Великолепие - Бренда Джойс

Девочка прижалась к ней.

Подошла Тэйчили и тоже обняла Катю.

— Мы искали тебя повсюду. Где ты была?

— Я спала в своей комнате. Пришла домой, а здесь никого нет. Вот и подумала, что никогда больше никого из вас не увижу! — Катя всхлипнула.

Кэролайн представила себе, как девочке было страшно вернуться в опустевший дом.

— Все в порядке. Ты уже не одна. Мы поедем в Тверь к твоей маме. Успокойся, дорогая, — бормотала Кэролайн, прижимая к себе девочку. Слезы градом катились из ее глаз. Она заметила, что Тэйчили тоже плачет.

В этот момент во дворе послышались голоса.

Все трое замерли от страха. По брусчатке цокали копыта, а в окна проникал свет факелов. Их держали в руках французские солдаты. Кэролайн зажала Кате рот и посмотрела на Тэйчили. Они поняли друг друга без слов. Может, спрятаться в доме и подождать, пока уйдут солдаты? А если не уйдут? Вдруг они подожгут дом? Не лучше ли убежать? Вдруг их поймают?

Кто-то пытался открыть входную дверь.

— Дверь заперта изнутри, — донесся голос снаружи. — Наверное, в доме кто-то есть!

Схватив Катю, женщины пересекли холл и укрылись в гостиной. В холле раздался звон разбитого оконного стекла.

Кэролайн, услышав, как солдаты влезают в окна, подумала, успеют ли они выскочить через окно в противоположном конце гостиной до того, как сюда ворвутся французы. По холлу протопали тяжелые кавалерийские сапоги. Тэйчили подтолкнула Кэролайн к окну. В руке у нее был пистолет.

— Берите Катю и бегите, — одними губами прошептала она. Кэролайн не хотела оставлять ее одну, но гувернантка выдохнула:

— Бегите!

Выбора не было. Кэролайн схватила Катю за руку. Девочка, кажется, все поняла. Стараясь не шуметь, они крадучись пересекли гостиную и замерли у стены. Французы уже подошли к двери.

— Здесь совсем темно, несите факел! — крикнул кто-то из французов.

В этот момент прозвучал выстрел Тэйчили. Солдат вскрикнул и тяжело рухнул на пол.

— Это женщина! — воскликнул кто-то.

Прозвучал еще один выстрел, но явно из другого оружия.

Кэролайн выбила локтем оконное стекло. Осколки впились ей в руку, но она не заметила боли. Они слышали, как вскрикнула Тэйчили. Кэролайн приподняла Катю и вытолкнула ее в разбитое окно. Потом вылезла сама.

Оказавшись на веранде, они легли и затаились. Обе прислушивались к тому, что происходит в доме.

Повернув за угол, Николас увидел всадника. Резко осадив коня, он хотел было скрыться в противоположном направлении, но тут узнал Воронского. Тот подскакал к нему.

— Безуспешно? — спросил Николас, уже зная ответ. Кузен был мрачен.

— Ее нигде нет. Давай-ка вернемся домой. Может, женщины уже там с Катей.

Охваченный отчаянием, Николас повернул вороного, и мужчины пустились к дому. Цоканье копыт по мостовой громким эхом разносилось в тишине обезлюдевшего города. Николас знал, что французы уже в Москве. Он даже дважды нарывался на их патрули, но успевал вовремя скрыться.

Впереди бушевал пожар: огнем было охвачено пять больших домов. Без слов поняв друг друга, мужчины поскакали в объезд по узкому переулку.

Выехав из переулка, они наткнулись на отряд французских кавалеристов.

— Стой! — заорал их офицер.

Николас осадил вороного и, низко пригнувшись к его шее, поскакал прочь. Воронский последовал за кузеном. По ним открыли ружейный огонь. Николасу показалось, что Воронский застонал. Нахлестывая коней, они во весь опор мчались по улице. Французов отделяло от них несколько метров. Возле уха просвистела пуля.

Мужчины направили лошадей туда, где бушевало пламя. Сверху сорвалась горящая балка, и конь Николаса, заржав, шарахнулся в сторону. Едва не придавив лошадь, балка рухнула рядом, но от искры загорелись брюки Николаса. Он сбил пламя затянутой в перчатку рукой, но ожог причинял ему боль. Впереди им преграждала путь объятая пламенем повозка. Хлестнув коня, Николас послал его вперед, и тот птицей перелетел через бушующее пламя. Следом за ним прыгнул конь Воронского. Оглянувшись, Николас с облегчением увидел, что ни конь, ни всадник не пострадали. Он погладил взмыленную шею вороного, понимая, что французы теперь не рискнут преследовать их.

Воронский скакал рядом. Николас заметил, что рукав его мундира в крови.

— Ты ранен? — встревожился Николас.

— Выживу. Пуля попала в плечо сзади.

Николас кивнул. Ему слишком часто за последнее время приходилось видеть, как люди умирали от огнестрельных ран. Они мчались галопом по безлюдной улице. Пожар остался позади. Впереди виднелся его особняк. Во дворе дома он увидел несколько оседланных лошадей. Внутри мелькал свет. Николас насторожился.

В доме вскрикнула женщина.

Не медля ни секунды, он вытащил пистолет, взвел курок и, подхлестнув коня, влетел в распахнутые настежь ворота. Не слезая с коня, Николас въехал в вестибюль.

Кэролайн слышала, как вскрикнула Тэйчили, как в дом въехали на конях, как прогремел еще один выстрел и как застонал мужчина.

Катя заплакала. Кэролайн, по щекам которой тоже текли слезы, крепко прижала девочку к себе. Она понимала, что сейчас не время плакать, но силы были на исходе. Из дома снова послышался крик — крик ужаса и боли. Кэролайн приподнялась и осторожно заглянула внутрь сквозь разбитое стекло. То, что там происходило, ужаснуло ее. Пылающие факелы освещали вестибюль и гостиную. Кэролайн увидела Николаса на взмыленном вороном коне. Он держал саблю. На него наступали двое французов — тоже с саблями. Николас взмахнул рукой и рассек одному из них голову. Сабля второго солдата скользнула по крупу вороного, шарахнувшегося в сторону. Парировав выпад француза, Николас нанес ему смертельный удар в грудь.

Совладев с дурнотой, Кэролайн заметила и Воронского. Тот, тоже верхом на лошади, ожесточенно сражался с двумя вражескими солдатами. Он смертельно ранил одного из французов, и Кэролайн отвела взгляд, не желая видеть, как он проколет второго противника.

И тут не замеченный Николасом, затаившийся в темном углу француз прицелился в него из пистолета.

— Николас! — крикнула девушка.

Но было поздно. Прогремел выстрел. Кэролайн не успела понять, попала ли пуля в Николаса, потому что его конь, заржав, встал на дыбы. Воронский с обнаженной саблей метнулся в гостиную. Одним ударом сабли он отсек солдату руку по плечо. Француз, вскрикнув, рухнул на пол.

Разгоряченный Николас подъехал к Воронскому. Перед ними был последний французский солдат, растерянный и напуганный до смерти. Северьянов и Воронский замерли, высоко подняв окровавленные сабли. Стало так тихо, что было слышно, как тикают часы. При виде крови и трупов Кэролайн вдруг подумала, что лучше бы Николас проявил милосердие.