Игры Сатурна. Наперекор властителям - Пол Андерсон

Однако нужно спешить! Он отдал серию приказов и повел своих людей вперед. Артбатарея не двинулась с места, продолжая с истерической яростью свой обстрел здания. Из-за раскаленных осколков, вспахивающих склон холма, загорелась покрывавшая его пожухлая трава. Сквозь пламя разрывов Макензи видел, как здание начало коробиться и с его фасада откалывались целые секции, падающие наземь. Наконец сам скелет башни завибрировал, получив прямое попадание, завизжал в своей металлической агонии и рухнул, распавшись на части.

Что же там стояло, скрываясь за этими стенами?

Не было никаких отдельных помещений или этажей. Ничего, кроме лесов, загадочных машин и нескольких ярко светящихся шаров, все еще горевших то тут, то там, словно миниатюрные солнца. Внутри разрушенной теперь конструкции скрывалось нечто, почти столь же высокое — огромная сверкающая колонна, снабженная хвостовыми килями, очень похожая на ракетный снаряд, если бы она только не была столь невозможно колоссального размера.

«Их космический корабль! — подумал Макензи. — Разумеется, наши предки тоже в свое время начали строить первые космические корабли, да и сами мы когда-нибудь рассчитываем вновь их построить. Однако это…»

Лучники разразились победным кличем, его подхватили стрелки и артиллеристы. Это был сумасшедший триумфальный крик, похожий на радостный рык сильного зверя, победившего в схватке. Черт и Преисподйяя! Они одержали верх над звездами! Когда они ворвались на вершину холма, артобстрел уже прекратился, и их крик заглушил шум ветра. Дым пощипывал им ноздри, словно запах свежей крови.

Тут и там среди развалин были видны мертвецы в синих балахонах. Около полудюжины оставшихся в живых со все ног неслись к кораблю. Лучники выпустили несколько стрел. Они ударили в корму корабля и упали на землю, не нанеся никому особого вреда, однако эсперы встали как вкопанные. Пехотинцы начали торопливо пробираться через обломки здания, чтобы взять эсперов в плен.

Макензи придержал своего коня. Рядом с непонятной машиной распростерлось мертвое тело, никогда не принадлежащее к человеческому роду. Кровь существа была темно-фиолетовой. «Господи, когда люди увидят это, орден прикажет долго жить…» — подумал Макензи. Он не испытывал никакого триумфа. В коммуне Сэйнт-Хелена ему довелось убедиться, насколько все же изначально добры и прямодушны были истинно верующие.

Но сейчас было не время для сожалений или терзаний себя вопросом — насколько ужасным будет будущее человечества, сбросившего с себя последние рабские оковы. Здание на соседнем холме все еще оставалось нетронутым. Макензи нужно было укрепить свои позиции здесь, а затем, если понадобится, поддержать Фила, ведущего своих воинов на штурм второго небоскреба.

Однако тут из миникома раздался голос Спайера:

— Давай присоединяйся ко мне, Джимбо. Штурм завершен.

В одиночку, безо всякого сопровождения направившись в сторону спайеровского небоскреба, Макензи увидел, что на флагштоке, расположенном на крыше башни, уже гордо реет флаг Тихоокеанских Штатов.

У часовых, стоявших на посту при входе в здание, был напряженный, нервный вид. Макензи спешился и вошел внутрь. Вестибюль был сказочным хитросплетением фантастических цветов и красок с лабиринтом ажурных арок, через которые суетливо входили и выходили люди, словно тролли в своих пещерах-сокровищницах. Капрал провел его через зал. Это здание явно было местом расположения апартаментов, офисов, складов и помещений менее понятного предназначения… Дверь одного из кабинетов была вскрыта при помощи динамита. Потрясающие абстрактные настенные фрески, ранее плавно переливающиеся и двигавшиеся, теперь замерли, покрывшись сетью трещин и слоем копоти. Четверка угрюмых артиллеристов держала на прицеле двух существ, которых допрашивал Спайер.

Одно из созданий тяжело навалилось на нечто, что могло, по всей видимости, быть подобием письменного стола. Оно уткнулось своим птичьим лицом в семипалье ладони, и его зачаточные крылышки подрагивали от рыданий. «Значит, они могут плакать?» — ошарашенно подумал Макензи и поймал себя на внезапно возникшем желании обнять это существо и подарить ему всю ласку и нежность, на которые только был способен.

Второй чужак стоял гордо выпрямившись, облаченный в свободный балахон, вытканный из металла. Огромные глаза, цвета драгоценного топаза, смотрели прямо в глаза Спайера с семифутовой высоты, а голос с непередаваемым акцентом превращал грубую английскую речь в прекрасную мелодию:

—…звезда класса G в пятидесяти световых годах отсюда. Она едва различима невооруженным глазом, правда, не в этом полушарии планеты.

Бледное осунувшееся лицо майора напряглось, словно он собирался напасть на чужака:

— Когда вы ожидаете прибытия подкрепления?

