Привычное проклятие - Ольга Голотвина

— Бродяга я! — с веселой готовностью откликнулся Арби. — Еще и певец, но для вас главное, что бродяга. Все места здешние истоптал, хоть Кринаша спроси! И до Безымянки, и за Безымянкой! А что вы искать собирались, то я уже нашел!

— И показать можешь? — сощурился Комар.

— А смотря сколько заплатят! — обрадовался Арби.

Стражники переглянулись. Самый младший неуверенно протянул:

— Ой, парни… может, и впрямь, а? Платить-то не из своего кошелька, из хозяйского!..

Большое гребное судно поднималось по реке медленно, тяжело. Могучее осеннее течение упорно старалось утащить его обратно в устье.

Тагизарна приняла в себя идущие в верховьях ливни, вобрала бодрые осенние притоки. И теперь, исполнившись могучей силы, не желала терпеть на себе жалкие деревянные скорлупки, набитые людишками.

Но на этом корабле гребцами сидели не прикованные к банкам рабы, а воины, сменявшие друг друга и без надсмотрщиков гнавшие корабль против течения. Они шли в это плавание, как в поход, и налегали на рукояти весел с азартом, зная, что их рвение оценит сам король Силурана.

— Да ручаюсь! — вскинул руку к груди хозяин «Жареного петуха». — Даром, что ли, я туда бегал? Мол, соседи дорогие, жена животом мается, знахарка велела черничный кисель варить, нет ли у вас ягоды сушеной?..

— Мне плевать, под каким предлогом ты навестил Кринаша! — нетерпеливо перебил его Шадхар. — Что в «Посохе чародея» говорят про вчерашнее?

— Да только про это и говорят! И про детишек пропавших, и про ящеров, и про колдуна, который ими командовал!

— А про резной цветок?

— Ни словечка! Вот как колдун бил Тиршиала — это да… руки, говорят, у него покалечены. И что наррабанца ящеры уволокли…

— Ну уж и бил… так, разок врезал. А про цветок, стало быть, ума хватило не болтать?

— Да ежели б он хоть словцо ляпнул, сейчас бы даже куры в курятнике спорили — что, мол, за цветок такой, зачем да почему… Пусть господин не тревожится попусту. Никто не знает, из-за чего вчера суматоха поднялась. А резчик так и сказал Кринашу: мол, я того колдуна со страху совсем не запомнил. Еще раз подойдет, морду набьет — не узнаю!

— Умный, стало быть… Что ж, тогда к лучшему, что он от нас сбежал.

Шадхар не любил лишней крови.

— Мы успеем к сроку? — в который раз спросил король Незаметного.

— Да, государь. Я только что говорил с капитаном. Сейчас причалим к берегу и заночуем. А завтра к полудню как раз доберемся до этой самой Жертвенной косы.

— Этот мерзавец все рассчитал, — криво усмехнулся Тореол. — Даже силу течения и мое нетерпение! — Он неодобрительно глянул за борт. — Нет, это несправедливо: я, государь Силурана, не могу приказывать своей же силуранской реке!

— Моему государю во время путешествия по здешним местам довелось видеть Жертвенную косу?

— Нет, от постоялого двора мы пошли на запад вдоль Безымянки… Но я слышал про жертвенную чашу, поставленную на берегу в Темные Времена.

— Умоляю, пусть государь пошлет к чаше кого-нибудь другого. Ведь вымогатель не требует, чтобы за Лотосом-Целителем пришел именно король!

— А кто еще сумеет отличить настоящую волшебную вещь от обычной костяной безделушки? Я ведь умею чувствовать чужую магию.

— Но если…

— Да что со мной может случиться? Дружина рядом, лодки на воде…

Незаметный умел определять, когда с королем можно спорить, а когда пора замолчать.

Тореол тоскливо глянул на темнеющий на фоне заката зубчатый берег.

— Этот Шадхар — словно комар: вьется вокруг, а прихлопнуть трудно… И укусить норовит побольнее! А мне даже не на кого положиться…

Незаметный помалкивал, не пытаясь заверить государя в своей преданности. Он понимал: короля потянуло излить душу. И слушатель нужен чуткий, немой и безликий, как боги.

— За всю свою жизнь я верил только Керутану… Нет, Фаури тоже, но женщина — это совсем другое. Я ее защищаю, я ее берегу от любых напастей. Но иногда так хочется, чтобы и меня кто-то мог прикрыть от удара… чтобы кто-нибудь подставил щит под летящий на меня клинок…

Ночь клубилась меж деревьев на берегах, но еще боялась подступить к реке, которая, словно широкий меч, рассекала чашу.

— Сейчас причалим, — негромко сказал король. — Ночуем на корабле! И на палубу — дозорных с факелами!

— Да, государь. Сотник знает, что здесь полно Подгорных Тварей… — Незаметный поежился: мало ему придворных, которые норовят тебя с потрохами сожрать, так теперь еще чудовища из-за Грани!

— Сотник — бывалый вояка. — Краешки губ Тореола дрогнули в улыбке. — Он раньше был десятником в сотне Керутана. И в Чернолесье нечисть гонял, и на здешних берегах.

Лицо короля вновь стало суровым и печальным.

— Нечисть… да… насмотрелся я на эту мразь, когда жил у отца в Замке Расколотой Скалы. Такая же глухомань, как здесь…

Тореол махнул рукой в сторону берега. И словно ответом на этот жест откуда-то из недоброй чащобы, из-за вздыбленных скал и сцепившихся ветвями деревьев донесся протяжный низкий вой.

Король тревожно вскинул голову. Незаметный шагнул назад, быстро сделав обеими руками жест, отвращающий зло.

Весла не сбились с ритма, но по рядам гребцов прошелестел говорок.

— Керутана нет на вас, гадов! — бросил Тореол в сторону вечернего леса. — Он здешние края хорошо почистил, а теперь снова эта мерзость расплодилась.

— Охотники говорят — где-то на берегу, в скалах, открыты Врата в Подгорный Мир, вот к нам всякаяпакость и лезет! — в тон королю подхватил Незаметный.

— И у нас неподалеку от замка были Врата, — кивнул король. — И тоже где-то в скалах… Я однажды чуть не погиб…

Взгляд Тореола стал зыбким, рассеянным, утратил злую цепкость. Он говорил не для собеседника — для себя.

А Незаметный доказал, что не зря носит свое прозвище. Оставаясь на палубе рядом с королем, он словно исчез. Неслышнее призрака, скромнее невидимки, ни единым звуком не напоминал он о своем присутствии. Даже дышать словно перестал, внимая рассказу о том, как юный принц отстал от охоты и налетел в лесу на тролля.

Тореол сам почти забыл о собеседнике, хотя продолжал говорить вслух: о дубине, обрушившейся на голову лошади, о своем полете кувырком через шею несчастной Ласточки, о попытке отползти от беспощадного чудовища…

— Я попробовал встать… шарахнулся, снова упал… Все вокруг стало каким-то ненастоящим, словно сон вижу… Нет, я все чувствовал: и ствол дерева, к которому прижался лопатками… и запах этот, вонища, пот с кровью… Еще горловое рычание, даже не злобное, а будто этот скот радуется. И дубина надо мною — по дуге, я каждый сучок на ней помню… и все равно — как будто это не со мной!