Александра. Клан. Книга 1 - Татьяна Кис

каких-то странных длинношеих птиц. Хищников, конечно. Они отлично устроились за восточной стеной, что оберегала их гнезда от непогоды, и жили за счёт рыбалки.

Мы уже давно и благополучно питались мясом всяких мутантов. Как оказалось, я с первых дней в этом мире ими питаюсь. Спасибо охотникам.

Стаю перебили всю. Хоть птички и были красивые, нежно лилового цвета, но… это Мёртвые земли. Наш, ужин очень грамотно действовал всей стаей, они очень быстро выяснили, кто убил их товарок и бедного стрелка спасали всем отрядом.

Разведчики также выяснили, что в бывшем городском парке на земле лежат большущие плоские цветы, этакие мухоловки гигантских размеров и с запахом крови. Цветочки охотятся на хищников, что забредали на запах.

Я даже задумалась, а не пересадить ли их просто куда-нибудь под стены. Ещё одна линия обороны, как-никак. Вовремя мастер напомнил, что цветочки, скорее всего не переживут ритуал. Слишком они уже из флоры стали фауной. Только что не бегают.

Решили их не трогать, выживут — пересадим, а нет… ну и нет.

Только к ужину второго дня все переселенцы стянулись к временному лагерю. Стало шумно и тесно. А сколько животных!

На третий день я готова была сама идти и зачищать замок. В таборе может и весело, но не жить. Точно не для меня.

Мужчины, те, что ходили на зачистку, вернулись после обеда — никто серьезный в моём будущем доме не водился. Но есть другая проблема — в одной из стен, что окружали замок, есть огромная проплешина. Потребовался ещё один день на устранение неучтённого прохода.

И лишь на пятый день нас стали переплавлять через город.

Ну что тут скажешь? Город хороший… но время есть время.

Воображение рисовало мне Бархараб живым — как по дороге ездили когда-то кареты и экипажи, как по обочинам гуляли под навесами люди… Это все должны были освещать фонари и витрины магазинчиков. И цветы! Здесь определенно должны были быть цветы… вдоль дороги в больших кадках, и лавочки между ними. Мне казалось, я могла услышать музыку из ресторанчиков и кафешек, которые располагались когда-то на первых этажах двух- и трехэтажных домиков.

Сейчас же все эти строения жёлто-серого цвета смотрели на меня темнотой пустых оконных и дверных проемов. Крыш тоже почти не было — только в очень редких случаях. Зато было много зелени — встречались деревья, что пробивались сквозь каменные плиты дороги, и вынуждали меня тяжело вздыхать — дорогу придется чинить. Встречались и полностью зеленые дома, которые утопали в разной растительности.

Почти красиво.

Замок же вблизи казался ещё более мрачным. И большим. Как там сказал мастер? На вырост… Видимо, планы у него ещё более грандиозные, чем я думала. Интересно, сколько людей должны жить в этом здании, чтобы оно ожило?

Дальше внутреннего двора меня не пустили, как и остальных.

— Почему мы не заходим?

— Несмотря на разведку и артефакты, мы не можем быть уверены, точно ли там безопасно. Сначала ритуал.

— Как? Уже?

Я смотрела на командира и не верила. Земля уплывала из-под ног и все казалось нереальным. Может я сплю? Но гер Лайнер только тяжело вздохнул и отвел взгляд.

— А чего ждать? слишком много всего надо сделать., а времени и так много упущено.

Вот оно как — как громом пораженная. Соображалось сложно. Как-то все неправильно. Нельзя провожать и прощаться с человеком, когда знаешь, что он хочет уйти навсегда. И пусть разумом я всё понимала, но принять не могла.

— И когда?

— Завтра уже все переберутся за стены замка, но на ночь точно не будем начинать. Значит послезавтра.

Глава 26

Я отправилась бродить по территории замка. Люди сновали туда-сюда, все были чем-то заняты, а на меня навалилась апатия. Не хотелось ничего видеть и ни с кем общаться. Мысль о том, что все должно быть совсем не так, постоянно крутилась у меня в голове. Несправедливо.

Я поднялась на ступени перед входом в сам замок и стала наблюдать за людьми, при этом все глубже погружаясь в меланхолию. Люди шли сплошным потоком, их быстро направляли в определенные места — Мехор носился по всему двору, стараясь за всем уследить.

Интересно, они тоже все знают о задумке мастера? Рады или сожалеют? Благодарны ли?

Прибывшие быстро вливались в общую суету. Телеги аккуратно парковались друг возле дружки, а люди тут же спешили на помощь вновь прибывшим. Ставились столы, натягивались тенты, разводились костры. Шумно.

По ступеням запрыгала забавно-продолговатая тушка с серебристой линией вдоль позвоночника. Большой уже. С забега прыгнул мне на руки. Если бы не сидела — мог бы и на спину повалить.

Ушки круглые — одно надломлено, глазиком одним смотрит внимательно, как будто все понимает. Мой Славка-антидепрессант.

— Тебе тоже будет его не хватать, да?

Мой вопрос послужил командой этому непоседе. Он начал попискивать, что-то мне рассказывая. И тянуться к шее. Он любил обниматься и своим мокрым носиком зарываться у меня в волосах.

Со Славой на руках было проще. Чувство острого одиночества немного отпустило.

Вот и наши фургоны въехали. Значит осталось всего два дня. Мало.

— Учитель, расскажи что-нибудь.

Обычно я старалась помогать всем вокруг. В походе или таком переселении как у нас всем надо быть сообща, и я помогала в меру своих сил. Сначала на меня смотрели с удивлением и старались забрать любое занятие, но со временем привыкли и разговоры о том, что так не положено, сошли на нет. Однако сегодня я не хотела ничего делать — справятся и без меня.

— Что тебе рассказать?

— Что-нибудь про себя, только не про войну, — тут я сама задумалась, а что я хочу услышать? — Ты когда-нибудь любил?

— Любил.

Меня всегда удивляло, как у некоторых людей слово действия звучит как слово нарицательное. Вот так, смотришь на человека — взгляд, потухший и погасший. Иногда вдаль. И вся поза немного потерянная. Слово становится до боли похожее на созвучное — определяющее. Любил, и ты понимаешь, что да — любил. Полный.

— Если это печалит тебя, то не надо.

— Пустое. Это было на самой заре войны и её звали Азизель, она была с далекого юга. Рабыней.

Я уселась поудобнее и погрузилась в атмосферу тех времен. Почти четыре века назад.

— Я ещё сам тогда был учеником, жил на шее учителя и клана, и считал это подарком судьбы. Меня радовали крепкая обувь и стеклянная посуда, а истории, записанные на бумаге, погружали в полный восторг. Тогда жизнь была