Последний бастион. Фантастические романы - Спрэг де Камп

Вопросительные взгляды («Я, конечно, учитывал все это и знаю, кто он, но…») следовали за ним по всему ресторану. Он не знал ни одного из посетителей, которые смотрели на него. Само собой разумеется, здесь присутствовали несколько человек, которых он знал, но он был рад, что все его былые друзья были заняты другими делами и не обращали на него никакого внимания. Столик, к которому его подвели, к счастью, был полускрыт за плющом, оплетающим разделительную стену. За соседним столиком, стоящим в нише, сидело двое мужчин, голоса которых Мюррей тотчас же узнал: Пат Барнетт, журналист и театральный критик из «Газетт» и Ральф Хестон-Вуд из театральной газеты «Актинг».

Оба не заметили прошедшего Мюррея. Они как раз дискутировали о репетиции, на которой только что побывали. Мюррей с интересом прислушался к их разговору и пытался мысленно перенестись в прошлое.

О Боже, сколько всего он пропустил! Почему он был так неразумен и появился здесь один, вместо того, чтобы взять с собой своего агента. Роджер охотно пошел бы с ним сюда…

Нет, вероятно, и совершенно бесцельно обманывать самого себя. Он, конечно, уже достаточно натерпелся от меня. Я бесконечно накачивал его, обременял и играл у него на нервах

С тех пор, как он покинул санаторий, с тех пор как он стал ждать и надеяться, когда уже не было надежды, Мюррей Дуглас, всем известный Мюррей Дуглас значительно лучше познакомился с самим собой.

И Мюррей Дуглас мне не особенно симпатичен.

Он изучал меню с воодушевлением только что освободившегося заключенного (ужасные быстроприготовленные закуски были такими же, как и в тюрьме) и решил заказать голубую форель.

— Какое вино подать к ней? — спросил старший официант.

— Никакого, — коротко ответил Мюррей. — Я выпью апельсинового сока.

Он зажег сигарету и откинулся на спинку кресла.

Оба критика за соседним столиком сменили тему. Мюррей сначала едва прислушивался к ним, но когда понял, о чем они говорили, то навострил уши.

— Чего вы ждете от этого Дельгадо? Ральф, вы же знаете, что это тот аргентинец, которого зацепил Близзард?

— О этот человек не так плох, это установлено точно, — ответил Хестон-Вуд. — Вы не видели как он встал на ноги в Париже вместе с Жан-Полем Гаррижо? Насколько я помню, это называлось «Три раза за раз».

— Нет, этого я не видел, но сообщения о нем от меня тоже не ускользнули, — хрюкнул Барнетт.

Хестон-Вуд рассмеялся.

— Да, я знаю, что вы написали о «Знакомствах».

— Послушайте, Ральф, что собственно значит вся эта чушь? — осведомился Барнетт. — Театральная пьеса есть театральная пьеса и существует автор, который ее написал. Но, насколько я слышал, речь здесь идет не о театральной пьесе. Существует продувной южноамериканец, который будто бы является серьезным авангардистом. Он позаботился о том, чтобы перетянуть на свою сторону Близзарда и других финансистов и повсюду собирает бездельников, бывших знаменитостей и уволенных по сокращению штатов актеров из различных закоулков, потому что ни один разумный человек не согласится с этой бессмыслицей.

Мюррей почувствовал, как по его лбу покатился пот.

— Пат, иногда вы действительно преувеличиваете с этим вашим Театром для Масс. Вы сами еще не видели работу Дельгадо, но, несмотря на это, хулите ее, — Хестон-Вуд отпил глоток вина. — Пьеса с Гаррижо в главной роли была для меня самым великим театральным событием года.

— И, несмотря на это, она не имела успеха, — констатировал Барнетт.

— Верно. Ну, в конце концов, Гаррижо покончил самоубийством.

— Да, но почему пьесу после этого больше не ставили? Почему ему не подобрали замену?

— Потому что пьеса была написана для определенного актера. Замена все бы разрушила. Эта идея — уже кое-что для нас. Только вы не хотите ничего признавать.

— Ну, ну, я не знаю. Несколько лет назад здесь был Сароян, вы его еще помните? Он делал что-то подобное в Мировом Театре, но что из этого вышло? Бессмыслица! — Барнетт налил себе стакан вина. — Поставили актеров на сцену, дали им несколько предложений, развили общую работу в диалогах и назвали результаты этого пьесой для сцены. Но как из этого мог получиться шедевр, если все это было сделано второклассными людьми? Я не могу в это поверить, Ральф. Лучшим из актеров все еще является Мюррей Дуглас и вы, так же как и я, хорошо знаете, что в Лондоне не существует ни одного постановщика, который принял бы к себе этого старого пьяницу. У него никогда не было большого таланта — только красивое лицо.

Мюррей резко встал. Он даже не дал себе труда отодвинуть стул. Несколько тарелок и стаканов упали на пол. Ноги шаркали по покрытому ковром полу. Мюррей побелел как мел, когда подошел к соседнему столику.

Хестон-Вуд уронил свою вилку, звякнувшую о тарелку. Это был последний звук. Во всем ресторане несколько секунд царила полнейшая тишина.

Барнетт взглянул на Мюррея, словно перед ним внезапно появился призрак. Пат был большим, крепко сложенным человеком с красным лицом. Его коньком в «Газетт», был «Театр для Масс» и он помещал в своей колонке фотографии, которые добывал с пеной у рта.

— Стойте! — крикнул ему Мюррей.

— Эй… будьте разумны, Мюррей!

Мюррей схватил Барнетта за галстук. В своем гневе он развил невероятную силу. Он рванул Барнетта вверх так, что стул под тем с грохотом упал. Потом он нокаутировал Барнетта точно нацеленным ударом в подбородок.

Журналист отлетел назад, ударился о чей-то столик и, пытаясь удержаться, схватился за тарелку с карамельным пудингом. Мюррей глубоко вдохнул воздух, не обращая внимания на шум голосов.

— Это умерло у вас несколько лет назад. Разве вы не понимаете этого, вы, жалкое ничтожество? Вы не критик и никогда не сможете им быть. Вы злобный болтун, лишенный такта и с дурными манерами. Когда я находился наверху, мне часто хотелось выбить вам все зубы, но я не отваживался, потому что ваша грязная колонка все же имеет силу. Теперь я внизу и вы больше не сможете мне повредить. Вы назвали меня старым пьяницей, не так ли? Прекрасно, теперь вы имеете возможность сказать мне это в лицо.

Барнетт, тяжело дыша, выпрямился. Что-то бормоча, извинился перед посетителями, в чей карамельный пудинг влез рукой.

— Мистер Дуглас! Боже мой, что вы здесь делаете? — позади Мюррея появился возбужденный Эмиль.

— Все в порядке, Эмиль. Я уже ухожу. Я не знал, что окажусь здесь под одной крышей с Барнеттом, иначе я сюда не пришел бы. Его вид портит мне аппетит, — теперь Мюррей нарочно использовал резонанс своего великолепно поставленного голоса, который раньше без микрофона заполнял весь Альберт-Холл. Он знал, что все посетители понимают каждое его слово. — Вот, возьмите это в качестве возмещения за убытки, — он сунул в руку Эмиля пять фунтов и одновременно с этим нащупал в кармане брюк мелочь. — А это для вас, Барнетт.