Распутин: жизнь и смерть - Эдвард Радзинский

Но неизвестные просительницы, «давшие задаток», — лишь часть огромного хоровода из промелькнувших женских тел, который мог бы поразить и Казанову.

На основании донесений агентов и бесед с Распутиным Белецкий делает вывод: кроме просительниц, мучившихся от необходимости «дать задаток», главными «клиентками» распутинского дивана были женщины, которые «легко смотрели на моральные принципы и… многие из них даже гордились оказываемым Распутиным вниманием и хотя бы временной близостью к нему».

Имен этих женщин Белецкий опять же не указывает — по той причине, что и они, как правило, со странной стремительностью исчезали из квартиры на Гороховой. Задерживались лишь очень немногие, и тогда агенты наружного наблюдения, естественно, устанавливали их имена.

В 1917 году Чрезвычайная комиссия попросила этих «задержавшихся дам» ответить на неприятные вопросы.

«Шейла Гершовна Лунц, 25 лет, жена присяжного поверенного, иудейского вероисповедания, не судилась». Эта красотка увидела Распутина на вечере у профессора Озерова, которого Распутин называл «государственной слякотью».

Из показаний Лунц: «Про Распутина я уже раньше слышала много дурного, в особенности про его отношение к женщинам и потому, когда я вошла, и этот мужик в высоких сапогах и русском кафтане посмотрел на меня, я испытала неприятное чувство… Распутин… шутил, смеялся и гадал по рукам присутствующих, причем предсказания его состояли из афоризмов, представлявших из себя малопонятный набор слов. Мне, например, он сказал: „Ты страдалица, но Господь Иисус тебе поможет и твоя правда победит!“… Он шутил и с дамами, пытался обнять то ту из них, то другую, но те ему этого сделать не разрешали. Он пил и вино, хотя не в очень большом количестве… « Кудрявая красотка Шейла понравилась Распутину. И началась знакомая охота…

«Как-то он позвонил ко мне вечером от некоего Книрши, которого я ранее не знала… Он сообщил мне по телефону: „Приезжай, мы здесь очень весело проводим время“.

Квартира Книрши — одно из главных мест распутинских развлечений в конце 1915-го и в январе его последнего, 1916 года. Полицейские агенты постоянно фиксируют: «21.1.16. Распутин… поехал к Книрше», «30.1.16. Распутин… отправился к Книрше… в 4.30 утра приехал домой совершенно пьяный»…

Андрей Книрша был чиновником в страховом обществе и «альфонсом на содержании у женщин» — как сообщает о нем агент охранки. И хотя знакомые Шейлы, по ее словам, предупредили, «что он занимается темными делами», а она сама «про Распутина слышала много дурного, в особенности про его отношение к женщинам», она согласилась приехать ночью по вызову Распутина в подозрительную квартиру. Впоследствии Шейла объяснила следователю, что причиной ее рискованного приезда была… злополучная черта оседлости для евреев: «Мне очень хотелось, чтобы мои родители, не имевшие права жительства в столице, переехали в Петроград».

«Я приехала в квартиру… шикарно обставленную, но с роскошью выскочки, и застала там самого Книршу, молодого, очень полного, с широкими скулами… Его сожительница — жена какого-то старого генерала… „ Там же, к изумлению Шейлы, был и „знаменитый думский деятель Протопопов, который в то время был еще только товарищем председателя Государственной Думы и с которым я была знакома, встречая его у профессора Озерова… Нахождение Протопопова в этой компании вместе с Распутиным меня страшно поразило, и потом в разговоре с ним я заметила ему: „Вам не подобает бывать в таком месте“, на что Протопопов ответил: «Да, я согласен“ и похвалил меня за мою откровенность“.

Шейла не знала, что присутствовала при исторической встрече. Протопопов, один из вождей оппозиции, решивший идти во власть, налаживал в этом притоне контакт с Распутиным и «царями».

Вокруг мужика «в тот вечер увивалось сразу несколько дам, и Распутин… возбуждал ревность, по-видимому, бывшей с ним в близости высокой дамы, блондинки, фамилия которой была, кажется, Ясинская. Эта дама не любила и меня, может быть, потому, что Распутин говорил всем, что я ему очень нравлюсь, что мои глаза его убивают… У Книрши был ужин с массой вин. Распутин пил свою обычную мадеру и затем вызвал хор цыган… Распутин плясал… вечер начинал принимать характер оргии… и я уехала». Видимо, так и не поняв, зачем он ее позвал…

Не только желание помочь родителям, но и некий иной интерес заставил чувственную даму, будущую любовницу Протопопова, решиться на следующий шаг: она «сама позвонила к Распутину, сказала о том, что у меня до него есть дело».

