Хроники мёртвого моря - Александр Косарев

Дома, едва поздоровавшись с женой, он бегом поднялся на второй этаж и включил свою рабочую станцию. Пока компьютер загружался, Илья включил на прогрев и принтер, чтобы не терять и секунды на ожидание. К его вящему разочарованию на дискете содержалось только полторы странички убористого рукописного текста, первоначально сделанного, судя по коряво написанной дате, пятнадцатого июля 1940-го года. Судя по всему, это была обычная докладная записка от начальника проходческого участка, которую тот писал на имя начальника лагеря № 108. Фамилия того, кому записка предназначалась, была замазана тушью, но Хромов внимания на это не обратил, поскольку его в первую очередь увлекло именно содержание записки. И хотя она была предельно проста по форме, внешняя её незатейливость была фактически сведена на нет полной бессмыслицей описываемых в ней фактов. А они были таковы.

– После проведённой 13-го в 11.15 основной отпалки (плановый взрыв горной породы), – писал некий В.Г. Малеев, – в 15.00 в штрек 7-БИС была направлена бригада разборщиков, которые должны были к 19.00. расчистить образовавшийся после взрыва завал. После выполнения первой части задания, они должны были перенести пустую породу на носилках к сбросному лотку. Но в 17.45, так и не дождавшись выхода бригады наружу, в штрек вошёл начальник конвойной команды Бочкин М.А. в сопровождении одного из солдат. Через несколько минут оба они выскочили наружу, пребывая в крайнем удивлении и растерянности. Перебивая друг друга, они в бессвязных выражениях сообщили оставшимся у входа, что в штреке не нашли ни одного заключённого! Последнее их заявление было совершено абсурдно, поскольку штольня была относительно новая, глухая и никоим образом не связана с системой более старых горных выработок. Её начали пробивать на этом месте всего три с половиной месяца назад в нетронутом до той поры склоне горы, и выдолбленная в скале труба не имела ни других горизонтов, ни тупиковых разрезов, в которых могли бы укрыться якобы исчезнувшие заключённые. Но факт побега, что называется, был налицо. Всколыхнулся весь лагерь. По громкоговорящей связи объявили тревогу по форме пять – «Массовый побег». Вскоре к забою прибежала тревожная группа – пять человек свободной смены и Бочкин, уже не доверяя сам себе, приказал им ещё раз осмотреть горную выработку. Но тщательное её прочёсывание конечно ничего не дало, да и не могло ничего дать. Были найдены и вынесены на поверхность только две телогрейки с нагрудными номерами зеков Фильшина и Кежина, одна кирка, сломанная тележка и два лома. Куда делись десять человек, несколько носилок и все остальные инструменты, было совершенно непонятно. Незаметно выйти через основной вход они не могли никак, ибо на отвальной площадке всё это время безотлучно находились четверо конвойных во главе с самим Бочкиным. Ситуация была совершенно невозможной, если не сказать опасной. Вот поэтому работы на прииске были вскоре приостановлены и все без исключения заключённые были отконвоированы обратно в лагерь. Там провели общее построение и произвели внеочередную перекличку. Всё сходилось, не хватало именно тех десяти человек, которые и работали в 7-БИС. Срочно собрали объединённое совещание начальников участков и конвойных командиров, на котором и гражданские руководители шахтного участка и офицеры конвойных команд рассмотрели все возможные варианты побега заключённых. Именно побега, поскольку никакая другая возможность исчезновения людей просто никому не приходила в голову. Но в ходе экстренно проведённого опроса всех находившихся тут же свидетелей, было однозначно установлено, что покинуть территорию прииска у заключённых не было никаких шансов. Прежде всего, потому что убежавшей бригаде пришлось бы как-то отвести внимание сразу трёх постовых, выставленных на окружающих лагерь вершинах. Сделать это, без предварительного согласования своих противоправных действий со всеми тремя охранными постами, было совершенно невозможно, поскольку каждый из трёх легко мог заметить любые передвижения столь крупной группы людей. И, кроме того, все часовые постоянно держали под наблюдением единственный выезд из лагеря. Для очистки совести, комиссар лагеря ещё раз опросил часовых, находившихся непосредственно около штольни. И только тут, во время этого допроса, один из них вспомнил один небольшой факт, не замеченный всеми остальными. Во-первых, он отметил, что за все три часа, пока исчезнувшая бригада находилась внутри штольни, ни один из них, даже по нужде, ни разу не выходил наружу. А во-вторых, сообщил, что примерно через двадцать минут, после того как рабочие углубились в гору он, собирая обломки ящиков для костерка, краем глаза заметил якобы блеснувшую в глубине штольни короткую, но очень яркую фиолетовую вспышку. Вначале он подумал о том, что это взорвался один из не сработавших утром зарядов, но обычного хлопка от взрыва не последовало, и он решил, что ему просто-напросто показалось.

На утро следующего дня, – писал далее Малеев, – а именно 14-го, в злополучную штольню была отправлена новая бригада. На сей раз, её неотлучно сопровождали трое конвойных. Под их присмотром были разобраны оставшиеся после вчерашнего завала камни, которые незамедлительно вынесли наружу и тщательно проверили. Осмотр извлечённой породы к всеобщему удивлению не выявил ни крови от раздавленных тел, ни остатков одежды и вообще ничего, что могло бы остаться от человеческой жизнедеятельности. И только на одной плоской плите была обнаружена странная борозда, удивительным образом напоминавшая отпечаток человеческого локтя. Но отпечаток к делу не пришьёшь, и вскоре расследование фактически зашло в тупик. А через два дня, по приказу начальника лагеря, вход в 7-ю БИС, во избежание повторения подобных инцидентов, и вовсе был перекрыт массивным деревянным щитом.

В связи с этими-то обстоятельствами Малеев и просил не предъявлять к нему каких-либо претензий по поводу исчезновения заключённых, поскольку лично он несёт ответственность только за ход геологоразведочных работ, а не за соблюдение порядка в лагере. Далее следовала дата и неразборчивая подпись.

Верный своей давней привычке, Хромов выучил тест наизусть, чтобы иметь возможность проводить его анализ в любое время суток.

– Ну что же, – думал он поздним вечером, вяло ковыряя за обеденным столом кусок пережаренный рыбы. Теперь понятно, зачем я должен спешно освоить геологическую науку. Шеф хочет направить меня на место этого происшествия. Странно только, что столь сумасбродная идея пришла ему в голову, чуть не через шестьдесят лет после самого происшествия. Да, и интересно было бы узнать, где находился этот прииск? Попробую в этом вопросе оттолкнуться от официальных реквизитов. На докладной, кстати, стоит печать с надписью «Особый район НКВД». Надеюсь, что он расположен не на краю земли, а чуть-чуть поближе.