— Следующий корабль прибудет только спустя столетие и на нем прилетит всего лишь сменная команда исследователей. Мы находимся в изоляции, отрезанные пространством и временем. Очень немногие могут быть отправлены работать здесь, пытаться построить мост между нашими разумами, разделенными такой колоссальной пропастью…

— Да, — будничным тоном произнес Спайер, кивнув. — Световой предел. Так я и думал. Если, конечно, вы говорите правду.

Чужак содрогнулся.

— Нам не остается ничего другого, кроме как говорить правду и надеяться на ваше понимание и помощь. Удар отмщения, завоевание, любая форма массового насилия невозможна, когда между нами пролегает такая огромная пропасть в пространстве и времени. Мы вложили в свой труд весь свой разум и сердце. Еще не поздно, даже теперь. Самые критические факты все еще возможно скрыть… Внемлите же мне, ради ваших же еще не родившихся потомков!

Спайер кивком приветствовал Макензи.

— У вас все о’кей? — спросил он. — У нас здесь полный комплект. Этих выжило около двадцати, этот парень, похоже, у них за боссмена. Вроде бы они единственные на Земле.

— Мы ведь и не думали, что их будет много, — сказал полковник. Его тон был столь же безжизненным, как и его чувства, — Еще тогда, обсуждая между собой, что бы могло следовать из всех примет и улик, мы с тобой решили, что их не может быть слишком много. Иначе они действовали бы в открытую…

— Послушайте, послушайте! — взмолилось существо. — Мы же пришли с любовью. Нашей мечтой было — вести вас, заставить вас самих вести себя к миру, к завершенности… О, разумеется, мы также многое приобрели бы для себя… Мы получили бы еще одну расу, с которой когда-нибудь смогли бы общаться, как братья. Но во Вселенной множество рас. Мы пытались направлять ваше будущее в основном ради несчастных страждущих вас самих.

— Этот научный контроль над историей — вовсе не ваше изобретение, — проворчал Спайер. — Мы сами время от времени пытались проделать нечто подобное на Земле. Последний раз это привело к Адским Бомбам. Нет уж, благодарим покорно!

— Но мы-то знаем точно! Великая Наука предопределяет с абсолютной непогрешимостью…

— Она предопределила вот это все? — Спайер обвел рукой обгоревшие стены.

— Случаются и флуктуации. Нас слишком мало, чтобы контролировать такое множество дикарей в мелочах. Но неужели вы не желаете прекращения войны и всех ваших многовековых страданий? Я предлагаю вам избавление от них в обмен на вашу помощь сегодня!

— Вам удалось самим развязать довольно грязную войну, — сказал Спайер.

Существо заломило руки.

— Это было ошибкой. План остается в силе, он — единственный способ привести ваш народ к миру. Я, который проделал путь меж тысячи солнц, готов пасть ниц у ваших ног и молить вас…

— Оставайтесь стоять, где стоите, — отрезал Спайер. — Если бы вы пришли в открытую, как честные люди, вам удалось бы найти среди нас слушателей. Возможно, их даже было бы более чем достаточно. Но нет, ваши благодеяния обязательно должны были быть хитрыми и коварными. Вы всегда знали, что для нас лучше. Вы ни разу не снизошли до того, чтобы спросить об этом у нас… Боже милосердный, в жизни не сталкивался с подобной наглостью!

Существо задрало голову.

— А вы говорите всю правду неразумным детям?

— Настолько, насколько они готовы к ней.

— Ваша младенческая культура еще не готова к восприятию истин.

— Кто же уполномочил вас называть нас детьми… кроме вас самих, разумеется?

— Как вы узнаете, что вы уже повзрослели?

— Я попытаюсь взяться за взрослую работу и узнаю, смогу ли я с ней справиться. Разумеется, мы совершаем непоправимые ошибки… Мы — люди. Но это наши собственные ошибки. Мы учимся на них. Вы-то как раз не извлечете никакого урока, вы с вашей пресловутой психологической наукой, о которой вы тут столько распинались. Да-да, наукой, пытающейся загнать каждый живой разум в единственные понятные для нее рамки.

Вам хотелось возродить централизованное государство, не правда ли? А вам не пришло в голову остановиться и спросить себя: быть может, феодализм более подходит человеку? Одно-единственное место, называемое родиной, которой ты принадлежишь, чьей неотъемлемой частью являешься… Сообщество со своими традициями и собственным кодексом чести… Возможность для каждого человека принимать важные решения, от которых зависит вся его жизнь… Оплот свободы, бастион независимости на пути алчных сверхправителей, которым всегда все мало, вечно жаждущих еще больше власти… Тысячи различных самобытных жизненных укладов. Здесь, на Земле, мы все время создавали сверхдержавы и неизменно их в конце концов вновь разрушали. Я думаю, что быть может, сама их концепция неверна. И, возможно, на этот раз мы попробуем создать что-нибудь получше. Почему бы и не мир, полный маленьких государств, имеющих слишком глубокие корни, чтобы слиться в единую нацию, и слишком небольшие, чтобы причинить чрезмерный вред. Они бы постепенно поднялись выше мелочных междоусобиц и вражды, но при этом сохранив собственную индивидуальность и самобытность — тысячи различных подходов к решению одной проблемы. Тогда, вполне возможно, нам и удалось бы решить ее… самостоятельно!