И очутилась в комнатке с диваном…

«Из столовой слышались голоса, но кому эти голоса принадлежали, не знаю… Я рассказала ему о моей просьбе, сообщила о том, что когда сестра приезжала ко мне и проживала без прописки, я переживала большие волнения, и просила его мне помочь… « Тогда в столовой было слишком много народу, и ей приходится уйти. Но она опять звонит Распутину.

«Я сказала ему: „Помнишь, в чем мое дело?“ Но оказалось, что он все уже забыл, он ответил: „Ничего не помню, приезжай!“ Я приехала к нему. Он хотел меня обнять и поцеловать, но я оттолкнула его. Когда я повторила свою просьбу, он ответил: „Ну вот, я приду к тебе, познакомлюсь с твоей сестрой и все сделаю“… Я позвонила ему, и он явился ко мне, когда кроме меня и прислуги в доме никого не было. В кабинете он стал ко мне страшно приставать. Я ему заметила: „Оставь это, не надо, будем только друзьями, я мужу никогда не изменяла“. Он спросил: „А верно это, что никогда не изменяла?“ — „Честное слово!“ — ответила я. „Ну, верю! — заметил Распутин…. — Ну, если захочешь изменить, то мне первому!“… Затем Распутин спросил, нет ли у меня вина. Я сказала, что у меня вина нет, но есть спирт в 90 градусов. Распутин выпил рюмку этого спирта… закусил яблоком. Потом указав мне место за письменным столом, Распутин сказал: „Садись!“ Я села. Тогда Распутин., стал мне диктовать какую-то ерунду на церковно-славянском языке. Я исписала целый лист… Когда он ушел, я должна была опять пойти к нему с прошением: это была скучная бесконечная возня я перестала бывать у него… „ Итак, Шейла Лунц показывает, что ничего у нее с Распутиным не было. Легче всего предположить, что она врет. Но вспомним странные посещения Распутиным проституток… И еще. чувствуется некое скрытое изумление в ее показаниях. Мужик пристает к ней, но, получив всего лишь обязательный отпор, с каким-то почти облегчением ее отпускает… А она все продолжает приезжать, причем совершенно ясно, что она готова „дать задаток“. Но он не берет и продолжает свои безопасные нападения — «скучную бесконечную возню“. И вдруг она, по ее утверждению, сама обрывает явно волнующие ее приезды. Но почему?

Так же внезапно прекращаются встречи с еще одной весьма легкомысленной дамой — Марией Гаер. В «Том Деле» нет ее показаний, но есть характеристика, данная ее кучером Яковым Кондратенко: «Она… ничем не занималась… Занималась всегда разгульной жизнью, она просто, можно сказать, „панельная женщина“. Перемигнется с каким-нибудь неизвестным ей мужчиной, глядишь — приходится везти их в гостиницу… Знаю, что она часто ездила к Распутину, и тот бывало приезжал к ней и напивался у нее допьяна… « Всю вторую половину февраля 1916 года агенты фиксируют встречи Распутина с Марией Гаер: 15, 17, 19, 23, 24, 25, 28… И вдруг все обрывается. И она исчезает из его жизни.

Так же внезапно исчезает из дома Распутина еще одна весьма уступчивая дама — кокотка Трегубова, которую агенты видели «взасос целующейся с Распутиным». В «Том Деле» она описывает историю, очень похожую на ту, которую рассказала Лунц. Трегубова много раз приезжала к Распутину, и тот, по обыкновению, к ней приставал. Но стоило ей оказать легкое сопротивление, как мужик… тут же отступил.

«Раз десять я была у Распутина, в виду того, что он обещал устроить меня на императорскую сцену, но при условии, что я буду с ним в близких отношениях. На что я, конечно, не согласилась» Непонятно: если Трегубова столь целомудренна, то почему и свидетели в «Том Деле», и агенты полиции дружно именуют ее «проституткой», и зачем она, несмотря на приставания, «раз десять была у Распутина».

Их отношения, судя по показаниям Трегубовой, закончились безобразной сценой: после очередного неудачного приставания «он плюнул мне в лицо, говоря: „Убирайся к черту, жидовка“… и ушел к себе». После чего мстительный Распутин решает изгнать ее, как еврейку, из столицы. 17 января 1916 года она получает предписание от Белецкого — «чтобы до 10 вечера… выехала». И тогда она бросается к Распутину, «умоляя оставить меня в Петрограде».

Если предыдущий рассказ — правда, то на сей раз похотливый мужик добился своего. Распутин дал ей письмо к Белецкому: «Оставь, не тронь, пусть остается». Но потом она узнает, что Распутин «позвонил Белецкому и сказал: „Не оставляй — вышли ее“. По сведениям Петроградского адресного стола „означенная Трегубова выбыла из Петрограда на жительство в Тифлис“.