переспросил Джесс.

– То, что слышал. А теперь пусти меня!

Он силой привлек любимую к себе и набросился на нее с неистовыми поцелуями, жадными и страстными. Кирнан отчаянно боролась, пытаясь вырваться, уклониться, и вдруг Джесс сам оторвался от нее.

– Скажи, что больше не будешь мучить меня, Кирнан.

– Отпусти же меня, наконец!

Она принялась молотить кулаками по его обнаженной груди, плечам, животу.

Он легко отклонял ее удары, а когда она выдохлась, крепко обнял и прошептал:

– Скажи же, Кирнан.

Горячий шепот проник ей в душу, и она вновь почувствовала, как разгорается сладкий огонь желания. Вся ее ненависть тут же улетучилась. Рука любимого скользнула по ее груди и двинулась ниже.

– Джесс…

Она рванулась прочь, споткнулась и выпустила края рубашки.

– А теперь молчи, Кирнан, – хрипловатым голосом скомандовал Камерон.

Подхватив ее на руки и не сводя с нее горящих синих глаз, он бросил любимую на кровать. Рубашка порвалась окончательно, и перед его взором предстало роскошное женское тело.

– Джесс, как ты можешь…

Он упал на нее и закрыл рот поцелуем.

Она пыталась бороться, но жару его губ невозможно было противостоять. Сладкая истома разлилась по всему ее телу. Кирнан задумчиво провела по волосам Джесса и только тут поняла, что он ее не держит.

Но теперь ей самой расхотелось уходить.

Они вновь предались любви.

Потом, истомленные страстью, уснули. Проснулась Кирнан от прикосновения восставшей мужской плоти к своей спине. Джесс обхватил ее руками и не позволил повернуться. Не меняя позы, они занялись любовью – в третий раз за ночь. А потом Кирнан снова забылась в его объятиях.

Нет, война не кончилась – ее война с Джессом.

Но сейчас она слишком устала, чтобы бороться.

Проснулась Кирнан на рассвете. Жаль, но придется вставать… Джесс протянул руку, чтобы обнять ее, но она мягко отстранилась и умоляюще попросила:

– Пусти, мне надо идти. Дети…

Он все понял и, как бы извиняясь, сказал:

– Твоя рубашка…

– Ничего страшного. Я завернусь в простыню.

И девушка заторопилась к двери, молясь в душе, чтобы никто не встретился ей в коридоре.

– Кирнан!

Она обернулась. Как он хорош: бронзовые плечи на фоне белой постели, кобальтовые глаза, спутанные волосы…

«Интересно, смогу ли я когда-нибудь разлюбить его?» – мелькнула у нее мысль.

– Я пойду, Джесс.

– Кирнан, я хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Но я не могу за тебя выйти!

– Почему, черт возьми? – вспылил он.

– Потому что ты янки! Я до сих пор не вышла за тебя именно потому, что ты янки. И сейчас не выйду. Неужели ты не понимаешь? – Ну почему он каждый раз доводит ее до слез? – Я никогда не выйду за тебя, Джесс. Слышишь – никогда! – Она резко повернулась и пулей вылетела из комнаты.

В коридоре никого не было. А в палатах уже шумели – в госпитале начинался новый день.

Кирнан влетела к себе в комнату, вся дрожа, опустилась на постель и плотно завернулась в простыню. Сквозь окна в спальню сочился рассвет. День обещал быть прекрасным.

И никто, кроме них с Джессом, не узнает, какая прекрасная ночь предшествовала этому прекрасному дню!

Но как жить дальше? Жить с ним совсем рядом – всего в нескольких шагах – и не встречаться?

Кирнан долго-долго сидела неподвижно, предаваясь мучительным размышлениям. Но проблема решилась сама собой.

Еще накануне вечером из Вашингтона прибыла депеша, в которой Джессу предписывалось покинуть Монтемарт.

Очнувшись от мучительных дум, Кирнан умылась, оделась и направилась проведать раненых. Навстречу ей попался капрал О'Малли. Он был в приподнятом настроении – за ночь не случилось ни одной смерти.

– Конечно, этим парням еще далеко до полного выздоровления. Надо благодарить судьбу, что они вообще остались живы. Жизнь вообще чертовски приятная штука, прошу прощения за выражение. А как по-вашему, миссис Миллер?

– Согласна. А насчет выражений можете не извиняться. За последнее время я ко многому привыкла, – успокоила его хозяйка дома.

– Даже тот тяжелораненый южанин идет на поправку. Как бы его не отослали в лагерь для плен… И снова прошу прощения, миссис Миллер. Все время забываю, на чьей вы стороне. И не мудрено – вы так добры к нашим ребятам! Поговаривают, правда, что вы шпионка конфедератов, а я так скажу: если в ком есть сочувствие к людям, я завсегда его распознаю. А в вас, мэм, оно есть. Да еще какое!